– Да вы что, сдурели, меня ими накормили! – завопил он.

– Кто дал ему жаб? – в полной тишине сурово спросила мама. – Кто поднес ему это блюдо?

Слуги молчали.

– Французский повар может? – неуверенно сказал кто-то. – Он мог подумать, что это деликатес...

– А потом начать размазывать фрукты по себе, ибо перестал соображать... – согласилась мама, ибо последующее поведение мальца, вывалянного в перьях и липком соке, было подозрительным.

– Но все равно, как вы осмелились явиться в мой дом в таком виде?! – строго спросила мама, наконец, обратив внимание на его вид.

– Да тот, кто меня накормил, тот и привел меня в такой вид!!! – в ярости завопил лживый мальчик.

Все замерли.

– На вас напали разбойники? – встревожился отец. – Здесь рядом тюрьма...

– Бандиты! – рявкнул этот Джекки. – Они меня пытали! – и он заплакал от унижения.

– Мы немедленно пошлем телохранителей и за приставом!

– Где вы их видели? – встревожился отец.

Грязный мальчик разводил руками.

 – Где они были? – жестко спросил он, вынимая пистолет.

– Там! – ужасная ябеда обезьяны ткнула в направлении дома.

Все замолчали.

– Вы можете их узнать? – строго сказала мама. Она уже начала подумывать, что он специально сюда приехал в таком виде, чтобы поставить их в неловкое положение, ведь я никуда не уходила...

– На меня нап-пали перед дверью Мари!

– Вы можете их узнать? – повторила, встревожившись, мама. (Я бы тоже встревожилась – а вдруг действительно узнает!) – Здесь они есть?

Я на мгновение вызывающе появилась в окне, деловито написав пальцем на пыльном стекле слюной «Итон».

– Н-не... – человек замолчал, потрусив головой.

Поскольку в моей невиновности мама была уверена, то совершенно не была уверена в невиновности слуг. Зная, что меня по-настоящему любят, она подозревала, что если тот меня чем-то обидел, то слуги сами могли пошутить с ним, невзирая на лица... Такое уже бывало в других поместьях. И там все окружающие и приезжие относились ко мне весьма внимательно...

Я благоразумно ушла прочь...

Но все равно слышала невнятное бормотание обезьянки и обрывки разговора.

– ...Может, это был китаец? – пыталась выяснить мама. – Сильный, мощный мужчина?

– Ммм...

– Индеец?

– Ммм...

– Почему же вы не сопротивлялись, не бились, не кричали, не пустили в ход свою шпагу и кулаки? – удивленно спрашивала мама, у которой обе дочери пускали в ход и то и другое иногда весьма охотно.

– Ммммммм!

Мы много путешествовали, мама и Мари часто приезжали к нам с отцом в другие страны, потому им вовсе не хотелось быть невинными жертвами, если нападут разбойники. Что было очень вероятно при нашем образе жизни. Потому Мари всегда тренировалась вместе со мной у китайца с самого детства, когда приезжала к нам... Не то, чтобы она была настоящим бойцом, но для драки с ее характером хватало... Все-таки я – заразная вещь!

Я пока украшала и изменяла комнаты, напевая... И слушая в открытое окно обрывки... Юноша сопротивлялся как мог. Но из него все-таки вытянули, что напавший был: «громадным», «чудовищным», «с громадной бородой и усами», ибо кто-то вспомнил, что видел бородатого и похожего на бандита в доме, и все решили, что это он. И невоспитанный мальчик против воли кивнул, подправив еще портрет, чтоб можно было узнать в нем недавно сбежавшего из психушки заросшего преступника, из рук которого он вырвался... Тот дрался, ругался, владел боксом и приемами, как узнали у обезьянки – в общем, был настоящий мужчина...

Я еще напевала, когда в мою комнату вошел отец.

Вначале он посмотрел мне в глаза.

– Святая невинность... – с тоской сказал он. – Если б не борода, я б сказал, что это он твой портрет нарисовал...

– А в зеркало смотрели? – деликатно осведомилась я.

– Они разбиты... – буркнул тот. – В общем, подымайся, и, пока мы будем с Джекки мыться в бане, обыщи дом и поместье и всю округу, а бородатого, этого маньяка, мне найди... Делай что хочешь, но чтоб обидчик Джекки, бородатый, был наказан.

– И что с ним делать? – меланхолично размышляла, примеривая в воображении к своему лицу бороду и размышляя, не мазохистка ли я.

– Можешь на свое усмотрение... Но чтоб его тут не было... Меня этот псих тревожит – он побил и зеркала! Может, он хотел отомстить прежнему владельцу? Или уволенные слуги подослали?

Я согласно и мудро кивала. Умная речь!

– В общем, умри, но гада найди!

– Вам важны сроки, граф? – церемонно спросила я. Отец замахнулся на меня рукой. Я отскочила и ввизгнула.

– Главное поймай... – махнул рукой граф. – Лишь бы Джекки успокоился... Полчаса туда, полчаса сюда роли не играют...

– Слушаюсь! – отрапортовала я. Смиренно важно думая, что ни отцу, ни приставу сроки не важны, и полчаса туда, полчаса сюда, когда я сдала бородатого приставу, роли не играют... Вряд ли он даже вспомнит время потом... А отец сам будет расхлебывать – по крайней мере, предлог у меня есть...

– Отправляйся париться и ни о чем не беспокойся! – сладко сказала я. – Главное, чтоб ты не мельтешил под ногами... Когда выйдешь, клянусь, задание будет выполнено, а бородатый – наказан! – абсолютно честно и с абсолютно чистой совестью пообещала я.

– Ну, смотри... – сказал отец и успокоился. Он знал, что я никогда не даю обещаний, которые не выполняю, предпочитая отделываться словом возможно, но если сказала – всегда делала.

Он, правда, не знал, что совесть у меня девственно чиста, ибо я уже сделала.

Глава 12

Мы купали обезьянку

В общем, они пошли мыть обезьянку, а я целый час с китайцами веселилась, обыскивая дом...

Самое смешное, что мы нашли тайную комнату с дорогими картинами, среди которых был спорный Рафаэль и малоизвестный Караваджо, отличавшийся удивительной плодовитостью...

Очевидно, владелец сделал себе маленький музей и прятал их тут, в комнате, куда нельзя было попасть ворам, считая «Леду с лебедем», раннюю копию Джоконды, сделанную скорей всего кем-то из учеников и кусок картона Микеланджело «Битвы при Ангиари» настоящими...

Но жемчужиной собрания были четыре картины Боттичелли с его известной утонченной моделью, из которых я узнала один подлинник и три авторских же варианта известных картин с его Афродитой из пены, сидящих после близости и прочих... Это была рука автора, хоть три из них явно копии со своих же картин с небольшими разночтениями той же обнаженной или полуобнаженной модели... Также здесь была скульптура под Праксителя и много листов рукописей того же Леонардо, которые (листы) скорей всего были подлинными...

Все-таки после смерти Леонардо их осталось около двадцати тысяч листов... Причем, как я сообразила, многие картины других мастеров были ворованными, ибо я знала, что или они есть в коллекциях других, или их украли...

Но менее знаменитые художники, хоть и не менее прекрасные, были подлинные...

Хоть количество нарисованных голых баб поражало – мне кажется, именно в этом и состояла особенность данного гм... собрания... Я очень веселилась, пока китайцы соображали, что к чему и не выперли меня оттуда. Обнаженная натура великих художников здесь была представлена в чудовищном количестве, хоть и не все были подлинники... Часто это были, как я видела, а я могла по своей наблюдательности считаться профессионалом, авторские копии...

То есть это была коллекция утонченных женских обликов и обнаженных женских тел...

Удивительно мерзкие бабы, эти Венеры, Данаи, Юдифи, Афродиты и бесчисленные просто бесстыдные голые бабы... Я по сравнению с ними никто. Впрочем, как писал один из русских, «всюду девки голые, но, поскольку для красоты писаны, то смотреть не совестно...» Смотреть на это было не совестно. Если женщины и не голые, то тут были в основном прекрасные женские лица... Что для девочки с лицом лошади, некрасивой и уродливой, то есть меня, вы понимаете, было противно и обидно...