Единственное, в чем Мари хоть немного превзошла меня – это в стрельбе из огнестрельного оружия... И целуется она классно.
В общем, она тоже не вписывается в идеал английской леди. Но этого пока ее кавалеры не знают. В области дурить головы мужчинам, закатывать глазки и томно опускать глаза она действительно мастер, каких мало. Это видно по количеству жертв.
А вот у меня это никак не получается с блеском. Наверное, здесь нужен особый талант, – с тоской подумала такая неудачница, как я.
Дело в том, что в Англии никого не трогает, что я китайская принцесса. И по китайским, и германским титулам еще и графиня, да и объем и вид моего купленного имущества (куча замков и целые провинции в Китае, Корее, Индии и даже Бразилии, и даже целые маленькие страны и королевства) там соответствует званию. Как и то, что сидящий рядом индеец – Великий Вождь своего племени (меня).
И я, оказывается, служанка.
К тому же отец чего-то боится. Он прячет меня в Англии от кого-то из знатных. А лучший тайник здесь для человека – прислуга. Знать не замечает ее в упор. Я раз услышала разговор отца с матерью, и очень удивилась. Они говорили так, будто у меня были в Англии очень знатные враги.
– Если он вырастил ее специально вне Англии, чтоб ее не убили из-за сходства, и подготовил из нее властительницу и убийцу, то я не знаю, что с ней сделают, – тихо говорил он маме. – А если нет, и это случайное сходство, то ее могут убить, чтоб не было соблазна... – он так притишил голос, что даже мне не стало слышно окончание их разговора. А ведь я слышу даже шепот очень далеко.
Я так и не поняла тогда, к чему это было сказано, но знала, что отец очень боится за меня.
И, как я только что сообразила, совершенно не хочет, чтобы меня видела знать... И это очень обидно.
Впрочем, мое положение странное – хуже некуда. Во-первых, По умер. А во-вторых, завещание графа то ли действительно, то ли нет. С одной стороны, завещание старого графа никто не оспаривал. А с другой стороны – если отец граф, то оно не действительно, и он владеет всем. А я никто, подкидыш на паперти. А если я графиня, то графа вообще не существует.
А насчет немецкой графини как моей неведомой матери и ее наследственного звания, то я туда даже не совалась. Я сильно подозревала, что из-за смерти вдовствующей графини и постоянных войн это графство сложно будет найти. А уж в том, что там никто ни меня, ни обо мне не знает, и подозревать было не нужно – по документам графиня умерла во Франции во время поездки в Англию при тяжелых родах, оставив малышку сиротой.
И отец, и мать по-настоящему любят меня – я просто чувствую это. И готовы глотку за меня перегрызть. Но их любовь какая-то эгоистическая – каждый норовит сохранить меня для себя.
А для отца расстаться со мной еще и по службе – нож острый. Мои телохранители и мой ум помогли в тысячах дел, и вместе нас знают обоих под одной кличкой. Из нас получился превосходный шпионский отряд – отец дипломат и говорильщик, я – обеспечение, силовые акции, финансы, экономика, ум тандема и его шпионская сеть.
А мои китайцы – индеец и китаец – общее прикрытие, ибо если мы Берсерк, то оба просто вурдалаки.
Я всегда с отцом. Мои телохранители и воспитатели принцессы-китаянки всегда со мной. Один выживший китаец. Мари же, как истинная и законная англичанка, всегда с матерью. Потому что любое из моих дел навсегда скомпрометировало бы меня как леди в глазах света. Я подозреваю, что именно этого отец и боится.
Еще я подозреваю, что отец ко всем прочим условиям не хочет меня удочерять и из-за того, что в случае его смерти сейчас все может достаться мне вместе с титулом.
Тогда как при удочерении это почти невозможно. Ибо все документы все так же хранятся в сейфах. И никто тогда не сумеет наложить руку на громадное состояние, а желающие есть.
И к тому же отец, в случае удочерения, становится опекуном состояния дочери...
То есть он вроде бы наложит руку на то, что фактически мое, юридически и мое и его одновременно или попеременно, то есть он окажется такой меркантильный. Иногда, когда я злюсь, мне даже временами кажется, что он все ждет, что его убьют, чтобы восстановилась справедливость, и все вернулось ко мне... А еще надо понять, что мужчина в Англии становится полным хозяином и распорядителем имущества женщины, будь то жена, дочь или даже племянница опекуна.
В Англии женщины не имеют никаких прав. И они даже не имеют права заниматься бизнесом без разрешения какого-либо мужчины – брата, мужа, дяди... Графиней я была свободнее...
Так что у отца может быть в голове самый чудовищный сумбур различных соображений, когда он не хотел меня удочерять. Не говоря уже о том, что он очень боится, что дочь ему не разрешат брать с собой на дело везде, как мама берет Мари, и оставят меня в Англии...
В общем, куда не глянь, везде кошмар.
А самое главное – что он неприятный.
И сбывшийся.
И реальный.
И леди Лу, с детства воспитывавшаяся как королева, графиня, даже принцесса и дочь, оказалась вдруг, повзрослев, обычной служанкой...
Не то, что меня это трогает, а то, что тут все считают, что это невозможно изменить...
А я не только служанка, но и бастард, да еще и подкидыш, в общем – никто и звать никак...
И прав на состояние, мной сделанное, естественно, никаких юридически – все это принадлежит моей семье, и в детстве даже и в голову не приходило в этом сомневаться, да вот только оказаться вместо дочери служанкой, так такой кошмар тогда и в жизни не приснился бы...
В общем, ни то, ни сё...
И находились люди, которые мне об этом напоминали, эти мерзкие дамы...
Вот так, таким было мое положение, когда в новом доме, где я родила обезьянку, только что уволенная экономка закричала от ворот, несомая моими телохранителями – вот тогда все это и началось.
– Будьте вы прокляты! – яростно закричала экономка. – Я ошиблась, да, не узнала Вас, но ведь вы сами наградили меня этим постом в поместье за верную службу, когда я шестнадцать лет назад помогла вам решить с Джорджем, а потом выходила вам Джекки, как вам не стыдно!!!
Я еще напряженно перебирала воспоминания, когда экономка выкрикнула свои проклятия после ее не менее оскорбительных слов, что я якобы уже была старовата раньше. Выбитая из колеи словами Мари про то, что отец продолжает считать меня просто экономкой и служанкой, я была слишком расстроена, чтоб соображать. Я с трудом вернулась в настоящее.
– Все еще злишься?! – заглянула в мои глаза Мари. – Я не могу понять причины его поведения! Отец ведет себя как взбесившийся буйвол, ничего не понимаю. Подозреваю, – тихо шепнула сестра, – что это дурацкая гордость...
– Против меня?! – яростно выкрикнула с мокрыми глазами я.
– Да нет, скорей против света... - вздохнула Мари. – Этих надменных аристократов. Ты же помнишь, что дед сделал все так, не упомянув его даже в документах, как своего сына, и все записав на тебя, что внебрачным сыном стали считать его, а не тебя. Очень хитро! Я подозреваю, что отец боится, что его посчитают самозванцем. Тут, в Англии, среди знати, все такие снобы. А ведь король стал плохо относиться к нему как раз после смерти деда – смекаешь? Может, он так намекал всем, что отец ненастоящий?
Я хихикнула, вспомнив абсолютное сходство отца с дедом.
– Я подозреваю, – шепнула Мари, – что он недавно узнал нечто такое, или услышал намек, что приводит его в бешенство... Я думаю... – она вздохнула, – он сам сомневается, что он законный граф и сын своих родителей, и потому ярится... – Мари в отчаянии аж повела головой в сторону, вдохнув сквозь зубы, – ты же знаешь, что после смерти деда на отца упала ярость короля...
– Не заметила, – зевнула я.
– Ты ничего не заметишь! – рассердилась Мари. – Тебе, чертенку, все подавай пожарче, огоньку, лишь живей делаешься, тебе все как дома! В аду! Холодно в Англии, черт!
Я прыснула.
– Ну а мама хорошо заметила! – сказала вызывающе Мари. – Ей не кажется, что когда тебе поджаривают пятки огнем, тебе делается теплее. Ну так вот, я все думаю, что, может быть, король знал нечто такое, что ставило под сомнение рождение Леона. И потому так на него ударил после смерти отца – они же с старым графом Джорджем когда-то были товарищами и даже ухаживали за одной женщиной... Вот король и заступился за товарища, когда его сын стал притеснять малютку...
