Потому что взаимно купить они не могут, ибо ни у кого нет денег. И пропадает время мастеров... Хотя они могли бы все время работать и накапливать «заслуги», как я это называла, и общее богатство общины. Это говоря упрощенно.
Но, поскольку японец учил меня все замечать, все помнить, все держать в уме, и еще поскольку у меня было поместье, то есть первичные материалы, сырье, и мое сырье к тому же, то очень скоро я сумела организовать взаимный обмен труда и материалов среди тысяч людей через их счет труда в моем «банке» (голове).
И организовать их жизнь так, что вокруг все кипело, бурлило жизнью и трудом, строилось, расширялось, росло...
И «счета» их в моем банке, то есть голове, все росли... То есть, они работали непрерывно для других, производя то, что нужно другим, набирая свой кредит (а не кредит у других).
Возникло свыше ста мастерских и маленьких производств, продукцию которых «покупали» через меня через мои счета. И все хотели работать и работать, чтобы их «счет» рос. Ибо он давал право на «покупку» таких вещей, которые им были недоступны. Хотя их работу по отношению друг другу принимала я. Но это не помешало в их рвении.
Мы приглашали новых и редких мастеров, бедствовавших в городе, на наших условиях. А японец, помешанный на совершенствовании, ввел буквально культ Мастерства и постоянного совершенствования.
Нет, мало того, что мы обеспечивали со своим «банком» все свои мыслимые и немыслимые потребности за счет своих мастерских. И их количество все росло.
Правда, накопление настоящих денег происходило очень медленно. Ибо разоренные войной крестьяне и даже помещики не могли покупать нашего товара за деньги.
Конечно, важную роль тут сыграли, полагаю, и мои мозги, чутко ловившие каждую возможность. И использующие, с поощрения наставника, каждую возможность совершенствования.
Именно с моей помощью и поддержкой организовывались и поддерживались морально мастерские, люди проходили обучение, привыкали работать постоянно.
Я контролировала все, ибо они могли «покупать» лишь через меня.
Конечно, все было не так просто. Весь этот механизм задвигался в немалой мере благодаря острой наблюдательности и уму чудо-ребенка (японца-ниндзя и шпиона, который видел и наблюдал множество стран, как я думаю теперь), его торговой хватки, банкирской изворотливости, создания особой атмосферы. И даже утверждения своих собственных обычаев и культуры внутри поместья, ибо культивировалось определенное мышление, состояние ума, и даже японский культ мастерства, совершенствования и красоты.
Кроме того, владелец поместья для крестьян царь и бог. А у этого юного «бога» еще был хороший бич, ибо японец мог убить не моргнув глазом, потому кое-где и кое-что было сделано и элементарным страхом.
Но шло время, месяцы. У людей на «счетах» появлялись «деньги». Они могли покупать товары через мой «банк», который не выдавал деньги на руки и действовал только через своих. Размах мастерских все рос, в отличие от городов, где живых денег не было.
Хотя приходили и живые деньги – кто-то со стороны все же наскребал и покупал товары у меня за деньги, я создала свои общие лавки в городе для всех мастерских... И на эти живые деньги, – хоть их было очень мало для отдельного человека, отдельной мастерской, но уже было что-то при обобществлении, если их соединить во мне, – я покупала сырье, древесину, уголь, железо. То есть то, чего не было у меня. А еще лучше – источники сырья для мастерских.
Получилось так, что я купила разорившуюся из-за отсутствия живых денег угольную шахту с долгами перед рабочими, и расплатилась с ними товарами. Люди для работы у меня точно были. Потом купила добычу руды, чтоб не зависеть от поставщика и покупать руду за деньги, а добывать самой. А потом еще и еще другие источники сырья, мастерские, заводы, некоторые рудники... И везде начиналась лихорадочная деятельность, ибо люди видели, что их труд несет им богатство...
Последовал взрыв производительности без перепроизводства.
Как бы то ни было, я и ахнуть не успела, как мои собственные арендаторы за какие-то девять месяцев лихорадочного взаимного труда за моей спиной на моей же земле возвели вместо маленьких старых коттеджей для своих семей роскошные поместья даже побольше моего... Ибо так им было где трудиться и зарабатывать «заслуги»...
Как они говорили... Особенно в случае успешных мастерских...
Правда, доставшееся мне от деда поместье было просто большим каменным грубым домом, повторить который не составляло большого труда, учитывая, что у меня была забытая каменоломня. Которая заработала первой.
Замок-то давно тю-тю... Разрушили.
Был замок, остался дом.
Удивительно, что арендаторы и мастера совершенно привыкли ко мне и совершенно не замечали, что говорят с младенцем; в доме постоянно клубились поверенные и адвокаты, прибывшие на взмыленных конях по делам издалека и ждавшие консультации или сообщавшие мне свои достижения. И, хотя я по требованию японца все равно абсолютно все держала в голове, но мне пришлось найти и воспитать себе помощников, создав наш «кредитный банк» людей, и они уже записывали и принимали труд в специальные книги.
Самое интересное для меня, что, поскольку громадное дело росло фактически незаметно, я даже не заметила, как стала держать в голове просто чудовищное и громадное дело с сотнями тысяч сведений и деталей.
Позже, я поняла, что именно этого и добивался японец, не прекращавший меня тренировать ни на мгновение.
Младенец, я уверена в этом сейчас по себе, просто принимает ту обстановку, в которую он поставлен, и осваивает ее. Какой бы она страшной не была.
Дети музыкантов осваивают мир музыки; дети торговцев, как Гаусс, осваивают мгновенный счет; ребенок, воспитанный зебрами, бегал со скоростью сорок миль; некоторые дети-математики не только решают мгновенно численные примеры, но и, как описывали они в своих воспоминаниях, решали целые задачи мгновенно; общеизвестен пример, как один ребенок самостоятельно освоил всю математику мира, создав ее заново.
Дети осваивают любые громадные объемы знаний, если это окружающий их мир, ведь даже язык, который они учат в младенчестве не замечая, взрослый силой уже освоить не может.
Я часто читала воспоминания математиков, что они научились мгновенному счету в детстве, просто наблюдая бессловесным младенцем, как отец торговец складывает на бумаге цифры. Я слышала, как дети осваивали интуитивно музыку как свой мир и становились гениями, живущими в ней. Торговля, война и дело – это был просто мой окружающий мир.
Я не осваивала ненужное дело уже из «обычного» мира, я просто родилась в мире торговли и военного искусства, если так можно было сказать. И инстинкт просто принял среду войны и хозяйствования как естественную среду обитания и заставил овладеть ею, как заставляет овладевать родной речью.
Я, по требованию японца, ничего не записывала и держала все в уме. Растущее дело. А в результате расширения дела, все получилось как в греческой легенде. Когда воин взял на плечи маленького теленка, и каждый день бегал с ним на плечах вокруг всего города. Теленок незаметно рос и воин бегал через два года с быком на плечах...
Как ни странно, мы расширялись. Ибо, живых денег как ни было мало (все расчеты в результате того, что я была владелицей всего шли через меня), но их постепенно накапливалось, чтоб покупать разоренные голодом, неурожаем и войной соседние поместья, свои леса, поля, закладывать сады, очищать, зарыбнять или выкапывать пруды, даже держать лучших художников, ювелиров и скульпторов.
И, что самое смешное – богатства моих людей все росли, дома их превращались в поместья, пусть не такие роскошные, как у короля, но порядочные по сравнению с лачугами, в которых они жили до этого, в них даже появлялись картины, скульптуры, даже украшения...
Ибо нахальный младенец вместо того, чтоб закупать дорогие прииски, нанял за товары и дома для их семей рудознатцев (геологов), и они мне открыли тайно около 27 месторождений, чьи земли мы осторожно выкупили... А там были и полудрагоценные камни.
