Для этого надо сделать это воспроизведение картинок всего десять тысяч раз. Не пугаясь, что не получается. После десяти тысяч ты будешь ухватывать одним взглядом сотни деталей.

Твой ум расширится.

Потом это преврати в навык, повторив процесс десятки тысяч раз.

Потом сделай это привычным.

Потом сделай привычное легким.

Потом сделай легкое прекрасным^[2].

Прекрасное сделай счастливым.

И просто будь счастлив.

Потом я им говорю, когда они уже с одного взгляда ухватывают сотни отличий с блюда, а в лежащей книге – целую страницу: ну вот, то были цветочки, теперь-то и начнется самое сложное.

Далее – больше – вы будете улавливать сотни признаков, потом тысячи признаков с одного взгляда, йоги доходят до тысяч и даже десятков тысяч, а потом и до абсолютной памяти.

Потом процесс становится непрерывным – от большего количества деталей ты приходишь еще к большему углублению, просто, когда смотришь, приходишь к большей красоте, и снова к еще большему углублению и еще большей красоте. И так без конца. Процесс как восходящая спираль красоты и познания – у него нет конца.

У Красоты и Любви нет конца. У них нет границ. От Любви можно восходить к большей Любви.

Наблюдательность – умение воспроизвести объект, – просто вскрывает уже существующую абсолютную память человека, и этот секрет хранится абсолютно и страшно в тайных школах.

Еще до сих пор за раскрытие этого секрета и техник убивают – во многих школах за это до сих пор смерть, хотя все уже это знают. Ибо человек, который открыл в себе абсолютную память и укрепил ее наблюдательностью, становится чуть ли не полубогом среди обычных людей, которые одну книгу читают всю жизнь.

Он словно Бэкон среди дельфинов, собак или обезьян – они его просто в принципе не могут победить, ибо просто не способны принципиально осознать его действия.

Все слышали о людях, которые и без тренировок помнят все; все знают, что в некоторые моменты они сами могут иногда вдруг вспомнить абсолютно ими забытое. Значит, оно хранится где-то. Все слышали о людях, которые в момент смертельной опасности переживали заново всю свою жизнь в одно мгновение до каждого ничтожного ее момента. Значит, нам надо просто научиться это доставать. И такой навык есть – это и есть навык наблюдательности.

Многие слышали о индейцах, которые все видят, все слышат, все запоминают – каждое дерево в незнакомой местности, каждый камень в степи, рисунок вечно меняющихся дюн в пустыне. Люди искусства слышали о композиторах, – Моцарте, Россини, Верди, – что с одного прослушивания запоминали десятки тысяч нот симфонии или оперы, и могли потом воспроизвести все десятки партий только что услышанной оперы, просто записав ее по памяти. Все читали о Йогах, которые помнят все, всегда и везде. Но предположить, что их собственный организм уже фиксирует все виденное нами, они не хотят.

Они не хотят признать, что каждый человек уже обладает абсолютной памятью на внутреннем уровне и помнит абсолютно все.

Значит, дело не в том, чтоб создать «чудовищную память», а в том, чтобы просто вскрыть то, что есть у каждого, получить доступ к «хранилищу». То есть наша задача обратная европейской – не развить «память», не запомнить все, а научиться ей пользоваться. Просто подход у европейцев другой. Через задницу. А надо просто открыть дверь к тому, что уже есть.

Наблюдательностью мы открываем врата подсознания и внутренней гениальности.

По сравнению с «развитием абсолютной памяти», это уже проще, потому что ничего не надо такое «накачивать» и тренировать. Надо просто найти дверь.

А это – уже простое задание. К двери надо подобрать ключ.

И этот ключ – наблюдательность. И это есть секрет.

За этот секрет еще недавно убивали даже случайно раскрывшего близкому.

Дальше – еще больше – умение самостоятельно воспроизвести объект в уме, наблюдательность, означает возможность мыслить о нем. Это – первичная мысль. Собственно, наблюдательность и есть возможность мыслить о явлении. Ибо до тех пор, пока ты не сможешь воспроизводить объект в уме, ты не сможешь самостоятельно мыслить о нем, охватить его мыслью.

– Но это только начало – всегда говорю я. – Наблюдательность, это не просто умение заметить сломанную ветку тут, странную ничего не говорящую форму следа там, крик вспугнутой сойки через минуту – и ни с того сказать, что это за зверь. Признаки – ничто, главное – приложение опыта.

Признаки надо приложить к опыту и знанию, к образу зверя, его повадкам, без знания сломанная ветка ничего не говорит. Наблюдательность – это не только объединение разновременных и разноместных признаков в одно целое, но и приложение нашего опыта. Ведь разные признаки были на самом деле разделены временем и другими вещами, и сами по себе ни о чем не говорили.

И мелькнувшая черная тень, колышущиеся стебли ничего не скажут сами по себе без опыта.

И кульминацией наблюдательности будет объединение всех признаков за все время существования и приложение всего нашего опыта в каждой мгновенной точке времени. Кульминация – охватывающая ВСЕ, охватывающая ВСЕМ, охватывающая ВСЕГДА. Это одномоментное мгновенное приложение всего знания и опыта ко всему, всем мельчайшим признакам и причинам, наблюденными в разных местах и в разное время, охваченное все одной мыслью.

Такая наблюдательность – это постоянный экстаз, постоянное самадхи, медитация в действии.

Наблюдательность – это медитация в действии.

Наблюдательность – самадхи в активной жизни.

Наблюдательность есть режущие грани ума, которыми мы вскрываем события.

Только тогда можно понять, жестокие слова дзен-буддистского наставника, что «наблюдательность – это медитация в действии».

Наблюдательность есть тот меч ума, которым мы разрубаем события.

Наблюдательность есть истинная магия. Настоящая магия. Наблюдательность – это истинная магия ума, то, что было настоящей магией внутренних сил, и с чего она начиналась. Ибо с абсолютного представления предмета в уме со всеми деталями начиналось обучение воздействию на него вовне в древних несовершенных теургиях и во всех «магических» школах. Ты так долго учился ощущать свою связь с предметом, пока он не становился твоим продолжением, и ты не начинал его чувствовать, как часть себя, и влиять на него. Познавая его со всеми свойствами, ты уже неосознанно влиял на него каждым движением, просто ощущая, что сделать, чтобы предмет выполнил твою волю как твое тело.

Меч становится твоим продолжением и звенит. Он – твоя рука. Он действует твоими навыками. С какого-то времени ты не ощущала меч отдельным от себя.

А с какого-то момента ты управляла миром вокруг тебя неосознанно и бездумно. Это было как с философским камнем. Когда алхимик, пришедший за золотом понимал, что «философский камень» есть кристалл навыков ума, кристалл навыков сердца, кристалл навыков любви, кристалл мастерства, ему уже было все равно, что тот не приносит золото – ибо мир преображался в радость, ибо мир расцветал любовью, ибо мир преображался самадхи, и человек находил то, что не купишь ни за какие сокровища мира – счастье жить.

А деньги уже были не нужны, ибо мы пытаемся купить за них хоть крупицу счастья, когда живем, а мир у него стал целым миром счастья, полным золота счастья; да и на этом уровне ума уже было достаточно несколько минут понапрягать ум, чтоб взять из мира сколько угодно богатств или заработать денег.

Наблюдательность есть величайшая способность ума. Наблюдательность есть то, что мы называем острием ума, и без наблюдательности острый ум не существует. Он неспособен не то что понять, а просто ухватить и осознать многие вещи.

Заострите ум наблюдательностью, иначе будет тупа ваша мысль.

Говорить с ненаблюдательным человеком – все равно, что говорить с дельфином, – приятно, забавно, а по существу рыба-рыбой.

В отличие от пассивной «памяти», что механически повторяет чужие слова и книги, и не способствует своему оригинальному мышлению, мы развиваем постоянную безостановочную активность ума, которую называют наблюдательностью. В отличие от памяти, которую развивают западные школы мысли, запоминая чужое, мы, ученики восточных школ мысли, развиваем наблюдательность, открывая новое и свое. Ибо наблюдательность есть непрекращающаяся активность.