- На, скорее одевайся! - шепнула она, вслушиваясь с трепетом в происходящее на улице. А там стуки дверной колотушки вдруг прекратились. Неужели Борей проснулся и впустил хозяина?
Пока воин, соскочив рядом с ней на землю, влезал в свою жёсткую толстокожую тунику, Троя скатала и бросила под телегу кошму.
- Прячься в солому! - приказала она. - Когда хозяин уйдёт в дом, я тебя выпущу, - и, торопливо закидав послушно нырнувшего на дно повозки вояку сверху охапками соломы с соседней телеги, предупредила напоследок:
- Лежи и не шевелись, пока я не приду...
Подкравшись на цыпочках к воротам сарая, Троя чуть приоткрыла створку и, навострив уши, осторожно оглядела освещённый сырным кругом луны двор. Убедившись, что двор пока что пуст, она, собравшись с духом, выбралась наружу, плотно притворила за собой расшатанную створку и бесплотной тенью скользнула вдоль стены к углу сарая. Трепеща от страха, она заглянула за угол и с облегчением увидела, что калитка и ворота закрыты, как и прежде, и возле них никого нет - только издалека учуявшая хозяина Тета, тоненько взвизгивая, мечется на цепи в своём углу, да соседские псы всё никак не уймутся.
Не сводя глаз с калитки, Троя побежала на цыпочках босых ног через открытое пространство от сарая к дверному проёму примыкающей к конюшне комнатки конюха, соседствующей с каморкой храпевшего, как ни в чём не бывало, привратника Борея.
Когда до входа в их с Дромом жилище, где полчаса назад она оставила уснувших детей, оставалось пробежать всего ничего, она вдруг увидела поверх наружной стены прямо над калиткой чью-то заглядывающую во двор голову в круглой военной каске, и от неожиданности застыла на месте. Меж тем, незнакомый воин, подтянувшись на руках, перекинул через ограду ногу и уселся на ней сверху.
- Ой! Кто здесь?! - вскрикнула рабыня с неподдельным испугом.
- Троя, не бойся, это я! - услышала она за калиткой голос Полимеда. - Открой калитку, Троя!
Не сводя испуганных глаз с пялившегося на неё с ухмылкой со стены воина, рабыня опасливо подошла к калитке.
- Это вы, хозяин?
- Я, я! Отворяй скорее!
Едва заслышав лязг железного засова, Полимед с силой толкнул калитку и ворвался во двор с ярко пылающим смоляным факелом в правой руке. Воин тотчас спрыгнул с ограды обратно на улицу и вошёл через калитку уже со щитом на плече. Прежде чем начать домашний суд и расправу над виновными, купец оборотился к стражу, сопровождавшему его с факелом по ночному городу от Скифских ворот, вернул ему факел, извлёк из висевшего на поясе кошеля медный диобол и протянул его воину:
- Благодарю, приятель! Вот, возьми - выпей во славу Гермеса за моё здоровье.
Накрепко зажав в руке монету, воин поблагодарил щедрого купца, пожелал ему со скрытой в усах усмешкой спокойной ночи и довольный двинулся в обратный путь к Скифским воротам, охраняемым в эту ночь его десятком.
Затворив за ним калитку и задвинув засов, Полимед повернулся к Трое и прислушался к долетавшему из ближайшего дверного проёма храпу Борея.
- Что это такое сегодня с Бореем? Он что - оглох?.. Или пьян?.. Завтра утром получит плетей. Кстати, пойди-ка, принеси мне плеть, - обратился он к застывшей перед ним навытяжку рабыне. - Ну, живо!
Успокоившаяся было, не увидев рядом с хозяином мужа, Троя (она догадалась, что Дром, на её счастье, остался с кибиткой и конями до утра за городской стеной) вновь побледнела и затрепетала от страха: неужели хозяин обо всём прознал?! Что же теперь будет?..
Бросившись в свою каморку, где на постеленной в уголке на полу поверх соломы старой овчине лежали, тесно прижавшись друг к другу, её малыши, разбуженные и напуганные раздавшимся среди ночи шумом, повариха сорвала с колка одну из висевших на стене возле входа дромовых плетей, тотчас выскочила обратно и протянула хозяину короткую, отполированную рукою Дрома деревянную рукоять. Нетерпеливо выхватив у неё плеть и опять забыв приласкать радостно звеневшую цепью, всячески стараясь обратить на себя его внимание, свою любимицу Тету, Полимед решительно направился ко входу в дом, всё ещё погружённый во мрак и тишину, несмотря на поднятый им шум.
Подождав, пока кипящий от еле сдерживаемого гнева хозяин скроется за дверью, которую она, выйдя к дружку, оставила незапертой, Троя поспешила к воротам сарая.
Обхватив, будто лихая наездница-амазонка, согнутыми в коленях мясистыми ногами бёдра покрытого густой тёмной шерстью мужчины с грубым варварским лицом, распростёртого на спине посреди широкого семейного ложа, вцепившаяся пальцами в его мускулистые плечи Андокида, испуская громкие сладострастные крики, энергично гарцевала широким кобыльим задом на его мощном вздыбленном фаллосе. Покачиваясь, словно в лодке, на упруго пружинившем и весело поскрипывавшем под ним высоком пышном ложе, прикрытом полупрозрачными занавесями, волнисто ниспадавшими из под подвесного краснобархатного балдахина, мужчина то грубо сминал в сильных, жёстких ладонях её большие, мягкие и податливые, как тесто, груди, жадно хватая и покусывая по очереди твёрдые розовые соски, то, будто кобылицу по крупу, звучно нахлёстывал её ладонями по пухлым ягодицам.
Требовательные удары дверной колотушки, разлетевшиеся вместе с яростным собачьим лаем по всей округе, прозвучали для любовников громом с ясного неба. Замерев, они разом повернули головы к единственному в комнате небольшому, квадратному, выходящему во двор окну с открытыми ради освежающей ночной прохлады ставнями, и прислушались, в надежде, что ночной гость стучится к кому-то из соседей. Но нет - через несколько секунд Андокида расслышала сквозь собачий гвалт высокий гневный голос мужа.
- Проклятье! Это Полимед! - Андокида резво соскочила с осёдланного любовника и подбежала, голая, к окну. Раздосадованный, но нимало не напуганный внезапным возвращением купца мужчина (должно быть, подобные щекотливые ситуации случались с ним далеко не в первый раз), проскрипев расшатанным ложем, последовал за ней. Мельком глянув из-за плеча Андокиды на залитый бледным лунным светом пустынный двор (калитку и ворота не было видно за углом конюшни), страдалец прильнул к ней сзади с явным намерением всё-таки довершить начатое. Его напряжённый фаллос вновь решительно проник в глубокое ущелье меж её выпуклых ягодиц, холодные крепкие пальцы властно вонзились в тёплую мякоть роскошных грудей, а горячие губы покрыли жаркими поцелуями гладкую белую шею и плечо. Тут они увидели, как из сарая выскользнула Троя, тенью прокралась вдоль стены до угла, побежала мимо ворот к конюшне, немного не добежав, остановилась, что-то вскрикнула и направилась к калитке.
- Харон его побери! Почему он так скоро вернулся? - Андокида повернула голову к любовнику. - У нас уже нет времени, Криптон. Бери свою одежду. Я отведу тебя пока в спальню Аполлодоры.
Сосем немного не добравшись до конца пути, Криптон со стоном отлепился от мягкого тела Андокиды. Обойдя ложе, он взял с кресла свой меч в отделанных бронзой кожаных ножнах на узкой перевязи, обшитую металлом кожаную военную форму, поднял с пола свои коричневые солдатские башмаки из прочной свиной кожи.
Отойдя от окна, Андокида быстро накинула на себя тонкую ночную тунику и босиком повела любовника через анфиладу комнат, пронизанных полосами лившегося из окон лунного света, к находившейся на другом конце гинекея спальне дочери.
- Я угощу его с дороги вином с сонным зельем, - прошептала она по дороге, - а когда он уснёт...
- ... мы доведём наши игры до конца, - закончил за неё Криптон.
- Какой же ты у меня ненасытный, - улыбнулась довольная Андокида. В центральной комнате, около выхода на лестницу она отпустила локоть любовника. - Дальше иди сам. Только не вздумай там со скуки засунуть свой кожаный рог в мою дочь... А я, как благоверная жена, пойду встречу с дороги любимого мужа, хе-хе.
- А он не зайдёт проведать дочь перед сном?
- Нет. Он вообще не заходит в её комнаты, тем более - ночью. Так я не прощаюсь, милый...
