И спустя несколько дней Поликаста перебралась из тесного отцовского домика в Цитадели в просторную усадьбу гончара Евклида по другую сторону крепостной стены, как законная супруга его единственного сына Дельфа, тутже бесповоротно порвав с Невмением, на что тот, давая ей свой благоразумный совет, видимо, никак не рассчитывал.

  Тем временем Поликаста, рассказывая Миннию о своей жизни, успела увести его далеко от усадьбы и приближалась уже к глухой стене соседнего клера.

  В полусотне шагов, в том месте, где сходились межевые стены четырёх клеров, тёмно-серым утёсом высилась круглая трёхъярусная башня с узкими окнами-бойницами на двух верхних этажах и плоским зубчатым верхом, возведенная прадедами нынешних клерухов в качестве временного убежища на случай нападения тавров. Подобными башнями, где по одной, где по две на квартал, куда ни глянь, была утыкана вся хора. В темнеющем с каждой минутой небе выписывали хаотичные зигзаги вылетевшие на охоту летучие мыши, которым пустующие в мирное время башни служили отличным прибежищем. Внизу, между живыми густолистыми стенами винограда стало уже совсем темно.

  Минний положил правую ладонь поверх тонкой шерстяной ткани хитона на круглый мягкий живот Поликасты и крепко прижался к ней сзади. Она молча улыбнулась, почувствовав сквозь хитон, как его налившийся горячим желанием фаллос упёрся в её ягодицы. Губы Минния нежно прильнули к тёплой гладкой коже её шеи под собранными большим тяжёлым узлом на затылке волосами, а его левая рука скользнула над плечом под верхний край хитона и властно завладела её тяжёлыми, упругими, полными молока грудьми.

  С приоткрытых в улыбке губ Поликасты сорвался приглушённый полустон-полувздох. Затрепетав от долго сдерживаемого желания, Минний рывком развернул её к себе лицом и жадно впился сухими горячими губами в её мягкий податливый рот. Затем, осыпая быстрыми жгучими поцелуями её гладкие скулы, подбородок, шею, плечи и высвобожденные из-под хитона амфороподобные груди, он поднял нижние края обоих хитонов, закинул себе на бедро её согнутую в колене ногу и решительно всадил свой напряжённый как струна длинный конец в её мохнатое влажное лоно (оба помнили, что времени у них в обрез). Затрепетав от разлившегося внутри наслаждения, Поликаста вцепилась ладонями в покрытые шрамами костлявые плечи Минния, сотрясаясь всем телом от его мощных и всё убыстрявшихся толчков, сдерживая рвавшиеся из распахнутого рта сладострастные крики.

  Подняв повыше её затиснутую в правой ладони грудь, он, как дорвавшийся до амфоры с вином пьяница, жадно присосался к её продолговатому, сочащемуся молоком соску, продолжая другой рукой крепко удерживать у своего бедра её гладкую, мясистую ляжку. Почувствовав, что Поликаста достигла вершины наслаждения, Минний вдруг отпустил её ногу, вышел из неё и развернул к себе задом. Повинуясь его лёгкому нажиму, она наклонилась вперёд, ухватившись руками за шершавые плети виноградной лозы. Закинув длинный подол женского хитона ей на поясницу, Минний ласково огладил ладонями пухлые полушария её ягодиц и тут же глубоко вжался в их студенистую массу всем своим разгорячённым лицом. Через минуту он распрямился и медленно втиснул свой изнывающий от неутолённого желания фаллос в выпирающие из-под ягодиц толстые створки её обильно умащенных нижних "ворот", после чего принялся с бешеной энергией орудовать внутри, вцепившись крепко стиснутыми ладонями в крутые изгибы её бёдер. Почувствовав вскоре, что он вот-вот достигнет экстаза, она, вытянув назад руку, прихватила его за ляжку, не давая ему выйти из неё.

  - Не вынимай!.. Я хочу зачать от тебя ребёнка, - попросила она низким, прерывистым от продолжавшихся толчков голосом.

  Минний исполнил её просьбу, засеяв обильно брызнувшим с конца семенем глубоко вспаханное поле её горячего лона, и отступил на шаг, бурно и шумно дыша, как после долгой работы тяжёлым веслом.

  Поликаста распрямилась, спрятала разбухшие груди под хитон, перевязала заново под ними тонкую ленту пояса и с сытой улыбкой на круглом полном лице повернулась к Миннию.

  - Кажется, я наставил тебе синяков, - произнёс Минний, немного переведя дух.

  - Ха-ха-ха! Пустяки! Всё равно мой телок в темноте ничего не заметит, - рассмеялась беспечно Поликаста. - Я так рада, что ты вернулся.

  - Так что - уйдёшь от него ко мне?

  - Нет, Минний. За эти шесть лет я уже привыкла к Дельфу, к нашим деткам, - без колебаний ответила Поликаста голосом, полным нежности и грусти. - Дельф - хороший, заботливый муж и любящий отец. Да и жалко мне его. Он не переживёт, если я его брошу... А наше с тобой семейное счастье осталось в прошлом, которого уже не вернуть. Думаю, тебе сейчас нужна жена с хорошим приданым: какая-нибудь богатая вдовушка с собственным домом.

  Минний подумал, что Поликаста, конечно, права, и у него уже есть кое-кто на примете, но промолчал, и лишь тихо вздохнул.

  - Ну, я побегу, ладно? - обхватив Минния обеими руками за тощую жилистую шею, Поликаста на мгновенье прижалась к нему всем своим мягким жарким телом, быстро чмокнула в губы и, тотчас вырвавшись из его некрепких объятий, быстрым шагом устремилась по тёмному, шелестящему листвой коридору к едва различимой вдали усадьбе.

  А Минний ещё долго стоял на месте, печально глядя на её быстро удалявшийся в фиолетовых сумерках белый силуэт. И чем дальше она уходила, уменьшаясь и растворяясь во тьме наступавшей ночи, тем отчётливей проступало перед его мысленным взором полное юного очарования, горделиво-неприступное личико младшей дочери архонта Гераклида.

   5

  Повариха Троя, подневольная жена полимедова любимца Дрома, утопала спиной в мягкой кошме, наброшенной поверх толстого слоя соломы, устилавшего дно открытой высокобортной повозки. Здесь же в сарае стояли борт к борту ещё три таких же повозки, предназначенных для перевозки в Скифию самого ходового и прибыльного товара - амфор с вином. Полные, гладкие ноги поварихи, разведенные в стороны и закинутые к ушам, удерживались в таком положении сильными мужскими руками, крепко сжимавшими её налитые икры. Уже добрые четверть часа невидимый в непроглядной тьме закрытого сарая мужчина, сипло дыша от натуги, неутомимо втаптывал сильными, энергичными толчками спину и широкий круглый зад рабыни в овчину, шурша пружинящей под ними соломой и исторгая из подвергнутой нескончаемой сладкой пытке женщины сдавленные стоны сквозь закушенную нижнюю губу. Поглощённые своим делом, они не слышали ни отдалённого, постепенно приближающегося лая сторожевых псов во дворах, должно быть, потревоженных каким-то ночным гулякой, ни радостного скулежа собаки Теты за глухой стеной сарая, которую нерадивые слуги Полимеда опять забыли спустить вечером с цепи.

  Вдруг Троя настороженно упёрлась ладонями в грудь своего дружка, вынудив его замереть над ней, и до их слуха донеслись сквозь стену приглушенные удары дверной колотушки.

  - К кому это стучат? - испуганно спросила она.

  - Должно быть, к кому-то из соседей, - беспечно ответил мужчина и продолжил так некстати прерванную работу.

  Поскольку ответом на первые слабые удары колотушки был только заливистый лай собак в соседних дворах, заглушивший восторженный визг рвавшейся с цепи Теты и похрапывания крепко спавшего в своей каморке привратника, ночной гость принялся колотить деревянным молотком в бронзовую обивку калитки всё настойчивей и громче.

  - Борей, Танатос тебя забери! Куда ты пропал, старый пёс?! - долетевший с улицы в сарай гневный голос побудил вздрогнувшую, как от удара, Трою резко спихнуть с себя любовника и сесть, ухватившись одной рукой за борт телеги, а другой - за левую грудь.

  - Хозяин вернулся! - выдохнула она полным ужаса голосом. - И с ним мой Дром! Милостивые боги - он меня убьёт!

  Стремительно соскочив с телеги на землю, Троя нащупала в соломе на передке свою шерстяную тунику и торопливо накинула её на себя, затем протянула недвижимо заклякшему на кошме любовнику его кожаную военную одежду.