На самом деле Андокида никогда не испытывала к дочери нежных материнских чувств. Она сразу невзлюбила Аполлодору за то, что та была точной копией своего отца: такая же худосочная, невзрачная и глупая, что и Аполлоний Младший, с которым ей пришлось прожить, изображая любящую жену, 15 мучительных лет. К счастью, года через три в доме Аполлония Старшего, куда она, дочь богатого фанагорийца Посия, попала 17-летней, выйдя по воле родителей замуж за его единственного сына, ей удалось найти верную подругу и сообщницу среди рабынь, которая стала тайком водить к ней горячих, как племенные жеребцы, любовников. То была её ровесница Троя - дочь аполлониевой поварихи и, как она уверяла, самого хозяина, незаконнорожденная младшая сестра мужа Андокиды. Когда четыре года назад - через год после смерти ненавистного пьяницы-мужа, Андокида с дочерью перебралась от тестя в дом нового мужа Полимеда, она подговорила 11-летнюю дочь выпросить у логографа Аполлония рабыню Трою (ставшую, как и её мать, искусной поварихой), чтобы им не остаться в чужом доме без любимых кушаний и преданной служанки.

  И хоть новый муж, несмотря на то, что был почти на 10 лет старше, на супружеском ложе был не чета прежнему, во время его частых поездок с товарами в Скифию Андокида и Троя, снедаемые неудержимой похотью, отправлялись в город на поиски любовников с крепкими фаллосами, завлекая их не только своими пышными телесами, но и вкусной дармовой едой и выпивкой, а также деньгами, которыми Андокида оплачивала их усердие и готовность держать язык за зубами.

  Этим летом Андокиде и Трое удалось поймать в свои сети гинекономаха Криптона - начальника городской стражи, поддерживавшей порядок на улицах и площадях, ловившей беглых рабов, воров и прочих преступников. Вот и вчера, не успела ещё кибитка Полимеда завернуть за угол, как Андокида послала Трою звать гинекономаха Криптона после захода солнца к себе на ужин.

  Верная Троя, ежедневно ходившая в город за продуктами, когда с хозяйкой, а чаще - сама, имела множество знакомых торговцев, лекарей, повитух. Ей не составляло труда втайне добывать для хозяйки (а заодно и для себя) различные афродисиаки - микстуры, разжигающие в любовниках жаркий огонь желаний и придающие мужским "таранам" особую твёрдость, неутомимость и ненасытность в любовных битвах, а также надёжные средства против зачатия, приворотные и снотворные зелья.

  Для домашних рабов и рабынь Полимеда с отъездом хозяина ночи превращались в праздник: едва начинало темнеть, добрая хозяйка запирала их вместе в каморке на нижнем этаже, а с обязанностями ночной прислуги прекрасно справлялась повариха Троя. Что до Аполлодоры, то с ней мать поступала очень просто: оберегая её девичье целомудрие от опасного любопытства, поила её перед приходом любовника сладким вином с хорошей дозой снотворного, после чего та лежала в своей комнате всё равно что мёртвая. Затем добрая Троя угощала скифосом крепкого вина со снотворным дядюшку Борея (с удовольствием присматривавшего, когда она была занята на кухне или ходила в город за покупками, за её малышами), кормила и укладывала спать своих с Дромом детишек и садилась у калитки поджидать ночных гостей.

  Гинекономах Криптон приходил всегда в сопровождении молодого, приятной наружности телохранителя, которого оставлял на стаже около каморки спящего праведным сном привратника.

  Андокида встречала возлюбленного в андроне объятиями и поцелуями и тотчас уводила в свои покои. Троя несла следом с кухни на широком деревянном подносе ужин, искусно приготовленный из продуктов, подкрепляющих огонь любовной страсти и способствующих более частому повторению любовного соития: крабов, мидий, улиток, сдобренных перцем и луком яиц, и, конечно же, кувшина дорогого заморского вина, в котором была заранее растворена изрядная щепотка драгоценного любовного порошка пиретрума.

  Поставив поднос на столик, повариха желала хозяйке и её гостю радостной ночи и покидала комнату, оставляя их наедине. Спустившись во двор, Троя уводила молодого гинеконома на кухню, щедро кормила и поила всё той же возбуждающей любовный аппетит едой и вином, а затем, еле сдерживая нетерпение, тащила его в сарай на мягкое соломенное ложе...

  Гинекономах Криптон, имевший немалый опыт в таких делах, сразу понял, что столь внезапное возвращение домой Полимеда могло быть вызвано только одним: кто-то из "доброжелателей" уведомил его об изменах жены. Странно было лишь то, что вместо того, чтобы тихонько пробраться в дом и застукать супругу на горячем, он устроил тарарам на всю округу и дал любовникам время замести следы. Впрочем, это могло объясняться тем, что приступ гнева затмил обманутому купцу разум. Криптону было отлично известно, что обманутый муж имел полное право убить прелюбодея (как и изменницу-жену) на месте преступления, но не испытывал по этому поводу ни малейшего волнения: с ним был его верный меч, с которым он, в случае чего, легко отобьётся от купца и его рабов и пробьётся на улицу даже без помощи своего телохранителя. Поэтому, добравшись до дальней в левом крыле дома комнаты, в которой, свернувшись по-детски калачиком в глубине завешенного кисейным балдахином высокого ложа, беззвучно спала некрасивая внучка царского логографа Аполлония, Криптон спокойно, без спешки оделся, обулся, застегнул пояс, повесил у левого бедра меч и, притаившись за свисавшей с дверной притолоки пятнистой оленьей шкурой, с интересом стал ждать дальнейшего развития событий.

  Дрому, в конце концов, удалось умолить невесть отчего взбесившегося хозяина не губить своих прекрасных лошадей. Возвращая своему вознице кнут, Полимед пообещал самолично исхлестать его им с ног до головы, если до захода солнца они не будут в Пантикапее, после чего укрылся в кибитке и больше не высовывал оттуда носа до вечера. Дром же твёрдо про себя решил, что лучше сам подвергнется порке, чем загубит по нелепой прихоти хозяина таких замечательных коней, которых он холил и любил больше собственных детей - сам же хозяин ему потом спасибо скажет!

  Успев до заката проехать Дальнюю стену, к Ближней они подъехали уже в темноте. Полимед к этому времени заметно поостыл, так что Дром надеялся избежать обещанной порки.

  Соблазнившись золотым статером, начальник воротной стражи согласился, в виде исключения, открыть ворота Ближней стены для перисадова посла, везущего важные сведения из Скифии. Но декеарх соматофилаков, охранявших Скифские ворота столицы, ни в какую не захотел впускать ночью в город кибитку и лошадей, согласившись, в конце концов, за пару статеров приоткрыть ворота для самого купца, и даже дал ему для безопасного сопровождения домой одного из своих воинов с факелом.

  Приказав Дрому сторожить до рассвета кибитку и лошадей на обочине дороги и оставив ему в качестве оружия свой посох, Полимед поспешил с провожатым домой.

  Случившаяся затем непредвиденная заминка у входной калитки вновь всколыхнула в нём улёгшийся было праведный гнев, с которым он и вошёл, зловеще похлопывая себя согнутой вдвое плетью по левой ладони, в оказавшуюся почему-то незапертой дверь погружённого в сонную тишину дома. Пока он, заперев за собою дверь на засов, привыкал к темноте, раздумывая, не зажечь ли на кухне светильник (в печи ещё должны оставаться тлеющие угли), ступени наверху лестницы заскрипели под весом медленно спускавшейся в андрон Андокиды. Полимед поспешно спрятал плеть за спину.

  - Полимед! Своим грохотом и криком ты, наверное, перебудил всех наших соседей. Неужели нельзя было вести себя потише? - недовольным голосом отчитала мужа Андокида, ничуть, казалось, не удивившаяся его внезапному появлению среди ночи. - Как прошло твоё посольство? Надеюсь, успешно?

  - Где наши рабыни?

  - Трою ты, кажется, уже видел, а Тегее и Дориде я разрешила провести эту ночь с Итисом.

  - А Аполлодора?

  - Спит в своей спальне. Где же ей быть?

  - Хорошо...

  По-прежнему держа правую руку за спиной, а левой держась за перило, Полимед стал медленно подниматься по скрипучим ступеням навстречу жене.