Переводя дух под боком у пышущей теплом получше глиняной жаровни Акасты, продолжавшей ласково теребить его подуставший "игрунок", Канит наконец придумал, как заполучить вожделённую Зобену и одновременно распроститься с поднадоевшей ему женой старшего брата. Возликовав неожиданно пришедшей в голову мысли, он резко повернулся к Акасте и на радостях принялся что есть силы тискать её пышные студенистые сиськи, целовать раскрытые в сладком стоне влажные губы, мягкую гладкую шею, пухлое плечо, распаляя себя для новой атаки.
Уходя под утро от Акасты, Канит поленился скакать через забор и вернулся на свой двор через тихо скрипнувшую калитку. Если не в этот раз, то в следующий, мало и чутко спавшая старуха Госа заприметила, как он по-кошачьему крался с радамасадова двора. Она сразу догадалась, что Канита пригрела в своей постели заскучавшая вдали от мужа Акаста. Но Канит мог сказать, что ночевал у служанки, поэтому, дождавшись, когда он следующей ночью бесшумной тенью выскользнул из дома на двор, а со двора на улицу, Госа, выждав часок, тихонько пробралась на двор старшего внука. Сторожевые псы на обоих дворах, не понаслышке знакомые с клюкой суровой старухи, при её появлении поспешили попрятаться. Прислонив ухо к закрытому ставнями окну акастиной спаленки, Госа какое-то время прислушивалась, затем, покачав головой, спряталась в хлеву с козами на противоположной стороне двора.
Удостоверившись, что её догадка верна, утром Госа уведомила о своём открытии Скилака и Зорсину.
Вождь решил не сообщать неприятную новость Радамасаду, дабы не возбуждать в нём вражду к младшему брату, а уладить дело по-семейному тихо. Госа потребовала, чтобы Скилак хорошенько выпорол блудодеев, чтоб в другой раз неповадно было, но Акасту вождь сечь отказался: вдруг приедет Радамасад, а на ней следы плети? К тому же, её можно понять: бабёнка в самом соку, а месяцами живёт без мужа. Скилак поручил Госе и Зорсине самим по-тихому поговорить с Акастой, предупредить, что в другой раз пощады ей не будет.
- А Канита придётся-таки отправить весной за полоном, - вздохнул Скилак, поглядев на Зорсину. - Вырос жеребчик - кровь молодая спать по ночам не даёт. Нужно поскорей оженить его, дабы не блудил по ночам с чужими жёнами...
После завтрака, когда Канит, как всегда, побросав в дорожную торбу десяток своих любимых пирожков с вишнями и яблоками, которыми угощал в стойбище девушек, намылился бежать на конюшню, Скилак зазвал его к себе в комнату. Сердце Канита тревожно ухнуло вниз: "Вот оно! Похоже, началось... Наконец-то!"
Вошедший следом Скилак, притворив некрашеную дощатую дверь, схватил Канита, остановившегося у порога с опущенными в недобром предчувствии долу глазами, за ухо. Больно сжимая и закручивая верхний край уха твёрдыми, как железо, пальцами, вождь накинул на дверь крючок и потащил сына, как нашкодившего щенка, на середину комнаты.
- Ну, стервец, давай, поведай отцу, к кому таскаешься по ночам на братний двор? - приглушая голос, прошипел угрожающе Скилак. - Да не вздумай врать вождю!
- Ай-яй-яй! Отец, пусти! Не убегу! - кривясь от боли, взмолился Канит.
- Ну! - сдавил ещё больнее сыновнее ухо Скилак.
- Ой, больно!.. Вождю, может, и соврал бы, а отцу скажу правду: к Акасте. О-ох!
Скилак полагал, что Канит станет юлить, изворачиваться, выгораживать любовницу, а он сходу сдал её - слабак! Немного разочарованно, Скилак выпустил из пальцев ухо сына, которое тот тотчас принялся растирать ладонью, пытаясь утишить боль.
- Так-то ты, паршивец, бережёшь честь старшего брата? - Скилак снял с гвоздя висевшую над ложем плеть. - Ну-ка, приспусти портки.
- А чё мне её беречь, раз Радамасад её не бережёт? - огрызнулся Канит. - Он уже сколько с ней не живёт, знать она ему опостылела.
- А ты, значит, решил подобрать?
- Ну а что? Я ведь не чужой какой. Кому, как не младшему брату утешить в горе жену старшего?
- Ты не держись за портки, скидай, не стесняйся! Сейчас я тебя потешу... Ишь ты, утешитель. Вражьей крови ещё не пробовал, а на бабу уже залез...
- Так ты же сам не пустил меня на войну! Где я теперь врагов найду?!
Приспустив штаны, Канит опустился перед отцом на колени.
- Бей, отец, только Акасту не тронь. Она не хотела. Это моя вина. Я попросил научить меня, чтоб потом не оплошать с Фрасибулой.
- Гм!.. А служанок тебе, поганец, для науки мало?
- Мало, отец! - вскинул голову Канит. - И все уже старые да некрасивые... Отец! Возьми к нам в дом новую служанку, и клянусь священным огнём Табити - я навсегда забуду дорогу к Акасте!
- Ну-ну... И кого же ты хочешь нам сосватать? - ухмыльнулся Скилак.
- Зобену. Вдову чабана Иргана.
- Хорошо хоть не жену... Это к ней ты каждый день ездишь?
Канит опустил голову и покраснел, как накрученное отцом ухо.
- К ней.
- Что, хороша вдовушка?
Канит опять вскинул на отца засиявшие надеждой глаза.
- Так хороша, что я жить без неё не могу... Отец! Забери её к нам. Нечего ей там киснуть в кошаре! После того как я... стану воином и женюсь на Фрасибуле, я хочу взять её второй женой.
- Гм!.. Ну, ладно, там будет видно... - решил Скилак. Судя по спокойному, мирному тону, гнев его на сына успел перекипеть. - Но поучить тебя за то, что тайком пакостил брату, всё-таки надо. Акасту, так и быть, драть не стану, а тебя выпорю за двоих, как что не обессудь.
- Пори, отец, только забери в дом Зобену! - почти радостно воскликнул Канит.
- Ладно, ладно, посмотрим... Затисни в зубах башлык и терпи, раз уже взрослый, не пугай сестёр и соседей криком.
Затиснув голову Канита между ногами, Скилак с чувством, с толком, с расстановкой спустил кожу с его ягодиц. Закончив, он заботливо помог достойно выдержавшему экзекуцию сыну встать на ноги.
- Добро, сынок... - Вождь ласково потрепал Канита по мокрой щеке. - Теперь ступай к себе, отдохни деньков пять от любовных утех... А как сможешь снова садиться на коня, будешь каждую ночь ездить в дозоры, чтоб некогда было шляться по чужим дворам. А спросят, за что получил, скажешь, нагрубил бабке Госе. Понял?
Поддёрнув штаны, Канит кивнул.
- А Зобена, отец?
- А насчёт новой служанки мы с матерью подумаем, - неопределённо пообещал Скилак.
Натянув на глаза искусанный башлык, Канит вышел из отцовской комнаты и, придерживаясь рукой за стену, поплёлся к себе.
Новость о том, что Канит, оказывается, влюблён во вдову одного из октамасадовых чабанов, которой Скилак поделился с жёнами, высказав намерение как-нибудь съездить поглядеть на эту бабёнку, которую Канит просит взять к ним служанкой, разумеется, тут же стала известна Синте и другим служанкам вождя и, конечно, сёстрам Канита. В Мирсине новость о любви брата к пастушке с новой силой всколыхнула начавшие было утихать мысли о собственной безвременно погибшей любви. Но женское любопытство превозмогло: утерев слёзы, она поспешила вместе с сестрой к брату за подробностями, но увидев, что Каниту сейчас не до разговоров и утешений, отложила расспросы, пока ему не станет легче.
Тем временем искажённые языкатыми служанками слухи, что юный Канит потерял голову то ли от вдовы, то ли от жены одного из октамасадовых пастухов и даже выказал желание взять её в жёны, за что был нещадно высечен отцом (в то, что Канит нагрубил бабке Госе никто не поверил), перекинулись через улицу на подворье Октамасада. Жёны Октамасада тотчас послали Сакдариса к Каниту выведать подробности.
Сакдарис застал Канита в обнимку с Лисом, приведенным по его просьбе малой Госой к нему со двора, где Лис с утра не находил себе места оттого, что молодой хозяин всё не выходит из дому. Вытянувшись с закрытыми глазами на животе под чёрной буркой, которой его заботливо накрыла после обработки ран Синта, Канит тешил себя надеждой, что страдает не зря, и после наказания будет для него и награда.
Приподняв бурку и глянув на ободранный до кровавого мяса зад Канита, Сакдарис, изумлённо присвистнув, спросил, за что же отец его так отделал?
