Несколько дней отряд скитался между реками Напит и Харак, собирая в разбросанных по горным долинам и ущельям таврских селениях дань в пользу вождя племени Медведя, оберегавшего эти горы, леса и реки, со всеми их обитателями, от посягательств чужих племён и вождей.
Всего в горах между Херсонесом и Феодосией обитало девять таврских племён, каждое из которых в свой черёд разделялось на несколько десятков родов во главе со старейшинами. Места обитания племён тянулись полосами от границы со скифской степью на севере, через Большой хребет или Спину, как именовали его тавры, до берега моря на юге, разделённые, где рекой, где ручьём, где ущельем, где горой или поперечным хребтом.
Каждое племя считало себя потомками какого-нибудь мощного зверя или хищной птицы, именем которого прозывалось и которого издревле почитало как прародителя и защитника, а все вместе тавры поклонялись верховной владычице этих гор, рек, лесов, зверей и птиц Орейлохе.
Западнее всех жило племя Чёрного Коршуна. В давние времена "коршунам" принадлежал весь западный полуостров, позже названный Гераклейским, и главная святыня тавров - каменный кумир Орейлохи, а основным занятием был морской разбой у изрезанных удобными для засад бухтами берегов западной Таврии. Добравшиеся четыре сотни лет назад до этих мест с другой стороны моря эллины, пленив пропитавшуюся кровью тысяч принесенных ей в жертву чужеземцев таврскую Деву, сделали её главной защитницей своего построенного близ её прежнего святилища города, а "коршунов" вытеснили с Гераклейского полуострова и вгрызающихся в него бухт в долину реки Ктенунт, которую сами тавры называли Чёрной рекой. За прошедшие с тех пор века "коршуны" сделались мирными соседями херсонеситов, убедившись на собственном горьком опыте, что жить с греками в мире куда выгоднее, чем враждовать.
В отличие от многому научившихся у соседей-эллинов и утративших былую свирепость "коршунов", остальные восемь племён по-прежнему жили в охраняемой незыблемыми вековыми традициями и обычаями предков первобытной дикости. К востоку от "коршунов" жило племя Волка. Далее - племя Медведя, которому принадлежали обширные горные и лесные массивы между Напитом, Хараком и Хабом в их верхнем течении. Восточными соседями "медведей" было племя Вепря, за ним обитали Орлы, которым принадлежали самые высокие вершины на Большой Спине. За орлиным племенем жило племя Снежного Барса, потом Зубра, потом Тура и наконец, на восточном краю Таврских гор, вблизи Феодосии, обитало племя Красного Лиса.
Выступив поутру из селения в затиснутой со всех сторон горами долине Харака, дружинники вождя "медведей" сначала поднимались вдоль сбегавшего в Харак подо льдом с южных гор ручья, затем, перевалив через невысокий хребет, спускались руслом другого ручья к реке Напит, за которой возвышалась крутобокая пятиглавая громада Медведь-горы, служившая надёжным убежищем для вождя "медведей" и его людей.
У входа в узкое прямое ущелье, с уходящими ввысь отвесными краями и бегущим по каменистому ложу ручьём, словно мечом прорубленное в северном склоне горы, к которому привела их тропа, тавры устроили привал. Возглавлявший отряд младший брат вождя приказал снять с мулов и лошадей поклажу, чтобы они передохнули перед затяжным подъёмом на подпирающую небо горбатую спину Медведь-горы. Скинув в снег мешки с ячменным зерном, бурдюки с ячменным пивом и медовухой, деревянные бочонки и корчаги со свиным салом, топлёным бараньим и барсучьим жиром, мёдом, маслом, овечьим и козьим сыром, тюки с овечьими, козьими, заячьими, волчьими, лисьими, беличьими, куньими, бобровыми, оленьими шкурами и многими другими ценными вещами, которыми родовые старейшины поделились с вождём и его людьми, воины, проломив копьями и палками лёд, напоили животных из реки и ручья, после чего, рассевшись, кто на тюках, кто на мешках, кто на бочонках, и сами принялись подкрепляться вытащенными из висевших через плечо холщовых и кожаных торб ячменными лепёшками, ломтями тонко нарезанного мяса, луковицами и сыром, запивая всё это прямо из бурдюков ядрёным пивом.
Среди двух десятков багровых, землистых и жёлтых лиц, обросших покрытыми прозрачной морозной наледью чёрными, бурыми, рыжими, русыми, сивыми усами и бородами, белело семь или восемь безбородых и безусых лиц. То были приглянувшиеся дружинникам вождя молодые таврийки, которым выпала великая честь и редкая удача отправиться на пробу к самому вождю. Каждая мало-мальски смазливая таврская девушка мечтала хоть на одну ночь стать подстилкой для вождя - самого могучего и бесстрашного воина племени, зачать от него дитя и остаться жить, не ведая забот, в его горном логове, где всё, включая женщин, было общим для вождя и его воинов. (Что до детей, то когда они подрастали, вождь и его дружинники признавали своими тех, кто были на них похожи.)
Но одно из этих безбородых лиц трудно было назвать привлекательным, скорее наоборот. Это малосимпатичное, узкое, вытянутое, как лисья морда, лицо принадлежало Кривозубому Хорьку. Не отличавшемуся ни бычьей силой, ни особенной меткостью стрельбы из лука, ни умением метать без промаха в цель копьё, топор или нож, ни ловкостью в единоборствах, как другие воины вождя, 18-летнему Хорьку, тем не менее, два месяца назад выпала в жизни великая удача. После того как он вызволил вождя из западни, в которую тот угодил во время ночного набега на скифское селище минувшей осенью, Медвежья Лапа посчитал Хорька отчаянным храбрецом, не побоявшимся рискнуть ради него собственной головой, и взял его в свою дружину. И с тех пор с прежней, полной трудов и лишений, жизнью в родном селении было покончено и началась совсем другая - сытая, вольготная, беззаботная. Прежние детские мечты научиться общаться с незримым миром духов и стать шаманом, как старший брат его матери Совиная Голова, у которого, при том, что он отродясь не гнул спину ни на какой работе, дом всегда был - полная чаша, тотчас были забыты. Все его усилия теперь были направлены на то, чтобы удержаться и закрепиться на Медведь-горе. И Хорёк старался не упустить случая услужить вождю, матери вождя, женщинам вождя, младшим братьям и старшим дружинникам вождя.
Одетый в белый овчинный тулуп, Хорёк, сидя на мешке с зерном, с волчьей жадностью, оставшейся в нём с голодных детских лет, поглощал прихваченную в дорогу снедь. Из одной сумы с ним утоляла голод сидевшая бок о бок на соседнем мешке девушка лет 15-ти, с таким же, как у него, вытянутым вперёд, узким, курносым и всё же куда более миловидным и привлекательным лицом. То была сестра Хорька Прыткая Ящерка. В их селении из трёх десятков полуземлянок, разбросанных по ущелью по обе стороны впадающего в Харак ручья, она считалась одной из лучших красавиц. Дядя-шаман даже хотел взять её в жёны своему сыну по имени Кабанье Рыло - первому в их селении среди сверстников Хорька вожаку и забияке, от кулаков которого с малых лет не раз крепко перепадало и Хорьку, но когда Хорёк вдруг вознёсся под самые облака, сделавшись слугою и воином вождя, их мать Серая Крыса заартачилась - не хотела продешевить.
Мать Хорька и Ящерки, Серая Крыса, к сорока годам заметно постарела, усохла, лицо её пожелтело и покрылось, точно паутиной, сетью мелких морщин. Крыса была мастерица варить крепкое пиво и душистую медовуху, чем и завлекала в свою убогую хижину мужчин, с которыми и сама любила выпить. Отец Хорька и Ящерки давно погиб. Последние несколько лет в их хижине хозяйничал 35-летний тавр по имени Козлиная Борода, которого Крыса приманила не столько совместными попойками, сколько прелестями своей подросшей дочери. Беречь невинность среди таврийских девушек было не в обычае: та, которую никто не попробовал к 15-16-ти годам, считалась никому не нужной дурнушкой и, если учесть, что женщин среди тавров было куда больше, чем взрослых мужчин, доля её была незавидной. Поэтому Ящерка, едва войдя в возраст, приохотилась на пару с матерью ублажать её сожителей.
До появления Козлобородого, Крыса, постоянно пьянствуя и не утруждая себя работой, жила с тремя своими выжившими детьми (была ещё младшая дочь Вертишейка) очень бедно. Козлобородый, занимавшийся весьма прибыльным делом - поиском в лесу пчелиных дупел и добычей мёда, привнёс в их бедную хижину какой-никакой достаток. В отличие от Ящерки, с Хорьком у него отношения сразу не сложились. Строптивого и ленивого подростка, с которым мать уже не могла сладить, Козлобородый сразу взял в ежовые рукавицы, принуждая, словно упрямого мула, к повиновению и труду увесистой палкой, сыромятным ремнём и крепким кулаком, так что Хорёк по целым дням, особенно в тёплую пору, пропадал в лесу, избегая показываться дома.
