Проводив свёкра и сына в Старый Херсонес, Мессапия неожиданно зашла в комнатку учителя Сократа, получившего внеочередной день отдыха. То, какого рода уроками он занимается со Стратоном помимо школьных наук, разумеется, не было для неё тайной. Иногда, в отсутствие свёкра и сына, она и сама брала уроки у красивого молодого учителя, испытывая, насколько он сведущ в науке наслаждений. Но в этот раз у неё были насчёт него другие планы. Мессапия велела Сократу немедля отправиться в город, разыскать там Минния, сказать ему без чужих ушей, что она желает говорить с ним, и через дальний вход привести его в комнаты Стратона.

  - Если уговоришь его прийти, позволю тебе сегодня весь день заниматься с Медеей, - сказала она, сжимая сквозь хитон взметнувшийся "рог" учителя.

  Как только она изволила разжать ладонь, Сократ, приложив руку к сердцу, молча поклонился и выскользнул за завешенную тёмно-зелёной тканью дверь. "Заодно проверим, насколько этот Минний смел", - подумала Мессапия, выходя вслед за Сократом из его чулана.

  Сократ не подвёл госпожу: не прошло и получаса, как дежурившая в андроне Медея, взбежав наверх, доложила, что её повеление исполнено - гость прибыл.

  После короткого разговора на агоре с Сократом (его имя, как и то, что он собственность Стратона Младшего, он прочёл на опоясывающем его шею медном кольце) Минний отослал Лага домой, велев сообщить Гераклиду, где его искать, только если он не даст о себе знать до наступления темноты.

  - Тогда будет уже поздно, - буркнул в нос Лаг в попытке образумить хозяина.

  - Боги благоволят смелым, - с тронувшей губы улыбкой ответил Минний, которому посланец Мессапии, завлекая, шепнул, что старый и молодой господин только что уехали в Старый Херсонес и госпожа сейчас дома одна. - Думаю, всё будет хорошо.

  Двое скифов, охранявших изнутри входную калитку соседнего с формионовым дома, бесцеремонно ощупали одежду, пояс, скифики и даже фетровый петас Минния в поисках скрытого оружия. Велев оставить посох и охранников-фракийцев в каморке привратника, они дозволили Сократу препроводить гостя, как и было велено, в доставшиеся Стратону Младшему от отца покои, состоящие из прихожей, расположенной за нею стратоновой спальни и чулана, в котором, на сундуке с книгами и школьными принадлежностями спал его наставник.

  Пока ждали хозяйку, Минний с любопытством оглядел комнату. Почти весь пол её покрывала огромная, лохматая черно-бурая шкура зубра; только возле стен, под ножками мебели, виднелся выложенный диагональными полосами из тёмных дубовых и светлых еловых квадратов паркет. Справа под окном стоял мраморный трапезофор с замысловато выточенной ножкой, на котором, над украшенной зубчатой короной головой бронзовой гарпии, мелко трепетал в колеблющемся воздухе бледно-жёлтый огненный лепесток, отсвечивая на пухлых розовых телах и золотых крылышках Эрота и Психеи, соединившихся в нежном поцелуе на закрытых ставнях. По бокам трапезофора стояли два невысоких квадратных табурета с мягкими полосатыми седалищами на изогнутых вишнёво-красных ножках, на один из которых по приглашению раба уселся гость. Углы противоположной стены занимали два высоких резных ларя с покатыми крышками, между которыми помещался обтянутый серебристой замшей диван, с разложенной на мягкой горбатой спинке и широком сидении пятнистой барсовой шкурой и двумя расшитыми красными конями по чёрному фону продолговатыми подушками возле боковых закруглений. Перед диваном стоял отделанный серебром и перламутром прямоугольный обеденный столик.

  Наконец, пропитанная облаком заморских благовоний, в комнату вошла Мессапия. Подхватившись с табурета, Минний приложил ладонь к сердцу и молча, с достоинством, поклонился, не сводя с остановившейся у порога женщины внимательного настороженного взгляда. Мессапия была в окаймлённом золотыми аканфами бирюзовом шерстяном хитоне, ниспадавшем широкими складками до расшитых цветным бисером зелёных замшевых башмачков. Выглядывавшие из широких рукавов запястья охватывали золотые скифские браслеты с рельефными контурами пантер и грифонов с изумрудными и сапфировыми глазами. В ушах её, по краям широких скул, продолговатыми каплями висели оправленные в золото кроваво-красные рубины, короткую полную шею увивали три нитки разноцветных египетских стеклянных бус, а над челом возвышалась небольшая золотая фигурка пышногрудой прародительницы скифов, две змеевидные ноги которой сужающимся к затылку золотым обручем удерживали на голове ниспадающую на плечи голубую накидку.

  - Так вот ты какой, Минний, наделавший своим появлением столько шума в нашем тихом, мирном Херсонесе! - произнесла с улыбкой Мессапия, с неприкрытым любопытством разглядывая гостя. - Давно хотела с тобой познакомиться.

  Из-за её спины в комнату бесшумно проскользнула чернокудрая рабыня-колхка, неся в поднятых к высокой груди руках огороженный по краю чеканной гирляндой овальный серебряный поднос с двумя кувшинами, парой украшенных самоцветами длинноногих электровых канфаров, кружевной мегарской вазой с финиками и фигами - любимым лакомством живущих в этих скудных полнощных краях эллинских женщин и детей, и серебряной чашей с водой для ополаскивания пальцев. После того как рабыня, согнув гибкую спину, осторожно опустила свою ношу на столик возле дивана, а Сократ перенёс к столику один из табуретов, оба они по мановению руки хозяйки, поклонившись, поспешно выскользнули из комнаты.

  - Твой раб сказал, что ты хотела меня видеть? - заговорил Минний, подняв глаза с распирающей хитон пышной женской груди на лицо хозяйки дома.

  Усевшись на свисающую длинным хвостом и задними лапами с дивана пятнистую шкуру, Мессапия жестом пригласила Минния сесть на стоящий напротив табурет.

  - Конечно, это женщине место на табурете, но я как-никак дочь царя, а тебе, как бывшему рабу, думаю, не привыкать сидеть и на более жёстких скамьях, - не удержалась она от укола, начав словесный поединок.

  Сделав улыбку чуть шире, Минний сел на табурет, не переставая ласкать восхищённо-восторженным взглядом тщательно подкрашенное к его приходу гладкое холёное лицо дочери Скилура. Они уже видели друг друга пару раз на теменосе и агоре во время выборной экклесии и на следующий день, но так близко, с глазу на глаз, оказались впервые.

  - Твоя правда, благородная царевна, этот табурет гораздо удобнее, чем привычная мне скамья гребца.

  - Поведай мне о своих злоключениях за морем, - попросила Мессапия, берясь на правах хозяйки за серебряный кувшин с вином. - Я ведь любопытна, как всякая женщина.

  Желая, чтобы с гостя скорее слетели скованность и осторожность, столь естественные при первой встрече, она смешала в его кубке две трети сладкого хиосского вина с третью тёплой воды из бронзовой гидрии, а себе налила вина пополам с водой.

  - Пью за неувядаемую красоту прекрасной дочери царя Скилура, - взяв из унизанных перстнями мягких пальцев Мессапии канфар, возгласил Минний. - По-моему, с того дня, как я впервые увидел тебя въезжающей в Херсонес пятнадцать лет назад, ты совсем не изменилась.

  - Благодарю, - улыбнулась его лести Мессапия, которой, как и любой женщине, никогда не приедалось выслушивать похвалы своей неподражаемой красоте. С каждым выпитым глотком и с каждой произнесенной фразой Минний делался ей всё более симпатичен.

  Отхлебнув за раз около трети, Минний уставился в свой затиснутый между ладонями канфар, словно пытался увидеть в кроваво-красном зеркале вина тот солнечный весенний день, когда весь город, отложив все дела и прервав все работы, высыпал на городскую стену и ведущие от главных ворот до формионова дома улицы, чтобы взглянуть на дочь могущественного царя скифов, отданную в жёны единственному сыну Формиона в качестве залога и гарантии недавно заключённого между Скифией и Херсонесом мира.

  - Да, твой мудрый отец, надо отдать ему должное, расплатился тобой за отнятую у нас Равнину... И заодно запустил в Херсонес Троянского коня, - произнёс задумчиво Минний и слегка отхлебнул из канфара. - Но тогда я, четырнадцатилетний подросток, не понимал этого и радовался вместе со всеми долгожданному окончанию войны... В тот день я, как и все мои товарищи и наставники, убежал из палестры встречать скифскую царевну. Лучшие места возле ворот были уже заняты, поэтому мы, подростки, высыпав за ворота, наперегонки взобрались на Девичью гору. Там сидя с друзьями на ограде святилища, вдоль которой шла дорога от Ктенунта, я и увидел тебя впервые... Помню, твой сверкающий золотом и самоцветами наряд и разукрашенная упряжь твоего великолепного серого в крупных яблоках коня...