Под конец собрания, уже при свете факелов, народ узнал имя жреца-басилея на этот год: Полидокс, сын Батта, в обычной жизни - владелец корабельной верфи. Новоизбранные иереи, демиурги и эйсимнеты, встав плечом к плечу на ступенях алтаря лицом к народу, дружным слаженным хором повторили за новым басилеем клятву верности родному полису, которую со школьных лет все знали наизусть. После этого Полидокс от имени всех граждан поблагодарил Зевса и всех богов Херсонеса за удачный день, а всех присутствующих за то, что честно исполнили свой долг перед полисом, и распустил собрание.
Радостные победители разбрелись, кто по домам, кто по харчевням, отмечать с роднёй, друзьями и соседями свой успех, чтобы собравшись завтра утром в перистиле, начать по традиции своё годовое служение с благодарственных молитв и благочестивых приношений богам.
В праздничной пирушке в доме Гераклида на сей раз участвовали одни старики. Невмений, Мегакл и Минний заранее договорились с хозяином харчевни "Под крылом Гермеса" (местные остряки чаще называли её "На конце у Гермеса", против чего её хозяин Кефал нисколько не возражал), что будут праздновать свою победу у него. Увы, но Миннию и Мегаклу пришлось праздновать и расплачиваться с Кефалом без Невмения: тот, даже не дождавшись конца экклесии, отправился в расстроенных чувствах заглушать неудачу вином и продажными ласками шлюх в одном из диктерионов. С ним увязался и Агасикл, которому успели наскучить незрелые полудетские прелести его жены. Каллиад, наоборот, едва новый басилей закрыл экклесию, поспешил домой, чтобы провести всю долгую ночь в изобретении всё новых соблазнительных поз для своих забав с Агафоклеей и Бионой.
В числе полусотни с лишним горожан, набившихся в этот вечер вместе с Мегаклом и Миннием в заведение Кефала, как кефаль в рыбозасолочную ванну, были, разумеется, все его добровольные телохранители во главе с Дельфом, а также старик Евклид (после того как "воскресший" Минний не стал отбивать у Дельфа красавицу Поликасту, чего так опасался поначалу Евклид, его отношение к Миннию существенно переменилось к лучшему, а теперь, когда Минний с первого же раза столь триумфально был избран номофилаком, старый гончар проникся к нему граничащим с подобострастием уважением) и многие его соседи по Керамику, а также приехавший на выборы из своей усадьбы клерух Мемнон с сыном Парфеноклом, рыбак Лагорин с сыном Агелом, тесть Дельфа, Мемнона и Агела Гиппократ, сборщик въездного мыта Полихарм. В расположенной через дорогу харчевне "У Навархиды" (местная молодёжь и приезжие моряки предпочитали чуть расширенную версию названия: "В заду у Навархиды") шумно праздновали победу своих кандидатов сторонники Формиона. Однако теперь, когда выборы остались позади, оба лагеря были настроены друг к другу вполне благодушно: некоторые даже ухитрились поздравить победителей, клятвенно уверяя, что голосовали именно за них, и сравнить у кого лучше вино, и там, и там.
В разгар попойки, после очередной хвалебной речи в честь Минния и Мегакла, кто-то затянул популярную застольную песню, тотчас подхваченную десятками пьяных голосов.
Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно:
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно*.
(Примечание. Стих. Анакреонта в изложении А.С. Пушкина.)
Старик Гиппократ поднялся со своего места возле зятя Мемнона и, потеснив Полихарма, подсел к Миннию с широким глиняным скифосом вина в руке, треть которого он успел расплескать на пальцы по дороге. Обняв его свободной рукой за плечи, он придвинул тёмный провал рта, в сизой опушке усов и бороды, к самому минниевому уху, чтобы тот мог его расслышать в этом стоголосом гаме, и, поздравив с триумфальной победой, предложил выпить за то, чтобы удача и дальше сопутствовала ему во всех его делах, чтобы Тихе всегда была с ним. Перед мутным взглядом Минния тотчас въяве предстала широкобёдрая, пышногрудая Поликаста на шаре, с рулевым веслом и рогом изобилия.
- Давай... выпьем за мою... за нашу Тихе, - повернул он голову к старику, беря со стола свой высокий медный канфар. Чокнувшись, они выпили. - Помощь Тихе нам ещё понадобится... Как и Ника... Ведь сегодняшняя победа, это что... это только первый шаг... Самое важное и трудное ещё впереди...
Словно угадав мысли Минния, Гиппократ выразил сожаление, что его Поликаста так и не стала женой Минния - какой бы прекрасной парой они были!
- Значит, не судьба, - изобразив на лице грусть, ответил Минний, скосив глаз на горланившего песню по правую руку Мегакла. - Давай, отец, выпьем за Поли, за её счастье с Дельфом.
- Разве такая красавица создана, чтобы рожать детей какому-то гончару? Эх! - воскликнул старик с искренним сожалением, подставляя скифос Лагу, исполнявшему за столом хозяина обязанности виночерпия.
- Дельф не гончар, - возразил Минний. - Он - мастер... Какие прекрасные фигурки богов и богинь он лепит!.. Должно быть, за это боги и наградили его такой замечательной... женой. Ну, за Поли и за Дельфа!
Они выпили, и Гиппократ принялся рассказывать Миннию, какая замечательная у него была усадьба под Керкинитидой, как богато и счастливо они с Диогеной тогда жили.
- Эх, кабы вернуться туда, хоть перед смертью! - задрожавшим от сладостных воспоминаний далёкой молодости голосом пожелал Гиппократ.
- Вернёшься, отец, непременно вернёшься! - заверил Минний, заглянув в наполнившиеся слезами глаза старика. - Клянусь Девой, я сделаю всё, чтобы ты и такие как ты беглецы как можно скорее вернулись в свои дома на Равнине! Только вы поддержите меня. Без вас я ничего не смогу сделать... Так и передай своим... Ну, отец, выпьем за нашу скорую победу над скифами. За Нику!
- Эх, твои бы слова, да богам в уши! - смахнув слёзы с осветившегося беззубой улыбкой лица, Гиппократ поднял наполненный Лагом красным, как кровь, вином скифос. - За Нику!
Надежда Минния, что после этого хвативший лишку старик от него наконец отвяжется, не оправдалась. Ещё теснее привалившись плечом к плечу Минния, Гиппократ обратился к нему с личной просьбой, как к номофилаку, ради которой он, собственно, и подходил к нему. Он попросил освободить из рабства младшего брата своей жены Демотела. По словам Гиппократа, подручные Формиону судьи неправедно, по ложному обвинению, приговорили Демотела к рабству за то, что он, как и отец Минния, призывал херсонеситов к войне со скифами за нашу Равнину.
- Формион сперва пытался купить Демотела, а когда тот отказался...
- Хорошо, отец, я разберусь, - пообещал Минний. - Напомни мне об этом через день-другой... а сейчас извини, мне надо отлить.
Минний выбрался из-за стола и, поддерживаемый Лагом, побрёл к выходу. Часть стариков к этому времени, в том числе и отец Дельфа Евклид, упившись вволю дармовым вином, уже почивала: кто на подпиравших закопчённые стены широких лавках, кто прямо на усеянном обглоданными костями, рыбьими головами, сливовыми и финиковыми косточками глиняном полу под столами, а многие из тех, кто помоложе, разбрелись по каморкам со слетевшимися на шум гулянки, как мухи на мёд, портовыми шлюхами.
Здоровяк Дельф, заметив проходившего мимо Минния, вырвавшись не без труда из объятий прильнувших к нему с двух сторон пьяных девок, пошатываясь, как моряк на корабельной палубе во время качки, увязался за ним. После того как они вылили из себя во дворе лишнюю воду, Дельф сказал, что с него на сегодня уже хватит, поблагодарил заплетающимся языком Минния за славное угощение и стал прощаться: он должен идти домой, где его заждалась его Поли.
Видя, что толстяк еле стоит на ногах, Минний сказал, что проводит его до дома вместе с Лагом, а то ещё, не дай бог, свалится возле Кабана в море и оставит своих деток сиротами. На шести ногах они доберутся вернее, чем на двух, хе-хе-хе! Подставив с двух сторон тяжёлому, что тот телок, гончару плечи, Минний и его успевший незаметно хватить под шумок кружку-другую вина раб повели его берегом бухты в Керамик.
