Перед входом молодых встречала мать жениха с трепещущим над закутанной в нарядную накидку головой масленным факелом, выстреливавшим в почерневшее небо подхватываемые порывистым ветром быстролётные искры. Сойдя с помощью Каллиада с колесницы, Агафоклея, придерживая левой рукой на груди срываемую озорником-ветром фату, поклонилась в пояс приветствовавшей её ласковым словом свекрови, взяла принесенные рабынями из кибитки сковороду и сито, как символ своих будущих домашних занятий, и последовала за свекровью в свой новый дом. Выстроившиеся во дворе перед входом в андрон артемидоровы рабы и рабыни осыпали новобрачных на счастье зёрнами злаков, бобами, маком и изюмом. Свекровь завела Агафоклею на поварню и обвела вокруг ярко пылающего домашнего очага, прося Гестию принять супругу сына как свою в её новом жилье. Прошептав чуть слышно вслед за свекровью непослушными замёрзшими губами ту же просьбу, Агафоклея задобрила Гестию тремя пригоршнями муки с поднесенной поощрительно кивающей, ласково улыбающейся свекровью старинной краснолаковой миски и вином из поданного Каллиадом позолоченного канфара.

  Друзья счастливого жениха тем временем выпрягли из свадебной колесницы и увели в стойло, где для них были засыпаны полные ясли ячменя, красавцев-коней, купленных Каллиадом специально к свадьбе во время последней поездки в Скифию. Вынув из колесницы дышло (лишённую коней и дышла колесницу, вместе с драгоценной конской сбруей, тотчас укатили домой рабы её владельца), они занесли его во двор, изрубили на куски и вручили обрубки Каллиаду, немедля бросившего их в огонь домашнего очага - чтоб жене не на чем было уехать из его дома.

  На этом со свадебными обрядами было наконец покончено, и многочисленные гости, рассевшись за составленные длинными, переходящими из комнаты в комнату рядами столы, принялись за поданный по старинной традиции прежде всех других блюд, чтоб молодой семье сладко жилось, медовый ячменный пирог.

  На другой день довольный, как объевшийся сметаны кот, и бодрый, несмотря на две подряд бессонные ночи, Каллиад, его юная жена и радующаяся счастью подруги Биона вернулись в дом Гераклида как гости на свадьбе Агасикла, приведшего вечером в бывшие покои Агафоклеи новую хозяйку - дочь главного логографа Дамасикла Аполлониду. На этой свадьбе Минний уже присутствовал, и Каллиад несколько раз ловил его брошенные украдкой на Агафоклею сумрачные, как осенняя погода, взгляды. Но теперь, когда Каллиад убедился, что Агафоклея досталась ему нетронутой, и он сумел-таки впечатлить её на брачном ложе (доказательством чему служило её весёлое - не в пример вчерашнему - настроение и не сходившая с прелестных уст мягкая улыбка), эти взгляды не вызывали больше у него прежних ревнивых мук, тем более, что сама Агафоклея за весь вечер ни разу не взглянула в сторону Минния. Всякий раз, когда Каллиад обращал взгляд на Минния, его губы сами собой растягивались в надменную ухмылку победителя: пускай этот презренный беглый раб любуется его красавицей-женой - близок локоток, а не укусишь!

  Следующие пять дней Херсонес, словно потревоженный пчелиный улей, был наполнен гулом предвыборных речей. Везде, где только скапливался народ - на агоре, на рыбном рынке, в термах, в гимнасие, в палестрах, в харчевнях - только храмы были избавлены от кипения мелких земных страстей! - претенденты на государственные должности из двух соперничающих лагерей обрушивали на головы и уши будущих избирателей словесные водопады доводов и контрдоводов в свою пользу. Иногда эти жаркие споры, когда все другие аргументы оказывались исчерпаны, завершались на потеху публике потасовкой - херсонеситы уже давненько такого не помнили!

  Приверженцы Формиона, словно по команде, повели массированную атаку на бросивших им вызов сторонников Гераклида, стращая народ тем, что те хотят втянуть Херсонес в безумную и губительную войну с могущественным Скифским царством.

  - Соседи-боспорцы только что доказали, что не такое уж оно и могущественное, - отвечали насмешливо их противники.

  - Кто хочет голода, кто желает, чтобы скифы обратили в пепел наши усадьбы, сады, наши прекрасные виноградники, кому охота гибнуть от метких скифских стрел, - пугали привыкшие за последние годы к господству в полисных структурах друзья скифов, - пусть те отдадут свои черепки этим безумцам - сторонникам войны!

  Кандидаты от противной стороны, одним из самых активных и красноречивых среди которых был Минний, призывали остановить неуклонное сползание Херсонеса стараниями Формиона и его друзей в бездну, на дне которой - окончательная утрата полисом элевтерии.

  - Пора уже херсонеситам стряхнуть с себя оковы страха, которыми опутал нас Формион, окруживший себя скифской стражей, словно какой-нибудь варварский царь, и доказать, что жив ещё в наших сердцах доблестный дух предков! Пора показать, что Херсонес не Ольвия, преданная своими вождями ради торговых выгод во власть скифам! Что мы не станем больше терпеть опирающегося на скифские копья тирана! Пора, наконец, вернуть власть в Херсонесе народу!

  Давно уже не слышали херсонеситы столь смелых и решительных речей. Многие полагали, что для Минния это рано или поздно кончится столь же плохо, как и для его отца. Примерно десяток молодых друзей Минния, ставших его горячими приверженцами, - среди них выделявшийся бычьей силой гончар-коропласт Дельф, сын клеруха Мемнона Парфенокл и рыбак Агел - сделались в эти дни его добровольными охранниками. Вооружившись вместо посохов толстыми дубинами и привесив к поясам не достававшиеся из сундуков и чуланов со времён эфебии акинаки, они утром встречали Минния у дверей гераклидова дома, сопровождали его повсюду весь день и прощались с ним поздним вечером у тех же дверей до следующего утра.

  За несколько дней до экклесии братья Стратон и Апемант, кипя праведным гневом, явились вечером в дом к старшему брату Формиону, чтобы решить, что делать с этим Миннием.

   - Минний убеждает, что отвоевать у скифов Равнину будет вовсе не таким уж трудным и несбыточным делом, каким оно казалось ещё недавно, когда скифами правил Скилур, - лёжа в триклинии за столиком с остатками ужина, докладывал братьям Стратон, схлестнувшийся сегодня с этим гераклидовым псом в театре перед собравшимися послушать его лай беженцами с Равнины, - Новый царь Палак, мол, неопытен и слаб. После того как он получил по зубам на Боспоре и бежал оттуда, поджав хвост, как побитый пёс, он вряд ли захочет соваться к нам, чтобы получить под зад ещё и здесь, и надо этим воспользоваться. Мои возражения, что Палак ушёл с Боспора, лишь получив огромный выкуп, этот гераклидов приживальщик - откуда он только свалился на нашу голову! - тут же ухитрился обратить в свою пользу! Он заявил, что огромные богатства, накопленные скифами при Скилуре, послужат сильнейшим магнитом для боспорцев, гераклейцев, понтийцев и роксолан, которых мы призовём к совместному походу на Неаполь.

  - Ловок, ублюдок! - выругался в сердцах, устроившийся с кубком вина напротив Стратона Апемант.

  - Да, хитёр и изворотлив, как лис, - молвил занимавший центральное хозяйское ложе Формион. - Надо отдать ему должное - голова у него работает.

  - Времена царицы Амаги давно миновали. Роксоланы теперь союзники скифов, - напомнила сидевшая напротив Формиона, уперев локти сцепленных на животе рук в золочёные подлокотники кресла, Мессапия. - А вместе они сила.

  - Вот то же самое заявил набившейся в театр толпе и я, - обратил на секунду свой взгляд на Мессапию Стратон.

  - И что же ответил Минний? - спросил, отхлебнув из своего любимого золотого с двумя крупными рубинами и двумя изумрудами канфара (свадебный подарок Скилура), Формион.

  - Сказал, что дружба варваров так же изменчива, как погода в море: сегодня царь Тасий дружен со скифами, а завтра, если посчитает это выгодным, опять станет их врагом. Едва начав царствовать, сказал он, молодой царь Палак уже успел стать врагом Боспора. Нужно постараться рассорить его ещё и с роксоланами. Но для этого, сказал он, нужно доверить власть людям, готовым действовать. Под лежачий камень, мол, вода не потечёт. И первый шаг к нашей великой цели - освобождению Равнины, должен быть сделан на ближайшей экклесии. И заполнившее все скамьи и проходы дурачьё слушало его с разинутыми ртами, а в конце разразились шквалом одобрительных выкриков и рукоплесканий.