Вечером накануне Каллиад и Агасикл (которому предстояло расстаться с холостой жизнью через день) по традиции закатили в одной из портовых харчевен прощальную пирушку для друзей, с участием лучших в городе музыкантш и танцовщиц и самых соблазнительных и дорогих гетер, естественным образом превратившуюся ближе к полуночи в разнузданную пьяную оргию, растянувшуюся до утра.
Утром в день свадьбы отцы жениха и невесты, каждый в сопровождении толпы празднично одетых родичей и друзей, не сговариваясь, сошлись у алтаря в центре агоры. Принеся жертвы Зевсу Совершителю, они вместе прошли на теменос и посетили с дарами и молитвами алтари и храмы всех богов, от которых зависело будущее семейное счастье и благополучие их детей: Геры Совершительницы, Афродиты, Деметры и, конечно, Артемиды Девы - главной покровительницы и защитницы всех херсонеситов.
Тем временем в празднично украшенных снаружи и внутри пахучими вечнозелёными ветками домах Артемидора и Гераклида женщины провели обряд омовения полуживого после ночной гулянки жениха и бледной как смерть, безучастной ко всему происходящему невесты животворной водой, специально доставленной из священного родника, бьющего из западного склона Девичьей горы.
Погода в этот день выдалась под стать настроению невесты: сумрачная, холодная, слезливая. С мрачного свинцово-чёрного моря по поперечным улицам то и дело с волчьими завываниями задувал крепкий порывистый ветер. С низкого, беспросветного, серого и холодного, как остывшая зола, неба, навевая тоску, сеял мелкий дождь попеременно с мокрым лапчатым снегом - вестником приближающейся зимы.
Минний рано утром, даже не позавтракав, ушёл в сопровождении своего раба в город, чтобы не глядеть, как его любимую уведут в чужой дом. Первую половину этого безрадостного дня он провёл возле Рыбного рынка среди оставшихся из-за непогоды на берегу рыбаков, а вторую - в Керамике среди гончаров, убеждая тех и других проголосовать на предстоящих выборах за него и других группирующихся вокруг Гераклида патриотов - противников скифского ставленника Формиона.
Между тем после полудня пришедший в себя жених, в нарядном белом хитоне, белом с золотой зубчатой окантовкой гиматие и с венком из осенних маргариток на голове, явился с толпой родных и друзей в дом Гераклида, где родня невесты приготовила для них богатое угощение.
Невеста, вся в красном, сидела на пиру среди женщин напротив жениха, скрытая от любопытных взоров наброшенным на лицо полупрозрачным пурпурным покрывалом. Как только на дворе стало смеркаться, гости поднялись со своих мест, от души благодаря хозяина и хозяйку за сытное угощение.
Каллиад подошёл к невесте и подал ей руку. Это был решающий момент, когда невеста ещё могла отказаться от замужества. Скрытая под густой вуалью Агафоклея, после недолгой паузы, когда не только жених, а все вокруг, казалось, перестали дышать, медленно подняла унизанную перстнями и тонкими браслетами руку, вложила её в протянутую ладонь Каллиада и поднялась со скамьи. С засветившейся на бледных губах победной улыбкой, Каллиад повел невесту сквозь радостно зааплодировавшую и загалдевшую хором толпу к выходу.
Выстроившиеся во дворе между домом и калиткой подружки невесты затянули жалобную песнь, обращённую к явившейся первой на вечернее небо звезде любви Геспер:
Геспер! Жесточе тебя несётся ли в небе светило?
Можешь девушку ты из объятий матери вырвать,
Вырвать у матери вдруг ты можешь смущённую дочку,
Чистую деву отдать горящему юноше можешь.
Так ли жестоко и враг ведёт себя в граде пленённом?
К нам, о Гимен, Гименей! Хвала Гименею, Гимену!
Выстроившиеся напротив друзья жениха ответили на притворную жалобу девиц хвалой прекрасной звезде любви:
Геспер! Какая звезда возвещает нам большее счастье?
Брачные светом своим ты смертных скрепляешь союзы, -
Что порешили мужи, порешили родители раньше...
Плачутся девушки пусть и притворно тебя упрекают, -
В чём упрекают тебя, не жаждут ли девушки тайно?
К нам, о Гимен, Гименей! Хвала Гименею, Гимену!*
(Примечание. Отрывки из свадебных песен Катулла в переводе С. В. Шервинского.
В отличие от не дошедшей до нас сквозь тьму веков скифской поэзии, которую автору поневоле пришлось придумывать самому, из великой литературы древних греков, к счастью, кое-что уцелело, чем автор и собирается с большим удовольствием пользоваться, по мере надобности знакомя читателя с жемчужинами подлинной поэзии древних эллинов (даже если её авторы жили чуть позже описываемой эпохи, или дошли до нас в переложении латинских поэтов, как, например, гименеи Катулла).)
Под жалобный скулёж закрытого в чулане Одноухого, Каллиад вывел Агафоклею на улицу и усадил на двухколёсную свадебную колесницу, богато разукрашенную серебром, позолотой, цветочными гирляндами и венками. Сев на покрытую красным бархатом скамью рядом с невестой, он принял вожжи и тронул пару впряженных в неё великолепных гладких белых лошадей в роскошной сбруе, с раскачивающимися над головами высокими султанами из алых страусовых перьев.
Впереди медленно едущей по широкой главной улице в сторону агоры высокой свадебной колесницы, играя и распевая громкими голосами весёлый гимн Гименею, шествовали семь троек кларнетисток, флейтисток и кифаредов. Привлечённые их слаженными голосами и музыкой, сотни любопытных горожан, несмотря на холод и слякоть, сбежались со всей округи полюбоваться женихом и невестой. Сразу за колесницей шла, освещая молодых ярко пылающим в сгущающихся с каждой минутой сумерках факелом, зажжённым от домашнего очага, молочная мать невесты Тирсения, заменившая её не дожившую до этого счастливого дня родную мать. За факелоносицей шествовали отцы, братья, сёстры и прочие родственники жениха и невесты, их друзья и подруги, общим числом около полусотни. Замыкала шествие закрытая кожаными пологами длинная скифская кибитка с приданым невесты, состоявшим из крупной денежной суммы, множества одежд, украшений, обуви, ковров, мехов, постельных принадлежностей, дорогой посуды, кухонного инвентаря и прочего, общей стоимостью не меньше, чем в десятую долю богатств её отца. За кибиткой, под присмотром Актеона, шли четверо крепких молодых рабов и столько же юных рабынь в новых светло-серых хитонах и добротных коричневых башмаках, "украшенные" начищенными до блеска медными ошейниками, на которых были выбиты их имена и имя их владелицы. Всё это имущество было собственностью невесты и в случае развода по вине или по желанию мужа должно вернуться вместе с нею в родительский дом.
Выехав на почти пустую агору, Каллиад остановил коней напротив входа на теменос. Сопровождаемые в качестве свидетелей толпой родных и друзей (музыканты, умолкнув, остались возле свадебной колесницы), молодые, держа друг друга за руки, прошли по освещённому десятком рабов-факельщиков величественному пропилону на территорию главных херсонесских храмов. Ставя на алтари дорогие мегарские чаши и миски с медовыми пряниками, фигами, финиками, орехами, изюмом и наполненные сладким имбирным вином драгоценные кубки, Каллиад молил богинь - покровительниц брака о своём с Агафоклеей семейном благополучии. Кроме совместных с мужем подарков, прощаясь с девичеством, Агафоклея по традиции срезала и оставила в дар Артемиде Деве длинную прядь своих чёрных волос вместе с выплетенной Бионой из её волос золотой лентой. На постаменте у мраморных ног Афродиты она положила с навернувшимися на глаза слезами поданные Бионой свои детские, празднично наряженные куклы, расшитый серебром и жемчугом девичий пояс и ещё одну прядь волос. Царице Гере она подарила собственноручно вытканный и расшитый тонкими золотыми узорами пеплос и головную повязку - диадему.
Вернувшись на агору, Каллиад и Агафоклея под вновь зазвучавшую весёлую музыку сели в колесницу и двинулись во главе свадебной процессии той же улицей обратно - к расположенному в нескольких кварталах от гераклидова дома дому Артемидора.
