- Да, господин! - хором ответили пятеро голосов.

  - Ну, всё. Хорет, отведи их ужинать, - приказал Левкон помощнику епископа.

  - Надо будет им сегодня помыться с дороги. И выдать каждому по тёплой хламиде - зима на носу, - обратился он к Арсамену после того как шестеро новичков вышли в ведущий на поварню коридор.

  - Будет сделано, хозяин, - заверил Арсамен, привычно приложив правую ладонь к груди.

  Сунувшимся было в трапезную новичкам, Хорет велел взять на кухне по паре широкогорлых пузатых амфор и присоединиться к четырём местным рабам, таскавшим из садовой цистерны воду в расположенную напротив входа в рабскую столовую глубокую мраморную ванну. Когда ванна оказалась на две трети наполнена, две гереины служанки долили в неё кипятка из отсвечивавшего над огнём очага зеркальным блеском бронзового котла, доведя воду до комфортного для госпожи уровня - не слишком горячего, но и не прохладного, и разбавили десятком капель душистого розового масла.

  Закончившая к этому времени ужин Элевсина, светясь не сходившей весь вечер с прелестного личика смешливой улыбкой, вбежала вместе с Карбоной в ванную комнату, залитую мягким светом оранжево-жёлтых язычков, плясавших в волосах двух прелестных, ярко раскрашенных терракотовых женских головок, висевших по обе стороны двери: одна принадлежала владычице Луны Селене, вторая - её сестре, богине утренней зари Эос. Притворив за вышедшими в предбанник рабынями Гереи дверь, Карбона сняла с юной госпожи башмачки, хитон и нательную эксомиду, и та поспешила с радостным визгом погрузиться по шею в парующую нежными ароматами воду. Через минуту она села на широкий тёплый бортик спиной к Карбоне, и служанка, нежно лоскоча мягкими пухлыми губами белую атласную кожу на её затылке, плечах и лопатках, натёрла её под мышками, между ягодицами и в паху ароматическим мыльным порошком. После этого и сама Карбона, сбросив одежду, присоединилась к госпоже в ванной, и теперь уже Элевсина с удовольствием покрыла поцелуями мокрую, масленно блестящую коричневую кожу своей единственной подруги, со смехом щекоча её в курчавых жёстких волосах под мышками и между ногами.

  Через четверть часа Элевсина и Карбона вышли из ванной и протопотали резвыми козочками друг за дружкой над головами ужинавших рабов по лестнице на второй этаж.

  Всё это время Герея ждала своей очереди в триклинии. Едва только Элевсина убежала в бальнеум, она поспешила перебраться на ложе к супругу. Дидим, исполнявший во время ужина обязанности виночерпия, и служанка Гереи, тихонько вышли из триклиния в противоположные двери, тщательно задвинув за собой пологи, но остались поблизости, готовые явиться по первому зову.

  Лёжа на спине, Левкон расслабленно блуждал ладонями по плечам, спине, заголённым бёдрам и ягодицам навалившейся мягким животом на его набухший желанием фаллос жены. Протянув руку к стоявшему на углу столика тонконогому канфару из горного хрусталя, Герея набрала в рот вина и, прильнув к приоткрытым в улыбке губам Левкона, медленно перелила сладкую пьянящую влагу ему в рот, затем долго вкушала сладость его губ. Задохнувшись, они разлепляли губы, чтобы отдышаться, после чего Герея тянулась к канфару за новой порцией...

  Наконец, чуть приоткрыв полог, служанка тихо доложила, что ванна свободна. Выскользнув из расслабленных рук мужа, Герея сама надела на него скифики и, держа, как коня за узду, за вздыбленный под полой хитона фаллос, потащила в бальнеум.

  Тотчас проскользнувший с другой стороны в триклиний Дидим принялся торопливо набивать голодное брюхо остатками господского ужина (Левкон, Герея и Элевсина съели и выпили, как обычно, едва половину поданного на стол), после чего отправился на второй этаж, чтобы, как верный пёс, лечь спать у дверей хозяина.

  К тому времени, когда, натешившись в ванной, Левкон на руках унёс жену в супружескую спальню, рабыни успели прибраться в триклинии и на кухне, поужинать вслед за рабами и перемыть посуду. Велев своим помощницам идти спать, Креуса направила шестерых "феодосиек" в освободившуюся ванну.

  Задержавшийся на поварне Дул, взяв в каждую руку по миске с едой, понёс их в андрон Гагесу и его четырёхлапому помощнику.

  Заперев местных рабынь и рабов в противоположных концах дома, Хорет и Арсамен вернулись в трапезную и, потеснив на скамьях ждавших своей очереди на помывку "феодосийских" рабов, сели ужинать. Креуса, перекусившая, как обычно, на ходу во время готовки, сама подала им принесенные из хозяйского триклиния объедки. Неторопливо, со вкусом поглощая господскую еду и запивая её господским вином, епископ с помощником щедро делились костями с сидевшей на задних лапах у торца стола брюхатой сукой.

  Дав время рабыням поплескаться в оставшейся после купания хозяев ароматной воде, пока ужинали надсмотрщики, Креуса пошла выгонять их из ванной. Вошедшие следом Арсамен и Хорет, став в открытых дверях предбанника, молча разглядывали аппетитные молодые тела новеньких рабынь, обтиравшихся и одевавшихся у них на глазах без всякого стеснения, а напротив - с явным желанием обратить на себя внимание новых хозяев. "Феодосийки" уже с радостью успели отметить, что здешние рабыни и старше их, и далеко не так хороши, как они.

  Выбрав себе по рабыне, епископ и его помощник увели их, свежих и благоухающих, греть свои холодные постели. Остальных, заметно огорчённых, что выбор пал не на них, Креуса, словно гусынь, погнала по коридору в дальний конец гинекея, где в разделённых рабочей комнатой торцевых чуланах находились спальни рабынь. В левой, с окнами в сад, спали пятеро местных рабынь, правая была свободна. Посветив, пока "феодосийки" устраивались на новом месте, Креуса предупредила, что завтра поднимет их с зарёй, и заперла дверь на замок.

  Вернувшись в коридор, она вошла в примыкавшую к рабочей комнате с правой стороны крохотную каморку, служившую ей спальней (напротив, через коридор, находилась дверь в спаленку Хорета). Почти всю её занимал широкий высокий сундук, на плоской крышке которого было настелено несколько старых овчин. Удостоверившись, что Дул, которого она последние несколько лет удостаивала быть своим сожителем, уже лежит под толстым шерстяным одеялом, ключница заперла на задвижку дверь, дунула на огонёк светильника и принялась не спеша раздеваться.

  Феодосийские рабы, перейдя из трапезной в тесный, тёмный предбанник, сняли по приказу вернувшегося для присмотра за ними Хорета одежду и обувь, после чего Хорет запустил в ванну первую пару.

  Жадно вдыхая насыщенный дурманящими не хуже конопляного дыма ароматами воздух, рабы с наслаждением погрузились по уши в охолонувшую, но всё ещё достаточно тёплую воду.

  - С головой погружайтесь, с головой! - подсказывал стоявший в дверях надсмотрщик. - Топите ваших блошек и вошек в воде! У нас тут и своих хватает! Ха-ха-ха! - загоготал он.

  Дав им поплескаться одну-две минуты, Хорет, помня о томившейся в его постели круглозадой рабыне, выгнал их из ванной и отправил туда следующую пару.

  - Эх, хорошо! - проурчал, вытирая пропитанным волнующими женскими запахами рушником раскрасневшееся лицо и грудь покрытый, как лесной таврский медведь, с головы до ног густой бурой шерстью бастарн Бусирис. - Никогда ещё так сладко не пах!

  Рабы в предбаннике засмеялись.

  - Жаль, что нас не отправили мыться с рабынями. Уж я бы...

  - Но ты! Поговори у меня! - Хорет поднёс к носу бастарна тяжёлый волосатый кулак. - Запомните, жеребцы: тут вам не Феодосия! Епископ уже говорил вам, но для непонятливых я повторю ещё раз: кто полезет без дозволения на рабыню, получит от меня для первого раза полсотни плетей. А кто попадётся во второй раз - отправится на перевоспитание в усадьбу. Там и жратвы поменьше, и работы побольше, и надсмотрщики не такие добрые, как мы с Арсаменом. Ха-ха-ха!.. Друг друга втихаря дрючьте, сколько хотите, а к бабьим дырам вас допустят только в праздники, да и то лишь тех, кто этого заслужит усердной работой и примерным поведением. Вот такие у нас здесь порядки. Уяснили, сынки?