- С возвращением, Ламах! Наслышан, наслышан, как вы с Делиадом пытались укротить пленного скифского дикаря. Теперь мы с тобой оба хромцы. Хе-хе-хе!

  - Хайре, Хематион, - опершись на костыль, пожал короткопалую жилистую ладонь царского вольноотпущенника Ламах.

  - Видал, видал я этого зверя на торгах! Огонь! - сладострастно сощурил и без того узкие глаза Хематион. - Не диво, что Герея выручила за него целую сотню золотых!

  Ламах присвистнул.

  - И кто же столько выложил?

  - Бактрийца купили на пару Молобар и его зять Горгипп. И, как я слышал, попытки гиппарха проехаться на нём тоже не увенчались успехом. Хе-хе-хе!

  - И что?

  - Молобар не дал зятю калечить жеребца и, говорят, отправил его к себе в Синдику, велев подобрать ему табун самых красивых кобылок.

  - Разумно. Через пару лет он вернёт с лихвой заплаченные за жеребца деньги.

  - Ещё бы! А как твоя нога? - участливо поинтересовался конюший. - Всё ещё болит? Может кликнуть рабов, чтоб донесли тебя до казармы?

  - Да нет, сам дохромаю, - отказался декеарх. - Вон парни мне помогут отнести щит и копьё, - кивнул он на выходивших из конюшни феодосийских воинов.

  Обернувшись, Хематион заметил, что все пятеро его конюхов, оставив работу, теснятся за спинами друг друга в тёмном проёме конюшни, поедая голодными глазами шестёрку выбравшихся из передней кибитки миловидных рабынь. Тотчас настрожив глаза и голос, конюший велел подручным помочь возницам распрягать и заводить в стойла лошадей.

  После того как окольцованные медными ошейниками конюхи вместе с шестью приезжими рабами откатили кибитки в дальний конец зажатого между конюшней и сараями двора, Никий велел своим рабам и рабыням взять из кибиток по паре амфор. Оставив двух воинов сторожить оставшиеся в кибитках припасы, а Гелия и ещё троих взяв с собой, остальных, вместе с обоими декеархами, Никий попросил Ламаха отвести и устроить в казарме соматофилаков.

  Проводив взглядом от ворот своих воинов до входа в высившуюся посреди нижней крепости трехэтажным квадратом казарму, Никий повернул в другую сторону. Завернув за ближайший к воротам угол, вереница следовавших попарно за гекатонтархом с амфорами в руках рабов и рабынь прошла по узкому проходу между торцевой стеной конюшни и каменной оградой притиснувшегося боком к крепостной стене небольшого храма и вошла через никем не охраняемую широкую калитку в верхнюю крепость. Поднимаясь за Никием по вырубленным в скалистом склоне ступеням, впервые попавшие сюда рабыни, рабы и четверо присматривавших сзади за ними воинов устремили взоры на открывшуюся справа вверху трехэтажную башню царского дворца, взметнувшуюся над причудливо изогнутыми толстыми стенами угнездившейся на выступающем из пологой макушки горы невысоком крутосклонном утёсе массивной цитадели. Миновав поворот к украшенным золотыми царскими трезубцами медным воротам цитадели, откуда за ними пристально наблюдали (прежде всего, конечно, за хорошенькими рабынями) царские стражи в стальных гребнистых шлемах, Никий повёл свой маленький отряд мимо храма Афины к высокой ограде храма Аполлона Врача, где повернул направо и через полсотни шагов остановился перед тяжеловесной дорической колоннадой Старого царского дворца.

  Взойдя по трём широким тёмно-серым ступеням, Никий перевёл дух и осторожно постучал подвесным молоточком в скрытую за морщинистыми колоннами высокую тёмно-красную двустворчатую дверь. В ответ из-за двери послышалось негромкое угрожающее рычание, тотчас смолкшее по команде привратника. Постаравшись придать голосу солидной густоты и твёрдости, Никий важно объявил вопросительно уставившемуся на него из-за приоткрывшейся створки пожилому дверному рабу:

  - Гекатонтарх Никий прибыл из Феодосии с подарками царевичу Левкону и царевне Герее от Хрисалиска, Лесподия и Мелиады.

  Длинные бескровные губы привратника, в дымчатой опушке усов и бороды, тотчас расползлись в широкой приветной улыбке. Метнув любопытный взгляд на сгрудившихся внизу перед входом рабов и рабынь, дверной сторож попросил гекатонтарха чуток обождать, пока он доложит, и осторожно притворил тяжёлую дубовую дверь.

  Через минуту дверная створка широко распахнулась, выпустив наружу дворцового епископа Арсамена. Окинув быстрым внимательным взглядом незнакомого гекатонтарха, после обмена приветствиями повторившего ему сказанное привратнику, и выстроившихся за его спиной шестерых рабов и стольких же рабынь, с амфорами и иной поклажей в опущенных руках, епископ назвал своё имя и, сделав широкий жест в сторону двери, пригласил гекатонтарха и его людей войти.

  Пройдя вслед за остальными через разделённые крошечным тамбуром - местообиталищем привратника и его четвероногого помощника - массивные двойные двери, Савмак очутился в довольно большом переднем покое, всё ещё не подозревая, что ступил под своды своего нового жилья. Жёлтые огоньки, трепетавшие на круто выгнутом носу и высокой корме бронзового кораблика, висевшего на уровне глаз на вмурованном в стену напротив входа крюке, освещали расположенную ниже полукруглую зелёную нишу, окантованную по краям широким золотым валиком. (Ещё два таких же кораблика висели над темневшими посредине жёлтых боковых стен дверными проёмами.) Суровый белобородый старик, восседающий на установленном на невысоком постаменте резном мраморном троне, грозил из ниши вошедшим пучком зажатых в кулаке золотых молний. Выступающее из ниши квадратное подножье трона, отороченное внизу и вверху окрашенными в золотой цвет мраморными гирляндами, было уставлено позлащёнными чашами и кубками с подношениями. По обе стороны ниши, прямо на изузоренном широкой трехцветной плиткой полу стояли две высокие, расписанные яркими цветами амфоры, в широких горлышках которых благоухали большие букеты осенних астр. На вмурованных в жёлтую стену по обе стороны головы громовержца белых мраморных полках стоял десяток более мелких богов.

  Появившийся из правого бокового входа статный черноволосый надсмотрщик, окинув рабов и особенно рабынь придирчивым взглядом, увёл их к кладовым. Оттуда рабынь повели в гинекей на показ хозяйке, а вернувшихся в андрон шестерых рабов, вместе с тремя местными рабами, отправили под присмотром четвёрки никиевых воинов за оставшимся в кибитках грузом.

  После того как Гагес закрыл за ними дверь, Никий сообщил, что привёз также дарственную на рабов и письма для царевича Левкона и царевны Гереи от номарха Лесподия и Хрисалиска.

  - Хорошо. Давай сюда, я передам, - сказал Арсамен, исследуя молодого гекатонтарха внимательным взглядом.

  Вынув из висевшего слева на поясе кожаного чехла три тонкие папирусные трубочки, запечатанные зеленоватым воском, Никий вложил их в протянутую ладонь дворецкого.

  Арсамен предложил гекатонтарху, пока рабы будут таскать с конюшни груз, выпить и перекусить с дороги, и проводил его через прорезанный слева от домашней божницы, скрытый златотканой завесой дверной проём в расположенную между андроном и внутренним двором трапезную. Это было довольно просторное помещение с выложенным гладкой розовой плиткой полом, потускневшими старинными мифологическими росписями на стенах и высоким белым потолком. Впритык к длинной стене, между двумя прикрытыми ставнями квадратными окнами в локоть шириной, на высоких позолоченных оленьих ногах стояло обеденное ложе хозяина, покрытое узорчатым персидским ковром. Ещё два точно таких же ложа стояли у боковых стен. У каждого ложа стояло по низкому прямоугольному столику с тонкими золочёными ножками. По бокам хозяйского столика стояли два высоких резных позолоченных кресла, с мягкими краснобархатными сиденьями и изящными подставками для ног, предназначенные, как нетрудно было догадаться, для жены и дочери Левкона. В углах по краям хозяйского ложа, на круглых мраморных трапезофорах благоухали в больших, красочно расписанных амфорах белые и розовые осенние астры.

  Отказавшись возлечь, Никий осторожно присел на указанное Арсаменом боковое ложе, не отстегнув даже пояс с мечом, сняв и положив рядом лишь высокий командирский шлем. Отвечая на вежливые расспросы Арсамена, он по-военному быстро расправился с принесенной кухонными рабынями замечательно вкусной едой, запив её разбавленным по его желанию на две трети тёплой водой золотистым лесбосским. Уязвлённый тем, что не то что Герея, но даже царевич Левкон не снизошёл до хотя бы минутного разговора с ним, встав с ложа, он поблагодарил епископа за прекрасное угощение и, глядя в сторону, спросил, не будет ли для него каких поручений к Лесподию или Хрисалиску от царевича Левкона или госпожи Гереи. Ответив, что царевича, к сожалению, сейчас нет дома, Арсамен поинтересовался, когда гекатонтарх думает ехать обратно. Вмиг преобразившимся, повеселевшим голосом Никий сообщил, что пробудет в столице ещё два или три дня, а найти его можно у его друга Делиада.