- Как его зовут? - спросила она глядевшую с улыбкой на стоявшего, робко потупившись, в трёх шагах от её кресла красавчика-раба Масатиду.

  - Я не помню. У этих варваров такие непроизносимые имена.

  - Как тебя зовут? - обратилась Мелиада к юноше.

  Пленник молчал, устремив тоскливый взгляд на расшитые серебром меховые полусапожки на толстых, как колоды, ногах Мелиады.

  - Он что, немой?

  - Нет, но он пока что не понимает нашу речь, - пояснила Масатида.

  - Госпожа хочет знать твоё имя, - обратился от двери к пленнику по-скифски Пакор.

  - Сав... Сайвах, - запнувшись, промямлил чуть слышно юноша.

  - Как? Сай?.. Сай - это же, кажется, по-ихнему "царь"? Он что, царского рода? - удивилась Мелиада.

  - Нет, он был конюхом у одного из скифских этнархов, - ответила Масатида.

  - Сайвах означает "Славен царь" или "Слава царю", - пояснил Пакор.

  - Ну хорошо. Исарх, сними с него хитон и осмотри всего хорошенько, - велела врачу Мелиада.

  - Сними с себя одежду и обувь, - строго скомандовал Пакор. - Лекарь должен осмотреть тебя.

  Уши, лицо и шея юноши тотчас вспыхнули густым румянцем, что тоже очень понравилось Мелиаде, на губах которой впервые за весь этот тягостный день появилась улыбка.

  Несколько долгих мгновений поколебавшись, Савмак повиновался. Только лишь мысль о том, что так нужно для побега, понудила его, преодолев стыд, обнажиться перед глазевшими на него насмешливо со всех сторон двумя знатными женщинами и шестью молодыми служанками.

  Мелиада, прежде всего, как кошка на мышь, устремила хищный плотоядный взгляд на его опушенный золотисто-рыжим руном мужской орган. Затем, по мере того, как Исарх поворачивал его, заставлял приседать, поднимать в стороны и сгибать в локтях руки, щупал его мускулы, открыв ему рот, осматривал, как коню на торжище, зубы, слушал через узкий медный стакан его дыхание и сердце, она оглядела его плоский живот, небольшие круглые ягодицы, узкие стройные бёдра, ровную прямую спину и грудь и осталась довольна увиденным. Внимательно осмотрев, ощупав и даже обнюхав ещё раз под конец лиловый ушиб на его макушке, Исарх доложил хозяйке, что рана почти зажила, по-видимому, без серьёзных последствий для его здоровья, а в остальном юноша внешне выглядит совершенно здоровым.

  - Ну что ж. Пожалуй, я куплю его, - задумчиво произнесла Мелиада, обратившись к супруге Лимнея. - Сколько ты за него хочешь?

  Масатида, наблюдавшая искоса за Мелиадой, прекрасно заметила мелькнувшую на её губах улыбку и заблестевшие желанием глаза, какими она разглядывала юного варвара. Она и сама бы с удовольствием возлегла с ним, кабы не страх перед Лимнеем.

  - Мне, право, совестно об этом говорить, но... мой муж надеется выручить за этого раба пять статеров. В пересчёте на серебро, это будет сто десять драхм. Ну, пускай, сто... Лимней прибьёт меня, если я уступлю его за меньшую цену, - произнесла Масатида извиняющимся тоном.

  Мелиада некоторое время молчала, в раздумье теребя пухлыми пальцами лежащие под локтями подушки.

  - Можно поступить так, - предложила Масатида, испугавшись, что перегнула палку (провожая её к Мелиаде, Лимней велел просить за скифа три статера). - Завтра мой муж отведёт его на агору, и если в течение трёх дней никто не даст за него больше ста драхм, то он продаст его тебе или твоему мужу за самую высокую сумму из тех, что за него давали.

  Мелиада покачала головой; велика была опасность, что за этого юного, сильного, весьма привлекательного как для женщин, так и для мужчин раба, к тому же умелого конюха, могут дать и больше ста драхм, а ей не хотелось его упускать.

  - Давай-ка, милочка, мы сделаем по-другому. Оставь-ка его пока здесь, а вечером вернётся Лесподий, и если он одобрит мою покупку, завтра наш раб принесёт Лимнею сотню драхм, а если нет - мы вернём вашего раба.

  Масатиде не оставалось ничего другого, как согласиться. Мелиада приказала Пакору отвести скифа в трапезную для рабов; пусть его покормят - уж больно худощав!

  Поднявшись на ноги, Масатида и Мелиада с любезными улыбками расцеловались, пожелав на прощанье друг дружке долгих лет радости и женского счастья. Следуя за мелиадовой рабыней к своим носилкам, Масатида с завистью думала о Мелиаде: "Вот уж кого Афродита наделила женским счастьем! Вот уж кому в этой жизни повезло! Вот кто живёт, как басилиса! И это дочь рабов!.. Интересно, её младшая красавица-сестрица в разлуке с мужем тоже утешается с рабами?"

  Вернув скифу его колпак, Пакор велел идти за ним. Заведя новичка на поварню, он велел распоряжавшейся там своей супруге Лостре накормить нового раба и присмотреть за ним, пока он не понадобится хозяйке. Утолив жажду киликом разбавленного на треть вина, епископ отправился по своим делам. Не успел он выйти, как полдесятка любопытных кухонных рабынь, прервав на время заданную хозяйкой поварни работу, столпились в широком дверном проёме между кухней и трапезной, в которой Пакор оставил новичка, без свойственной рабам жадности и спешки поглощавшего поставленную перед ним собственноручно старшей поварихой еду.

  - Какой хорошенький!

  - И молоденький!

  - Просто птенчик! Хе-хе-хе!

  - А губы, губы-то какие, девки! Так и тянет поцеловать! Хи-хи-хи!

  - А ну, козы, хватит пялиться! Марш работать! - властно скомандовала, выходя из трапезной, Лостра. - Его роток не про ваш зубок, бесстыдницы.

  - Ну, это мы ещё посмотрим!

  Прыснув дружным смехом, рабыни скрылись на кухне.

  Савмак после прогулки за носилками хозяйки по городу и крутым лестницам чувствовал головокружение, тёмные пятна в глазах и слабость в ногах: в первый раз со времени своего пленения ему пришлось столь далеко идти, и оказалось, что ранение и болезнь не прошли для него бесследно - до былой неутомимости и силы его усохшим, как листья на срубленном дереве, мышцам было ещё далеко. С облегчением свалившись после толчка надсмотрщика на грубую скамью у тянувшегося через всю комнату стола, Савмак с тревогой подумал о том, что в таком состоянии он за одну ночь пешком до Скифии, пожалуй, не доберётся.

  Несмотря на сосущий под ложечкой голод, гордость и достоинство сына вождя удержали его от желания накинуться на принесенную толстой поварихой еду, как оголодавший пёс на брошенные с хозяйского стола объедки, на глазах у скалившихся на него из дверей поварни миловидных служанок.

  После того как юный скиф неспешно управился с едой и, брезгливо скривившись, запил её кислым местным вином, к тому же сильно разбавленным водой, явившаяся с поварни служанка, потянувшись через противоположную скамью и стол за миской и кружкой, дразняще выставила напоказ выпирающие из разреза серой груботканой туники пухлые розовые груди.

  - Откуда же ты взялся, такой сладенький? - спросила она вполголоса по-скифски, одарив его обольстительной улыбкой.

  - Ты скифянка? - быстро спросил Савмак, вскинув радостно заблестевшие глаза от манящих грудей на лицо служанки. Нарочито медленно распрямившись, девушка отрицательно покачала головой:

  - Я родилась рабыней.

  Савмак разочарованно выдохнул. Он уже собирался просить её раздобыть для него аркан или длинную верёвку и предложить ей бежать с ним в Скифию.

  Через минуту после того как рабыня, виляя под коротким серым хитоном выпуклым задом, уплыла с грязной миской и пустой кружкой на кухню, Савмак встал из-за стола и направился к выходу, чтобы поискать отхожее место и, по мере возможности, осмотреться в новом доме. Распоряжавшаяся на поварне толстуха послала одного из подручных поварят проводить его и сразу привести назад.

  На обратном пути новичка перехватила посланная хозяйкой рабыня и увела его через двор в расположенную напротив поварни баню. Одна из имевшихся там четырёх больших прямоугольных мраморных ванн была до половины наполнена парующей водой.

  - Раздевайся и лезь в воду! - приказала Савмаку по-скифски приведшая его светловолосая, зеленоглазая рабыня.