Увидев направленный на него осмысленный взгляд пленника, высокий о чём-то спросил его по-эллински. Савмак не ответил. Он знал не более двух десятков греческих слов: херсонесские купцы, регулярно посещавшие Тавану со своими товарами по пути в Неаполь и обратно, все более-менее сносно говорили по-скифски, не говоря уж о неапольских греках. Выждав недолгую паузу, длинноголовый что-то сказал надсмотрщику, и тот обратился к пленнику по-скифски:

  - Как твоё имя, скиф? Кто твой отец? Из какого ты племени?

  "Признаться, что я сын вождя напитов? Опозорить отца, весь наш род? Нельзя, нельзя!"

  - Почему молчишь? Ты меня слышишь? - надсмотрщик слегка толкнул носком башмака накрытую плащом ступню Савмака.

  - Моё имя... Сайвах... сын Варуна... из племени хабов, - выдавил из себя через силу Савмак едва слышным от слабости голосом.

  - Твой отец богат? Он может выкупить тебя из плена? - продолжал задавать вопросы "краб", пересказывая вполголоса его ответы хозяину по-эллински.

  - Мой отец... умер... Я сирота.

  - А кто такой Фарзой? Ты часто повторял в бреду это имя.

  - Это мой... хозяин... сын вождя хабов... Я служил у него... конюхом.

  - Он даст за тебя выкуп?

  На этот вопрос пленник не ответил, обречённо опустив глаза.

  Лимней был разочарован. Его надежда, что пленник окажется из родовитой скифской семьи, не оправдалась. Не меньшее огорчение испытал и Ахемен, переживавший хозяйские успехи и неудачи, как свои.

  Выйдя за дверь, Лимней приказал отмыть этого раба от дерьма и мочи, и дать ему чистую тунику и башмаки.

  - И прибери там всё под ним, чтоб не смердело, как в хлеву! - обратился он к ухаживавшей за пленником рабыне.

  - Слушаюсь, хозяин, - склонила голову в низком поклоне рабыня.

  - Всё сделаем! - заверил хозяина Ахемен. - Может вождь его племени захочет его выкупить? - спросил он, следуя по комнатам за спиной хозяина.

  Лимней с сомнением покачал головой.

  - Вряд ли он даст за слугу хороший выкуп. Да и живут эти хабы аж где-то под Херсонесом. Овчинка выделки не стоит!.. Пусть отлежится дня три-четыре, окрепнет. Кормить хорошо! А то на него страшно смотреть - кожа да кости!.. А там посмотрим, на что он сгодится.

  К утру следующего дня небо над Феодосией прояснилось. Мрачные дождевые тучи уползли за южный отрог в море, оставив после себя в мокрых садах и виноградниках клочья разреженного тумана.

  После завтрака, прежде чем идти в город, Хрисалиск завернул вместе с Лесподием и Делиадом на конюшню, чтобы оценить при дневном свете, стоит ли скифский вороной жеребец заплаченных за него вчера немалых денег.

  Купленный в придачу к норовистому жеребцу молодой скиф, крепко держа коня под уздцы, вывел его из конюшни и подвёл к ожидавшим около ворот новым хозяевам. Следом Аорс вывел на улицу собственноручно оседланного и взнузданного мерина номарха. Лесподий и Делиад принялись восхищённо оглаживать изящную вогнутую спину, крутую длинную шею, узкую мускулистую грудь жеребца. Ворон стоял спокойно. Он уже не рвался из чужих рук, не ржал, как вчера, призывая хозяина, как будто смирившись со своей новой судьбой.

  - Хорош, зверь, ах, хорош! - произнёс с довольной улыбкой Лесподий, ласково трепля ладонью узкий лоб и скулу вороного. - Достойный будет подарок от нас Левкону, а? - повернул голову он к стоявшему чуть поодаль Хрисалиску. - Нужно только его подкормить, а то вон рёбра видны.

  - Его ясли полны ячменя, - заверил стоящий в двух шагах за спиною Лесподия конюший, - но он со вчерашнего дня не притронулся к нему: тоскует по прежнему хозяину.

  - Ничего, это скоро пройдёт, - не выказал беспокойства Лесподий. - Я слыхал, что собаки, бывает, умирают от тоски по хозяину, но конь не собака - привыкнет. А чтобы пробудить в нём аппетит есть верное средство - нужно нагрузить его работой. Ну-ка, оседлайте-ка его! - приказал он двум конюхам, как раз выводившим из конюшни оседланных коней для Делиада и его страховидного телохранителя. Один из них, передав повод напарнику, тотчас бросился в конюшню за потником и седлом.

  - Отец! Позволь до возвращения Левкона мне на нём поездить! - попросил стоявший с другой стороны Делиад, оглаживая крутой бок жеребца.

  - Хорошо, сын, пока этот вороной твой, - охотно уступил жеребца сыну Лесподий и, отойдя к Аорсу, несмотря на тяжёлые доспехи, одним махом запрыгнул на своего вороного с белой звездой и чулками мерина.

  - Я к Северным воротам, догоняй! - добавил он, трогая рысью к ждавшим его напротив входной колоннады двум десяткам конных телохранителей.

  Новый конюх Ашвин, увидев, что конюх закрепляет на спине Ворона греческое кожаное седло, предупредил, успокаивающе поглаживая Ворона по храпу, что конь никому, кроме хозяина, не даст на себя сесть. Сармат Аорс перевёл его слова молодому хозяину.

  - Может, лучше сперва мне попробовать? - тихо спросил приблизившийся к Делиаду после отъезда номарха Ламах, когда конюх затянул под брюхом жеребца широкую подпругу.

  - Я сам, - ответил Делиад и, взяв в правую руку поданную конюхом плеть, а левой ухватившись за переднюю луку, уверенно запрыгнул в седло. Ворон удивлённо скосил на дерзкого чужака коричневый зрачок.

  - Отпускай! - скомандовал он Ашвину, подобрав обеими руками повод, и слегка поддал носаками скификов в конские бока. - Но, пошёл!

  Ворон скакнул вперёд, коротко заржал и резко вскинул задом, на мгновенье встав почти вертикально на передние ноги. Делиад, как камень из пращи, вылетел из седла, выронив повод, и приземлился левым боком на вымощенную булыжником мостовую в нескольких шагах от стоявшего, как всегда, между колоннами, провожая хозяев, Пакора.

  В глазах у стоявшего со своим рабом под стеной конюшни Хрисалиска застыл ужас. Ожидавший подобного исхода Ашвин и Аорс тотчас бросились к Ворону. Рискуя получить копытом по голове, Ашвин успел схватить конец волочившегося у жеребца между передними ногами повода и остановил его с помощью повисших с двух сторон на узде под конской мордой Аорса и конюха.

  Ламах, в отличие от конюхов, сразу кинулся к Делиаду и вместе с подоспевшим Пакором помог ему подняться. Всё произошло так стремительно, что Делиад даже не успел испугаться. Не считая ободранного до крови левого колена, локтя и подбородка, падение обошлось для него без последствий. На побелевшее лицо Хрисалиска стала возвращаться жизнь.

  - Дед, со мной всё в порядке, - поспешил Делиад успокоить направившегося к нему, тяжело налегая на посох, Хрисалиска.

  - Больше ты на этого дикаря не сядешь, - решительно объявил старик. - Аорс, ты меня слышал? - обратился он с железом в голосе к конюшему.

  - Да, хозяин.

  - Уведите его в стойло, - приказал Хрисалиск державшим Ворона конюхам. - Пусть царевич Левкон решает кастрировать его или отправить в табун плодить жеребят. А ты, Делиад, вернись в дом - пусть Исарх перевяжет твои раны.

  - Да ладно, дед! Тоже мне раны, - беспечно отмахнулся Делиад.

  - Любая рана, если её вовремя не промыть и не перевязать, может загноиться и привести к смерти, - строго сказал Хрисалиск. - Так что давай, без возражений: полежи сегодня дома. А твой декеарх пусть догонит номарха и сообщит, что с тобой произошло.

  - Езжай, Ламах, - подтвердил приказ Делиад. - Только гляди, не напугай отца.

  Отсалютовав по-военному своему командиру, Ламах подошёл к конюху, державшему под уздцы у противоположной стены пару оседланных для него и для Делиада коней, сел на одного из них и поскакал вдогонку за номархом.

  - Тебе что, больно идти? Послать раба за носилками? - обеспокоенно спросил Хрисалиск, заметив, что при каждом шаге Делиад болезненно морщится и заметно хромает.

  - Дед! Ты что, хочешь, чтоб надо мной смеялись все соматофилаки? - сердито прошипел Делиад. - Сам дойду! Не беспокойся обо мне, ступай по своим делам!

  Подождав, пока его внук скрылся за колоннадой пропилона, старик неторопливо зашагал к центральной продольной улице вместе с несшим в нескольких шагах позади его простой деревянный дифр немолодым, но всё ещё крепким рабом.