Внимательно выслушав неожиданного гостя, а затем ждавшую со страхом и надеждой за дверью решения своей участи Мелиаду, хорошо понимая, каково той ждать сейчас свадьбы младшей на шесть лет сестры, Хрисалиск послал за Досифеей (и благоразумно не позвал Герею, хоть Лесподий втайне на это надеялся). Познакомив её с объявившимся негаданно женихом (мнение матери в таком деле было отнюдь не лишним), он объявил Лесподию и Мелиаде, что даёт им три месяца на проверку чувств: если за это время никто из них не передумает, на исходе весны они станут мужем и женой.

  Отослав из комнаты боящуюся поверить своему счастью Мелиаду, из переполненных глаз которой вот-вот готовы были хлынуть в два ручья радостные слёзы, Хрисалиск усадил будущего зятя рядом с собой и завёл разговор о приданом его будущей жены. Слушая Хрисалиска, Лесподий едва сумел скрыть свой восторг и вышел на улицу в приятном шоке от обещанных ему будущим тестем богатств. Но затем, уже по выезде из города, радость его сильно померкла от влетевшей в голову мысли, что Мелиада, скорей всего, не девственница; вероятно правы те, кто говорит, что она, как и её красавица мать, успела побывать в наложницах у Филоксена. Должно быть, этим и объясняется необычайная щедрость Хрисалиска, как и то, почему в двадцать с лишним лет её так и не выдали замуж: яблочко то червивое!.. Ну да ладно! К счастью, у него ещё есть возможность осадить назад.

  Герея узнала о вдруг появившемся у Мелиады женихе последней, когда гекатонтарх уже уехал. Насев на смеющуюся и плачущую, краснеющую и бледнеющую по десяти раз за минуту сестру, Герея выпытала у неё всё: кто он, как выглядит, где, когда и как они познакомились.

  Десять дней спустя она с утра заняла вместе с сестрой наблюдательный пост у выходящего на улицу небольшого оконца на верхнем этаже, слева от колоннады. Мелиада умоляла сестру не показываться Лесподию на глаза, иначе он больше в её сторону и не взглянет! Герея клятвенно пообещала, что только посмотрит на него издали из окна, чтобы оценить своими глазами, так ли он на самом деле хорош, как полагает Мелиада. Но мёрзли всё утро сёстры у открытого окна напрасно: вместо 25-летнего красавца гекатонтарха к дому подъехал сивобородый, красноносый космет эфебов Эвникий, вызвав у сидевшей в засаде Гереи взрыв неудержимого смеха.

  Мелиада, напротив, сразу ударилась в плач, решив, что Лесподий раздумал на ней жениться. Глядя на её искажённое неподдельным горем зарёванное лицо, даже самовлюблённой насмешнице Герее стало её жалко, и она "утешила" сестру, предположив, что её жених, наверное, так спешил к ней, что упал с коня и расквасил нос или сломал ногу, ха-ха-ха!

  Маленькая злючка оказалась недалека от истины. После того как Эвникий покинул кабинет номарха, Хрисалиск спросил его о Лесподии и сообщил всё ещё исходившей слезами, сидя на софе в отцовском кабинете, Мелиаде и обнимавшим её с двух сторон Досифее и Герее, что гекатонтарх слёг в казарме с кашлем, насморком и жаром. У Мелиады сразу отлегло на сердце, и она спрятала мокрое, покрасневшее от пролитых слёз лицо на груди у матери, а затем вдруг разразилась новыми потоками, испугавшись, как бы её жених не был похищен у неё навсегда жестокой болезнью.

  Едва пережив следующие десять дней, Мелиада опять заняла с утра наблюдательный пост у окна на южной стороне дома. На сей раз одна - Герея осталась нежиться в тёплой постели. Увидав и узнав ещё издали по выправке и шлему с высоким красным щетинистым гребнем Лесподия, Мелиада вся радостно затрепетала: "Жив! Здоров! Приехал!" На этот раз его сопровождал, с интересом вертя головой по сторонам, какой-то молодой воин, должно быть, его ординарец.

  Узнав от встретившего их в малом дворе домашнего епископа, что номарх как раз завтракает, Лесподий со своим спутником отправился к Хрисалиску. Трепеща и пылая от счастья, Мелиада тихонько прокралась в соседнюю комнату и, притаившись за толстой дверной портьерой, стала с замиранием прислушиваться к происходившему там разговору, не смея явиться к жениху без зова и с нетерпением ожидая, когда же отец догадается послать за ней.

  Обменявшись с Хрисалиском приветствиями, Лесподий представил ему своего спутника, назвав его Саноном, сыном Главкиона, богатого пантикапейского рыбопромышленника, и пояснил, что произвёл его накануне, как одного из лучших своих эфебов, в декеархи. Как полагается в подобных случаях, Санон должен "обмыть" своё назначение с друзьями и подружками в харчевне или диктерионе, а денег у него на это, ясное дело, нет. Но его отца Главкиона и его самого хорошо знает номарх Филоксен, вот он и напросился сюда с Лесподием, чтобы попросить у него взаймы небольшую сумму. Хрисалиск ответил, что не стоит беспокоить номарха по таким пустякам, и что он охотно одолжит ему сколько нужно. Санон сперва отказывался, стесняясь брать деньги у незнакомого человека, но затем всё же уступил уговорам Хрисалиска и Лесподия и взял.

  Хрисалиск пригласил, пока номарх занят, Лесподия и его юного товарища перекусить по-домашнему и тут наконец-таки вспомнил о Мелиаде. Услыхав, как отец наказывает рабу, чтобы Досифея и Мелиада принесли завтрак на троих, Мелиада бросилась к себе, мигом поправила у зеркала причёску, подвела брови, припудрила раскрасневшиеся щёки и через минуту, стыдливо опустив очи долу, внесла вслед за матерью в отцовский андрон широкую серебряную тарель, уставленную разнообразными кушаньями и напитками. Представив своего товарища, Лесподий галантно попросил, чтобы Досифея и Мелиада составили им компанию за столом, поскольку сами они столько не съедят.

  Сидя напротив Лесподия, Мелиада, млея от счастья, обменивалась с ним нежными улыбками, быстрыми многозначительными взглядами и ничего не значащими словами. Иногда Лесподий просил её подать ему то или другое, и их пальцы на миг соприкасались над столом, опаляя жарким румянцем девичье лицо. Любившая покушать Мелиада на радостях даже потеряла аппетит и почти на прикасалась к еде, не замечая ничего и никого вокруг, кроме любимого. Как вдруг потянувшаяся через столик за кубком косского вина в руке Мелиады рука Лесподия замерла на полпути, а взгляд его изумлённо округлившихся глаз, как и остекленевший взор сидевшего рядом с ним робкого светловолосого юноши, устремился поверх её головы куда-то ей за спину. Мелиаде не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что произвело на них такой ошеломляющий эффект, будто они увидели там живую горгону Медузу.

  Опустив кубок с потёкшим по пальцам, будто кровь из раны, вином на край стола, Мелиада медленно повернула голову. В пяти шагах за её спиной, вонзив хищные, как у увидевшей добычу тигрицы, глаза в закаменевшее с открытым ртом лицо Лесподия, стояла Герея...

  4

  В тот страшный и радостный день, когда Феодосия была спасена от гибели своевременным прибытием в гавань боспорской флотилии с войском младшего брата басилевса, надсмотрщик Ахемен привёл по приказу хозяина четверых крепких рабов к Малым воротам. Дабы феодосийцы не передрались сразу после победы между собой из-за добычи, номарх Лесподий объявил через гекатонтархов, что все найденные на вражеских трупах ценности должны быть сданы в пританей, где всё будет тщательно разобрано, взвешено, оценено, обращено в монету и поделено по справедливости на всех, включая и семьи погибших воинов.

  После того как феодосийцы развезли по домам раненых и убитых товарищей и ободрали под надзором гекатонтархов и пентаконтархов тела скифов и скифских коней, они всем городом собрались около пританея ждать своей доли собранной добычи, поручив грязную работу по очистке залитых кровью городских улиц от скифской падали рабам. Богатые горожане прислали к Малым воротам рабов с надсмотрщиками и запряженные лошадьми, мулами и ослами телеги и двухколёсные арбы. Подгоняемые надсмотрщиками рабы грузили на повозки, точно брёвна, закоченевшие, зиявшие ужасными колотыми и рублеными ранами тела скифов, рядом укладывали отрубленные руки, ноги, отсеченные головы.