И в воротах, и едучи шагом по центральной улице, и на самой агоре, многолюдной, несмотря на зарядивший дождь, Октамасад добросовестно расспрашивал каждого встречного, есть ли в городе пленные скифы. И каждый раз он получал отрицательный ответ. Оставалось лишь дождаться правителей города во главе с политархом, как раз заседавших за закрытыми дверьми в пританее (куда стража Октамасада, разумеется, не впустила), чтобы задать им тот же вопрос и затем с чистой совестью пуститься вдогонку за скифским войском.

  Минут двадцать спустя один из телохранителей Октамасада неожиданно увидел выехавшего на агору со стороны Малых ворот Ашвина и указал на него хозяину. Обрадовано заметив на другой стороне возвышавшихся над низкими полотняными крышами торговых палаток трёх конных соплеменников, Ашвин направил мышастого к ним. Ворона с ним не было.

  Октамасад ещё издали угадал по виноватому и растерянному лицу юного слуги, о чём пойдёт речь, и сурово свёл брови. Подъехав, Ашвин тонким слезливым голосом рассказал, что Ворона у него отобрали греки, сказав, что это их военная добыча, хотели захватить в плен и его самого, но затем отпустили. Двое греков повели Ворона на аркане в город. Ашвин поехал за ними и проследил, в какой дом они его завели. В завершение своего рассказа, Ашвин, чуть не плача, попросил младшего брата своего господина вызволить Ворона.

  - Эх, ты, раззява! Как же это ты упустил коня? - обругал Октамасад сквозь зубы виновато потупившегося слугу. - Убить тебя мало!.. Теперь из-за тебя Скилаку придётся ни за что, ни про что отдать грекам кучу золота. Я б на месте брата тебя, дурака, самого отдал грекам в обмен на Ворона! Только Ворон стоит тридцати таких олухов, как ты!.. Ладно, узнаю, сколько греки потребуют за коня, а там пусть Скилак решает.

  Через несколько минут высокие, двустворчатые с бронзовыми завитушками и длинными полированными ручками двери пританея наконец отворились, и на верхнюю ступень между квадратными известняковыми колоннами вышел с красным фригийским колпаком на вихрастой голове молодой глашатай. Подозрительно покосившись на мокших под дождём чуть в стороне у подножья лестницы четырёх скифских всадников, он подождал, пока большинство томившегося под портиками народу переместится поближе и громким поставленным голосом объявил о только, что принятых отцами города решениях. Сегодня после захода солнца павшие при обороне города феодосийцы будут перенесены из сада Хрисалиска на некрополь. Следующие три дня объявляются праздничными и будут посвящены благодарственным жертвоприношениям и молитвам всем феодосийским богам за избавление города от варварского нашествия.

  Вскоре, стуча высокими, украшенными резьбой и самоцветами посохами по квадратным плитам, вышли из пританея и сами "отцы" во главе с Хрисалиском. Проворно спрыгнув с коня, Октамасад заступил дорогу медленно спускавшемуся по широкой четырёхступенчатой лестнице старцу, на которого ему указали, как на главу городской общины.

  Пристально глядя сверху вниз из-под накинутого на голову глубокого капюшона, пришитого к его длинному, тёмно-вишнёвому с золотой окантовкой паллию, в круглое щекастое лицо и хитрые кошачьи глаза незнакомого знатного скифа, назвавшегося братом вождя напитов и другом царя Палака, Хрисалиск спокойно выслушал его и ответил, что, насколько ему известно, никто сражавшихся в городе скифов в плен не сдался. То же самое ему подтвердили и другие правители города, остановившиеся с любопытством за спиной и по бокам Хрисалиска.

  - А что - у вас пропал кто-то важный? - спросил Хрисалиск.

  - Нет, нет! - поспешно возразил Октамасад. - Просто, некоторых наших воинов, не вышедших из города, не нашли среди выброшенных волнами на берег тел, вот царь Палак и послал меня выяснить...

  - Наверное, часть тел не доплыла до берега, наполнилась через раны водой и пошла на дно, - предположил один из демиургов.

  - Да, скорей всего, - закрыл эту печальную для него тему Октамасад и заговорил о похищенном феодосийцами, вопреки всем законам и правилам, уже после того как война закончилась, коне, принадлежащем его брату - вождю напитов Скилаку.

  Демиурги тотчас догадались, что речь идёт о том самом вороном красавце, что, оглашая весь город отчаянным ржанием, убежал час назад на глазах у многих из них от скифов в клеры. У многих на лицах появились улыбки. Хрисалиск, который был уже не в том возрасте, чтобы лазить на стены, кивнул в знак согласия и пообещал разыскать и вернуть коня вождю. Узнав от Октамасада, что его слуга проследил, куда феодосийские воины увели вороного, Хрисалиск отказался от предложенного скифским скептухом коня и последовал за скифами пешком, сопровождаемый сзади крепким рабом, несшим за ним складной деревянный стул.

  Хрисалиск не особо удивился, когда скифы привели его к его собственному дому.

  Выскочивший на голос хозяина из ворот расположенной справа от огороженного колоннадой входа в усадьбу конюшни кривоногий, широколицый сармат с короткой пепельно-сизой бородой и болтающейся у правого бедра плетью-трехвосткой (это был 50-летний вольноотпущенник Хрисалиска Аорс, уже много лет надзиравший за порядком на его конюшне и рабами-конюхами), в ответ на заданный хозяином вопрос, озабоченно косясь на скифов, глухо доложил, что приведенный полчаса назад молодым хозяином вороной красавец жеребец стоит в крайнем левом стойле.

  - Так его Делиад привёл? - спросил Хрисалиск, входя в конюшню.

  - Да, хозяин.

  - Гм... А где он сам?

  Аорс в ответ снизал плечами:

  - Он сразу уехал. Куда, не сказал.

  В этот миг из дальнего конца конюшни донеслось протяжное ржание. Ашвин радостно вздрогнул, сразу узнав голос Ворона.

  - Ну, пойдём, посмотрим на вашего коня, - обернулся Хрисалиск к Октамасаду.

  Проворно соскочив с коня, Октамасад кинул повод телохранителю и молча махнул рукой Ашвину. Тот мигом оказался на земле и радостно поспешил вслед за мрачным конюхом-сарматом, стариком греком и Октамасадом в конюшню, разделённую внизу деревянными перегородками на два десятка стойл, большинство из которых сейчас пустовало. В последнем стойле по левую руку беспокойно топтался рослый, чёрный, как уголь, жеребец с коротким, туго заплетенным по скифской моде хвостом, привязанный крепкой железной цепью за шею к полной ячменя деревянной кормушке. Шкура на его округлом мускулистом крупе, оказавшаяся в полосе света, падавшего из узкого прямоугольного оконца под самым потолком противоположной стены, отсвечивала в полутьме красивым масленым блеском.

  - Этот? - обернулся Хрисалиск к Октамасаду.

  - Он самый. Наш Ворон... Так мой слуга заберёт его?

  - Погоди, вождь. Раз уж ты оказался в моём доме, я не могу отпустить тебя в дорогу голодным. Пойдём-ка, выпьем вина за наше знакомство.

  На круглом лице Октамасада засияла довольная улыбка: какой же скиф откажется от дармовой еды и выпивки! Лицо Ашвина, как только они направились обратно к выходу без Ворона, наоборот, сразу погасло. Хрисалиск и сармат-конюший немного поотстали.

  - Стоящий конь? - тихо спросил Хрисалиск.

  - Царских кровей жеребец! Настоящий бактр! - понизив голос почти до шёпота, восхищённо заверил Аорс. - Жалко такого отдавать...

  - Прикажи своим людям завести коней в свободные стойла. Их тоже накормят, - обратился Хрисалиск к Октамасаду, выйдя из конюшни.

  Дав Аорсу соответствующие распоряжения, он повёл Октамасада, которого, льстя его самолюбию, называл по-скифски вождём, через охраняемый мраморными львами вход во внутренний двор.

  Заведя гостя в свой кабинет, Хрисалиск усадил его в оббитое пятнистой оленьей кожей позолоченное кресло и сам сел напротив. Пока Октамасад с жадным любопытством степного дикаря разглядывал искусно вышитые на полотне яркие картины с видами Феодосии и окружающих её бухт и гор на стенах и украшенный золотыми виноградными листьями и гроздьями потолок, раб зажёг на высоких витых подставках в углах комнаты четыре светильника, затем поставил в центре комнаты между хозяином и его гостем низкий прямоугольный столик на гнутых ножках из красного дерева, с расчерченной чёрно-красными квадратами лакированной столешницей.