- Левкон, младший брат боспорского царя Перисада, явившийся к порогу царского дома, просит дозволения лицезреть светлый лик повелителя скифов!

  - Пусть войдёт, - разрешил Палак.

  Глашатай распахнул створки дверей, стражи подняли копья, Тинкас, развернувшись вполоборота, отступил на шаг в сторону, не сводя с лица царевича недобро насупленного взгляда. Левкон, сопровождаемый Главком, остановился посреди выложенного пятью кругами разноцветной плитки андрона. Вошедший следом Тинкас, притворив дверные створки, остался стоять у порога, широко расставив толстые короткие ноги и заложив за пояс большие пальцы рук.

  В сравнительно небольшом помещении андрона собралось в ожидании мирных переговоров с боспорским царевичем больше полусотни человек. Палак, одетый по-домашнему в красные сафьяновые скифики, коричневые штаны, зелёный короткополый кафтан, перетянутый наборным золотым поясом, за который была заткнута драгоценная царская булава, и высокий алый башлык, обшитый по краю рядом рельефных золотых пластин, важно восседал на расшитом сплошным золотым узором краснобархатном чепраке, расстеленном поверх шкуры большого белого медведя, раззявленная клыкастая пасть которого угрожающе скалилась на Левкона. Грудь царя вокруг шеи украшала широким полумесяцем великолепная золотая пектораль. У стены за спиной Палака застыл бунчужный с царским бунчуком, по бокам которого стояли два вооружённых до зубов стража. По обе стороны медвежьей шкуры сидели полукругом со скрещёнными ногами на цветастых чепраках три десятка козлобородых скифских вождей; за их спинами теснились молодые друзья Палака - по большей части сыновья этих самых тысячников и вождей. Главк, оставив гостя одного посреди залы, присел рядом со старшим братом по левую руку царя.

  Левкон и Палак обменялись приветствиями как давние и добрые знакомые, выразив взаимную радость видеть друг друга в добром здравии. Пользуясь случаем, Левкон лично поздравил Палака с восшествием на трон и пожелал ему долгих и благополучных лет царствования. После этого суровая складка между бровями Палака окончательно разгладилась, взгляд потеплел, надменно вскинутый подбородок опустился, а на губах появилась самодовольная улыбка. Выразив сожаление, что хозяин усадьбы, убегая, прихватил с собою всю мебель, Палак приказал слуге положить для дорогого гостя на медвежий загривок пару подушек и пригласил Левкона сесть с ним по-походному.

  После того как Левкон уселся на расстоянии двух вытянутых рук напротив царя, Палак пожелал выпить за гостя, приезд которого наполнил его грудь нечаянной радостью. Царский виночерпий, отлепившись от стены, тут же наполнил густым тёмно-красным вином из косматого козьего меха золотые чаши царя, двух его братьев, Иненсимея и ещё одну, которую царский слуга с низким поклоном вручил боспорскому царевичу. Двое помощников виночерпия тем временем наполнили из своих бурдюков поднятые над плечами чаши вождей и молодых друзей царя.

  Выпив со всеми до дна объёмистую чашу неразбавленного вина, Левкон, видя устремлённые на него со всех сторон вопросительные взгляды, предложил выпить за здоровье и благополучие царя Палака. Лица скифов тотчас расплылись в довольных улыбках. Царский виночерпий вновь наполнил терпким хиосским подставленную Левконом чашу, украшенную рельефными рядами мышей (внизу), лягушек (посередине) и порхающих птиц (вверху). Бережно поднеся полную да краёв чашу к губам, Левкон начал медленно пить, чувствуя, как по кишкам и жилам растекается горячая волна, а в голове начинает гудеть пчелиный рой.

  Поставив у ног вылаканные одним духом чаши, скифы с весёлым любопытством следили за героическими усилиями боспорского царевича, едва осилившего к тому времени половину заздравной чаши. Оторвав губы от чаши, Левкон неожиданно выплеснул оставшееся вино через правое плечо на простенький узор из затёртых жёлтых, зелёных, синих, красных и чёрных расширяющихся кругов в центре андрона.

  - Оставшееся вино из моей чаши я жертвую богам: пусть и они выпьют вместе с нами во здравие царя Палака!

  Скифы во главе с Палаком растянули увлажнённые вином губы в улыбках, дивясь находчивости грека, не сумевшего осилить без помощи богов и двух чаш неиспорченного водой вина.

  После того как все обычаи гостеприимства были соблюдены, пришла пора приступать наконец к делу. Глядя с благодушной улыбкой в освещённое коптящими в настенных трубчатых держателях факелами порозовевшее лицо боспорского царевича, Палак спросил, что привело его сюда. Может у него есть какая-нибудь просьба, которую он бы с превеликой радостью для него исполнил?

  - Государь! Я приехал с просьбой о мире, - ответил Левкон, глядя в глаза Палаку. - Эта нелепая война не выгодна ни нам, ни вам! За минувшие две декады вы убедились, что не сможете преодолеть наши стены, а мы - что не сможем одолеть вас в открытом бою. Война зашла в тупик. Чем дольше она будет длиться, тем больше принесёт убытков и нам, и вам. Должен признаться, что самое моё большое желание - снять с себя поскорее эти тяжёлые доспехи и вернуться к любимой жене и дочери. Но и ты, я уверен, не меньше моего соскучился по своим жёнам и детям. Давай же пойдём навстречу желаниям друг друга! Продолжать войну без шансов на успех - значит проявлять глупое упрямство. Прекратить войну как можно скорее на взаимовыгодных условиях - значит проявить истинную мудрость!

  - Я начал эту войну не ради выгоды, а чтобы покарать боспорцев за оскорбление моего отца, - возразил Палак, выслушав внимательно и, казалось, благосклонно доводы Левкона. - Выдайте мне ваших послов, нагло обокравших царя Скилура, и я тут же уведу моих воинов за Бик, - смело пообещал он, нисколько не сомневаясь, что на такое условие мира его собеседник ни за что не согласится.

  - Мы не можем выдать на расправу людей, которые не совершали того, в чём их обвиняют, - не замедлил Левкон угодить в расставленную западню. - И Полимед, и Оронтон, и Лесподий поклялись Зевсом, что не подменяли царские дары. Раз владыка Неба не испепелил их до сих пор своими молниями, значит, они сказали правду.

  - Ну, хорошо, пусть так, - согласился Палак. - Тогда выходит, что сам басилевс Перисад оскорбил царя Скилура дешёвыми медными дарами.

  - Это невозможно! Золотая посуда из сокровищницы басилевса укладывалась в ларец при многих свидетелях.

  - Но и мы взламывали ваш ларец при множестве глаз и обнаружили в нём вместо золота бронзу и медь! Можешь ли ты объяснить нам, как по пути из Пантикапея в Ситарху ваше золото превратилось в бронзу и медь?! - воскликнул Палак, ударив себя ладонями по коленям.

  - А так же, кто и для чего испортил ключ от ларца? - осмелился дополнить царя Дионисий.

  - Скажи, Палак, веришь ли ты в богов? - спросил в свою очередь Левкон, немного помедлив.

  - Что за глупый вопрос?! Конечно, верю!

  - А веришь ли ты в существование злых демонов?

  - Верю.

  - Тогда ты должен признать, что единственное разумное объяснение всего случившегося - это козни злых демонов, решивших поссорить наши народы, что им, к несчастью, и удалось... А ключ они испортили, чтобы наши послы не открыли ларец и не заметили подмену.

  Некоторое время Палак глядел на Левкона, изумлённо разинув рот, затем разразился тонким смехом и погрозил ему пальцем:

  - Ох, и изворотливый вы, эллины, народ! Из любого положения сумеете выкрутиться!

  К визгливому хохоту царя присоединили свои лающие и какающие голоса его советники. Переждав приступ скифского веселья, Левкон предложил на этом вопрос с дарами царю Скилуру считать исчерпанным. Палаку не оставалось ничего другого, как согласиться.

  - Жаль, что ваш посол Полимед не объяснил нам этого раньше, - сказал он. - Тогда бы никакой войны не было.

  Иненсимей и Дионисий взглянули на царя чуть ли не с ужасом: неужели он так легко дал обвести себя вокруг пальца хитрому греку?!

  Но нет! Когда Левкон сказал, что раз так, то Палак должен выполнить своё обещание и увести своё войско за Бик, тот, печально вздохнув, возразил: