Геммского престола, на которую не дышали все придворные, демонстрируя Его
Величеству сочувствие после смерти королевы, росла упрямым и капризным ребѐнком.
Она никак не подходила под мерки, которыми хотели еѐ мерить добропорядочные
граждане, жаждущие видеть в дочери короля скромное благочестивое создание,
вместилище доброты, милосердия и покорности воле царственного отца. Это, скорее, был
бесѐнок в юбке, своенравный, дерзкий и насмешливый. Нет, между нею и отцом
отношения всегда отличались неподдельной любовью и уважением друг другу, но только
если дело не касалось личного мнения Карины.
То ли наследственность сыграла решающую роль, то ли отсутствие примера
матери, но Карина с самых малых лет на всѐ имела свой взгляд, и переубедить еѐ стоило
большого труда. Она не признавала никаких авторитетных мнений, пока ей не приводили
воистину неоспоримые факты, способные убедить самого закоренелого скептика. Причѐм, не соглашаясь с оппонентом, девочка всегда могла умно и аргументировано доказать, почему она считает так, а не иначе.
Тонко различая лесть и искреннее восхищение, показное почтение и настоящее
уважение, дружественную расположенность и подобострастие, наследница в мгновение
ока реагировала на поведение человека, не считаясь ни с возрастом, ни с политической
значимостью факта его присутствия при дворе. Нерлю не раз и не два приходилось
приносить извинения или компенсировать моральный ущерб нужным ему людям,
120
пострадавшим от злых шуточек дочери. На уговоры короля быть поласковее, скажем, с
Лордом-мэром Тора, владельцем крупной судоверфи, выполняющей важный заказ для
королевского флота, Карина фыркала:
-С этим слащавым идиотом? Да он же ради твоего заказа готов кому угодно пятки
лизать. Если кто-нибудь удосужится ему показать, где у человека пятки находятся.
Или:
-Зачем ты мне назначил фрейлиной эту артурскую корову? У неѐ же на уме только
папочкины деньги да удачное замужество. Только и слышу: «Ах, если я окручу такого-то, то папочка на этом сможет заработать столько-то и станет самым богатым в Парне».
-Но мне нужно, чтобы артурские кузнецы забыли, наконец, про своего проклятого
герцога!
-Причѐм тут мѐртвый герцог, если твоей живой дочери действует на нервы эта
бесстыжая интриганка? Я не хочу терпеть еѐ у себя.
И сколько король не спорил, время показывало, что принцесса была права.
Постепенно вокруг неѐ сформировалось ядро фрейлин, которых она смело могла назвать
своими подругами, а желающие добиться благосклонности Нерля перестали лебезить
перед острой на язык девчонкой.
Разговоры о том, что Карина опять кого-то отбрила, уже перестали восприниматься
как скандал. Теперь они понимались как неизбежная расплата не слишком-то
чистоплотным сановникам или их жѐнам, дочерям, сыновьям. В народе принцессу
зауважали, относясь, правда, к ней с опаской: кто знает, что ещѐ взбредѐт ей в голову?
Пару лет назад по Крону прокатился очередной слух: Карина после очередного
спора с отцом отправилась в монастырь неподалѐку от Рива, чтобы вступить в
совершеннолетие посвящѐнной в тайные знания древних. Как говорили, она чрезвычайно
занята своим образованием, даже на турниры, которые всегда посещала с восторгом, перестала появляться. Первое время еѐ навещали фрейлины и некоторые придворные, но, спустя год, принцесса перестала принимать и их. И тут же поползла молва. Одни
говорили, что наследница помешалась на религии и решила остаться в монастыре на всю
жизнь, отрѐкшись от прав наследования. Другие утверждали, что принцессу уморили
монахини и теперь боятся, что король в гневе разрушит до основания обитель и казнит
всех, кто в ней окажется. Третьи трепались, будто Карину выкрали разбойники. Четвѐртые
доказывали, что она убежала с соблазнившим еѐ молоденьким матросом и живѐт теперь в
какой-то прибрежной деревушке под именем Августа Монд.
Кое-где, ссылаясь на эти слухи, стали даже поговаривать о предстоящей борьбе за
престол, в которую могли включиться, кроме ближайших родственников Нерля, и
некоторые герцоги, чьѐ родство с королевским домом не вызывало сомнений.
Замок Крон, встревоженный такими разговорами, был вынужден принять меры по
пресечению болтовни, а когда аресты распространителей слухов только подстегнули
брожение, опубликовать указ, в котором король официально извещал, что на весеннем
турнире закончившая обучение Карина предстанет перед своими подданными. В указе
делались ссылки на письмо принцессы, подтверждающее еѐ намерение вернуться к
светской жизни не позднее дня рыцарских состязаний.
Указ несколько успокоил общественное мнение, но ненадолго. Купцы, едущие из
Рива, заметили, что к монастырю стали стягиваться войска, а в рыбацких деревнях
тщательно следили за каждым чужаком.
До Остиса оставалось полдня хода, и чем ближе становился этот городок, тем реже
попадались лесные массивы, тем шире и привольнее раскидывались возделанные поля, уже засеянные и опустевшие от работающих на них людей. Поднявшиеся на холм
всадники, ища место привала, принялись осматривать окрестности. И тут их внимание
привлекла группа людей примерно в полукилометре, у небольшого ручейка. По всему
было видно, что они дрались. Четверо нападающих пытались одолеть пятого, но тот
121
отчаянно сопротивлялся, отмахиваясь своим дорожным посохом. На глазах у невольных
зрителей один из нападавших, схватившись за живот, пополз в сторону от схватки, вжимаясь в землю.
-А ну-ка, разберѐмся, -махнул рукой высокий темноволосый юноша в лѐгкой
кольчуге с мечами за спиной. На его груди ожерельем болтались четыре огромных, чуть
ли не в пол-ладони, когтя, а странный пояс, охватывающий талию, представлял из себя
настоящий арсенал, столь много различных приспособлений для убийства на нѐм
крепилось. Его спутники, седовласый крепкий мужчина и молоденький паренѐк, тоже оба
в кольчугах и с оружием, пришпорили коней, ведя на поводу, как и первый всадник, вьючных лошадей.
Но даже если бы однорукому бродяге не подоспела неожиданная помощь, вряд ли
он сожалел бы об этом. Его противникам и так пришлось туго. Один со сломанными
рѐбрами стонал где-то в траве, другой орал благим матом, обхватив обеими руками
перебитую ногу, третий попросту лежал без сознания в пыли. Четвѐртого, ошеломлѐнного
столь неожиданного поворотом дела, вязал Эрг, предварительно выбив у него из рук
широкий нож. Однорукий же, улыбаясь, как ни в чѐм ни бывало, чинно стоял на обочине.
-Этого тоже связать? -поинтересовался Кор.
-Если хотите размяться, юноша, то можете попытаться, -ухмыльнулся бродяга,
предостерегающе подняв посох.
-Отчего бы нет? -разозлился молодой человек, соскочив с коня и подобрав
валявшуюся на дороге палку.
Кор, считавший, что он здорово владеет любым оружием, решил сначала выбить у
нищего его посох, твѐрдый и блестящий от долгой службы. Проведя пару привычных
выпадов, непременно приводящих к успеху, он, к собственному удивлению, ничего не
добился. Однорукий в лучшем случае позволял ему вскользь дотронуться до своего
посоха. Эрг и Хлодвиг с любопытством наблюдали необычный поединок, не вмешиваясь.
Поначалу бродяга только защищался, подзадоривая Кора добродушными шуточками.
Когда же тот начал злиться, испытав практически весь арсенал своих приѐмов, оборванец
перешѐл в наступление, стараясь, однако, не повредить юного партнѐра. В конце концов, он закрутил невероятный даже для здорового человека финт, на скорости зацепив палку
Кора, и с такой силой вышиб еѐ из рук юноши, что тот не удержался на ногах.
