Рассудок Мартина отказывался верить в увиденное. Неужели только что убили его друга, убили просто так, без церемоний, не раздумывая? До слуха донеслись сердитые приказы на чужом языке. Мартина подхватили под руки и протащили куда-то на три метра, а потом, связанного, накрытого дерюгой, швырнули к машине. Он услышал, как охнула пружина – открылась задняя дверь. Судорожно, отчаянно глотая воздух, он боялся, что его засунут в багажник. Будет ли там кислород? Сможет ли он выбраться? Автомобиль был старым; прежде чем Мартину на глаза набросили мешок, он успел многое разглядеть. Глаз механика-любителя заметил слой белой краски вокруг колёсных арок и двери. По меньшей мере, две пары рук, вцепившись в лодыжки и плечи, затолкали Мартина внутрь. Он дёргался, силясь освободиться, но что-то тяжёлое упёрлось ему в пах – должно быть, приклад пистолета. Мартин завопил, пытаясь позвать на помощь Джонси, но ткань, закрывшая голову, заглушала звуки. Подростком Мартину случалось ездить в машине отца своего приятеля, той же модели, что эта. В багажник, где сейчас лежал Мартин, вмещались три спортивные сумки. Даже скованный страхом, Мартин был возмущён таким обращением. Боль и гнев – всё смешалось в его душе. Только что он готов был заплакать – и вот уже от ярости колотил ногами в закрытое пространство. Он понял, что для своих похитителей он уже не человек. В багажник кладут не людей, а сумки с покупками после поездки в супермаркет, мусор, который везут на помойку, и спортивный инвентарь, когда мальчишки едут на игру. В темноте Мартин мало что видел. Воздух был спёртый. Жаркое дыхание сквозь маску из грубой ткани не приносило ни малейшего облегчения. Его скелет был не в силах больше ни защищать, ни поддерживать тело, и оно всецело зависело теперь от ударов тормоза; Мартин бился головой о металл, горячий, обжигающий обнажённую кожу. Мартин закрыл глаза, попеременно то ругаясь, то молясь Богу, в существовании которого всегда сомневался. «Помоги мне, Господи, помоги мне, не дай мне умереть. Да что за дерьмо творится? За что Ты со мной так?» И ещё одна фраза крутилась и крутилась в голове: «Это всё происходит на самом деле». Мысли об Аароне он гнал. Если станет оплакивать друга, не сможет составить план собственного спасения; нужно сосредоточиться и придумать, как остаться в живых. Он должен вернуться к Поппи. Любой ценой… На этой мысли Мартин потерял сознание. Безразличная к нему ржавая машина мчалась по пыльной дороге посреди такой же ржавой пустыни.

Придя в себя, Мартин обнаружил, что лежит на матрасе. Болели руки, скрученные за головой и привязанные к железному каркасу кровати. С него сняли бронежилет. При мысли о том, что теперь его взяли в плен и заперли здесь, а значит, он упустил возможность освободиться, Мартина бросило в холодный пот. Выбраться из этого заточения было куда труднее. Ломило мышцы рук и спины. С острым чувством стыда Мартин осознал, что обмочился. Несмотря на жару в комнате, его трясло. Он понял, что дрожит не от холода, а от страха, и не в силах справиться с этой дрожью. Больше всего сейчас нужна была вода. Слюна стала густой, разбухший язык, став больше обычного, царапал нёбо. Стенки горла болели так, словно их склеили. Видеть Мартин не мог – голова по-прежнему была накрыта тканью. Он определил, что это мешковина. Во рту был вкус крови; Мартин не знал, куда и как его ранило. Широко раскрыв рот, он почувствовал непривычное натяжение кожи и острую боль свежей раны. Он вспомнил, как его лицо тёрлось о край багажника; резиновая прокладка давно уже отжила своё. Воображение нарисовало глубокий разрез ото рта до щеки. Пластиковый хомут, стягивавший руки, впился в кожу; мучительно хотелось растереть больные места. Вертя головой из стороны в сторону, Мартин на слух пытался определить, где находится. Комната была достаточных размеров, чтобы разместить, по меньшей мере, двуспальную кровать; было жарко, и ни один звук не нарушал тишины. Мартин знал наверняка лишь эти три факта. Ошеломлённый, беспокойный, он довольно долго ни о чём не мог думать. Сознание прыгало с одного на другое. Он лежал тихо, но в мыслях поднялась паника. В голову лезли противоречащие друг другу мысли: «Кричать… дёргаться… вопить… рваться… брыкаться… лежать тихо… слушать… молиться…» Изо всех сил стараясь не обращать на них внимания, Мартин попытался лечь поудобнее. В его состоянии всё было настолько плохо, что он не знал, с чего начать. Невзирая на тишину, он чувствовал, как его бомбардирует обрывками фраз, ни один из которых не получал дальнейшего развития: «Думай как солдат. Ты в плену! Что нужно делать? Кричать во всё горло! Прыгай на кровати, постарайся и встань. Лежи тихо – будешь в безопасности, будь невидим, не нарывайся. Помощь сама придёт, что-то будет, Мартин, что-то будет. Взывай к их разуму, кричи как можно громче, сделай хоть что-нибудь, что угодно!»

Мартин постарался вспомнить, чему его учили. Целый раздел был посвящён тому, что делать, если вас захватили в плен. «Правила поведения в плену»… сейчас всё это стало далёким и смутным воспоминанием. Всё, что он вспомнил – «думайте о близких и радости воссоединения с ними». Это помогало воспрянуть духом, вспомнить причины борьбы за свою жизнь. Под дерюгой его губы растянулись в улыбку. Этому уж точно не нужно было учиться; думать о Поппи было так же естественно, как дышать. Мартин прошептал, как тихую молитву: «Прости меня, Поппи, я не должен был тебя покидать. Прости…»

Мешок тянул его голову назад, держал крепко; нос был прижат кверху. Колючая ткань раздражала кожу. От мешка несло пылью и какой-то пищей. Можно было моргать, но едва ресницы касались дерюги, мелкие нитки лезли в глаза. Мартин не мог освободить руки, а значит, не мог ни почесаться, ни убрать грубую ткань с лица. Его дыхание под покрывалом было жарким. Крошечные капли слюны и пота собрались у рта. Он чувствовал, как ткань, касаясь мокрой челюсти, вызывает сыпь. Ему так хотелось глотнуть воздуха, не фильтрованного грязным мешком. Словно жуки, вши или кто-нибудь ещё наподобие них ползли по его волосам, лицу и телу. Скорее всего, это были всего лишь стекающие капли пота, но Мартин был уверен, что по его телу маршируют насекомые. Он не мог даже почесать лоб, и это доводило до тихой ярости. Каждый мускул напрягся в беспомощной злобе, и от бессилия на глазах показались слёзы – как ни странно, от этого стало легче. С Мартином Термитом случались вещи и похуже, но первые несколько часов пережить было труднее всего. Глубоко вдохнув, Мартин думал о том, как поудобнее повернуть лицо, когда услышал тихий кашель. Он понял, что не один, и содрогнулся. Дыхание запнулось в горле. Сузив глаза в щёлки, он старался разглядеть что-нибудь сквозь мешок, но видел только тёмные и светлые пятна. В комнате был незнакомец, может быть, даже несколько. Они хотели причинить ему боль, они уже причинили ему боль, и он видел их… Бедный Аарон!

И впервые за всё это время Мартин заговорил:

– Меня зовут Мартин Термит. Я – солдат британской армии королевского полка принцессы Уэльской!

Слова вырвались неожиданно. Звук был глухой, сухие губы плохо слушались. Мартин был уверен, что нужно попытаться с ними заговорить – вдруг всё это ошибка? Может быть, они сочли его влиятельным лицом? Просто перепутали с кем-то другим? Конечно, они знали, что он всего лишь выполнял свою работу… Ему подумалось – может быть, захватчики услышат, что он гражданин Великобритании, и отпустят его.

Поппи закрыла входную дверь. Алгоритм был простой – повернуть ключ, а потом толкнуть дверь не один, а два раза, дабы убедиться, что она точно закрылась. После этого Поппи мелкими шагами направилась к лифту.

Она решила пойти на работу – в таком состоянии лучше было погрузиться в атмосферу пустой болтовни, чем в тишине сидеть на диване и представлять различные ужасы. Никто не заметил, как она вошла в салон – день был обычным для всех, кроме самой Поппи, которая казалась себе бесплотной. Она облачилась в сине-белую полосатую жилетку – свою привычную униформу. Передний карман жилетки был разделён швом на две части; ткань провисала под тяжестью папильоток, расчёсок и пачки сигарет «Поло» – для особых случаев. В первый же день Поппи выдали эту жилетку, которую она поначалу терпеть не могла; теперь, однако, униформа стала неотъемлемой частью рабочего процесса. Без раздражающих кожу нейлоновых швов и потрескивания наэлектризованного материала при соприкосновении с инструментами Поппи не чувствовала себя в своей роли.