Времена были ужасные, наступающие по мере того, как Дональд пытался вырваться из тени своего отца. Он потерял терпение со стратегией своего отца, заключавшейся в обслуживании жителей Бруклина и Квинса со средним или низким доходом, и того, что требовалось, чтобы руководить ими. Когда он обнаружил, что арендаторы выкидывают мусор из окон, он начал программу «чтобы научить людей пользоваться мусоросжигателями». Работники компании предупреждали его, что его «скорее всего подстрелят», если он попытается собрать арендную плату не в то время. Он считал, что зданиям его отца не хватает стиля, с их «распространенными кирпичными фасадами». Все это для прибыли, которую он называл «такая низкая».

Сквозь создание бизнеса своего отца и получение прибыли от него, Дональд жаждал чего-то большего. Фред, которому на тот момент было шестьдесят восемь, занимался своими рутинными делами, такими как сходить на обед, каждый понедельник, среду и пятницу в Гаргульос, итальянский ресторан в нескольких кварталах от Трамп-Виллидж, закрепленное по соседству с 1907 года. Фреда часто сопровождала его помощник по административным вопросам, женщина по имени Энн, и его заказ всегда был одинаковым: тортеллини Болоньезе с белым сливочным соусом.

Это было бедственное время для Нью-Йорка. Метрополис потерял десять процентов своего населения в 1970‑х, после того, как повысился уровень преступности, белые спасались бегством, и город оказался на грани банкротства. Разрисованный граффити пригород одиноко приходил в упадок, давно уже требуя ремонта. Популярное телевизионное шоу, «Все в семье», показывающее фанатичного персонажа Арчи Бункера, который живет в Квинсе, рядом с домом, в котором прошло детство Трампа. Кони-Айленд впал в еще большее уныние, тень его расцвета. Дональд, тем временем, мог взглянуть на Манхэттен и увидеть, как меняется линия небосклона; когда 110-этажные башни-близнецы Всемирного торгового центра будут открыты в апреле 1973 года, президент Никсон назовет этот момент инаугурацией тысячелетия ожившей мировой торговли. После того как вьетнамская война пойдет на спад, музыка протеста, просачивающаяся из фолк-клубов, уступит место ритмам диско.

Дональду нравилось все в Манхэттене – красивые рестораны, стройные модели, небоскребы, деньги, которые можно заработать и потратить. Он говорил пренебрежительно о своем опыте в более неприглядных частях города. Империя внешних городков его отца, как писал Трамп, «была не тем миром, который бы я посчитал привлекательным. Я только закончил Уортон и внезапно оказался здесь, среди насилия в худших его проявлениях и малоприятного в высших проявлениях его». Этот «малоприятный» мир был реальностью, с которой сталкивались миллионы людей, но он был крайне далек от всего, что знал Трамп – его роскошного окружения в Ямайка Истэйтс, порядке в военной академии, элитного обучения в Уортоне. Он хочет кое-что лучше. Его отец нашел один путь к богатым; Дональд же видел другой к еще большему благосостоянию. «Настоящей причиной, по которой я хотел уйти из бизнеса своего отца – более важной, чем то, что это было физически тяжело и финансово непривлекательно – было то, что у меня были более высокие мечты и взгляды, – писал Трамп. – И не представлялось возможным осуществить их, строя дома во внешних городках».

В 1971 году Трамп переехал в апартаменты на Манхэттене на семнадцатом этаже здания на Семьдесят пятой Ист-Стрит, которые он обставил вельветовыми кушетками и кристаллами с помощью дизайнера по интерьерам. Он нанял в горничные ирландку. Он парковал свой кадиллак с откидным верхом в гараже по соседству и каждый день ездил ощутимое расстояние в офис Управления Трампа на Z Авеню. Апартаменты в Верхнем Истсайде имели определенную привлекательность для молодого человека, частично из-за того, что они арендовались по фиксированной арендной плате, обычно значительно ниже рыночной цены; городской закон запрещал землевладельцу повышать арендную плату каждый год (в 1975 году Трамп передал апартаменты Роберту. К тому времени Дональд выступал против законов о фиксированной арендной плате: «Каждый в Нью-Йорке получает свою надбавку, кроме землевладельцев, и мы собираемся положить этому конец»).

Прожив в Манхэттене два года. Трамп ближе подошел к своей цели по строительству своего собственного бизнеса в сфере недвижимости. Потом правительство возбудило уголовное дело против него и его отца. Как раз после того, как он нарисовал в своем воображении новый, ориентированный на Манхэттен бренд Трампа, самое первое, что слышали о нем люди, было обвинение в том, что он занимался дискриминацией против чернокожих. Благоразумным было урегулирование этого. Департамент юстиции не требовал выплаты штрафов или тюремного заключения; правительство просто хотело урегулирование, в ходе которого Трампы пообещают не проявлять дискриминацию. В этот переломный момент с властью, переходящей от отца к сыну, Дональду требовался совет. В один день, вскоре после того как начался уголовный процесс, Трамп и его отец посетили одну из лучших адвокатских контор Нью-Йорка, где юристы посоветовали им согласиться с требованиями правительства. Дональд был раздавлен. В тот вечер, после взвешивания решения, Дональд отправился на дискотеку Манхэттена. Там он повстречал человека, который поможет ему сформировать курс его жизни, после того, как его отец начал исчезать с картинки. Этот новый знакомый был настоящим экспертом в работе с частными и государственными коридорами власти. Он знал мэров, судей и сенаторов. Он был на совершенно другом уровне, чем Дональд Трамп. Имя человека было Рой Кон.

Невзрачное здание с лепниной на фасаде на 416 Пятьдесят пятой Ист Стрит давало лишь малый намек на то, что находилось внутри него. На двери или козырьке не было указано имени, лишь ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЛЕНОВ КЛУБА на металлической табличке. Известная как Ле Клуб, эта дискотека была местом, где весь цвет Готтэма собирался на маленьком танцполе, вокруг бильярдного стола, и в ресторане на втором этаже. Членство в клубе было ограничено двенадцатью сотнями, включая «13 принцев, 13 графов, четырех баронов, трех принцесс и двух герцогов».

Трамп хотел попасть внутрь. В 1973 году Ле Клуб был местом собрания «некоторых из самых успешных мужчин и самых красивых женщин в мире», – писал Трамп. Вид места, где ты, вероятно, увидишь богатого семидесятипятилетнего мужчину, идущего с тремя блондинками из Швеции». Но этот молодой пришелец далеко не подходил для подобных эксклюзивных мероприятий. Клуб отказал ему. Трамп задабривал и умолял управление. Прием был предоставлен только при одном условии: он должен был пообещать не волочиться за замужними женщинами, которые приходили в клуб «потому, что я молодая и привлекательная». Он гордился тем, что приходил туда почти каждый вечер и «встречал много красивых, молодых и одиноких женщин», но говорил, что он никогда не заходил с ними «слишком далеко» в эти ранние годы, потому что, в любом случае, он не мог привести их в свои апартаменты, потому что они не были достаточно роскошными.

Дело было не только в женщинах или музыке. Для Трампа желание принадлежать к клубу было частью его поиска связей. Он хотел подружиться с теми, кто держал власть в Нью-Йорке, брокеров силы, которые легко передвигались от дельцов к политикам. В тот вечер, после того как адвокат посоветовал Дональду и его отцу урегулировать дело о расовой неприязни, Дональд пошел в Ле Клуб, где он заметил лысеющего мужчину с очень запоминающимся лицом: высокий лоб, цепкие голубые глаза, тяжелые веки, искривленный нос бойца. Он выглядел как голливудское видение резкого и жесткого контраста для высокого энергичного Трампа. Трампа незамедлительно повлекло к Рою Кону – или как минимум к той силе, которую он представлял, к силе, которую Трамп мог использовать в этот тяжелый момент.

Рой Кон родился во власти. Его отец, Альберт К. Кон, был членом Демократического аппарата Нью-Йорка, впоследствии ставшим судьей в Верховном суде штата. Рой посещал элитные подготовительные школы Филдстона и Хорас Менн в Бронксе, затем в Колумбии, где он окончил школу юриспруденции в возрасте двадцати лет. Через политические связи своей семьи Кон получил работу в Управлении юстиции США на Манхэттене. Спустя несколько месяцев Кон получил назначение, которое полностью изменило его карьеру. Его попросили написать докладную записку об Алджере Хиссе, служащем Госдепартамента, подозреваемом в шпионаже для Советского Союза. После того как агенты ФБР сказали Кону о мнимых «кремлевских элементах» в федеральных структурах, он приобрел убежденность, что коммунисты просочились в правительство. Кон быстро поднимался вверх в Управлении юстиции США и позже хвастался, что он использовал преимущества связей своей семьи и пятью основными криминальными семьями Нью-Йорка. (Много лет спустя Кон сказал, что связался с союзником, чтобы получить работу прокурора США с помощью Фрэнка «Премьер-министра» Костелло, главы семьи Лучано, позже названной Дженовезе. «В те дни никто не мог стать прокурором США в Нью-Йорке без получения одобрения от банды гангстеров», – писал Кон.)