Коллективными усилиями Смирнова оттащили в ванную, облили холодной водой. Вовка похлопал его по щекам.

— Сейчас на свежий воздух выйдем, проветримся.

— Не хочу на воздух, — пробормотал Смирнов, пытаясь устроиться на крышке унитаза вместо подушки. — Мне и тут неплохо.

Отчаявшись вразумить друга, Вовка оставил его в ванной. Веселье продолжалось.

Часа через два Андрей пришел в себя и обнаружил, что лежит на грязном кафельном полу, спиной больно упираясь в стиральную машину.

— Где я? — простонал он. Голова болела, но в целом он чувствовал себя более-менее вменяемым. — Люди, ау!

Варенька-Зоенька заглянула к нему и захихикала.

— Володя, ему лучше! — Она опять посмотрела на него и засмеялась.

Смирнову стало стыдно. В таком виде, как последний алкаш…

— Уже? — Вовка зашел и помог ему подняться.

Варенька-Зоенька продолжала хихикать под дверью. Наверно, она так кокетничала.

— Что случилось? — Вовка посадил его на унитаз, а сам примостился на «Вятке». — С чего ты вдруг пустился во все тяжкие?

Смирнов начал рассказывать. Сперва о том, как на пикнике Таня заронила в нем сомнения, потом о том, как ждал Маргариту. Лицо Вовки вытягиваюсь.

— Хочешь сказать, что ни о чем не подозревал все это время? — недоверчиво спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Да ладно, я просто спросил, — заколебался Вовка.

— Раз начал, говори, — жестко сказал он. — Ты что-то знал и не говорил?

— Об этом можно было догадаться. — Вовка заерзал на стиральной машине.

В дверь постучали. Варенька тряхнула волосами, мило улыбаясь.

— Там все гулять собираются. Нужно Надю проводить. Вы пойдете?

— Нет, — сказал Смирнов.

— Да, — встрепенулся Вовка. — Тебе лучше проветриться. Подождите нас, мы сейчас выйдем.

Смирнов мрачно посмотрел на него:

— И с чего я должен был догадаться?

— Она же всегда говорила, что в личных отношениях не должно быть никакого мещанства. Что любовь преступно запирать в сундуке. Не помнишь?

Да, действительно, он это слышал, но никогда не применял лично к себе. Если ты влюблен по-настоящему, то не думаешь, что твое чувство — старый хлам, запертый в сундуке.

— Мало ли что кто говорит, — упрямо продолжал Смирнов. — Ты, например, говоришь о том, что хочешь свалить в Америку. Но не уехал же?

— У меня возможности не было, — сказал Вовка.

В дверь опять постучали.

— Идем, идем!

Компания высыпала на улицу в прекрасном настроении. Подмораживало, ночь была удивительно ясной и лунной. Девушки щебетали, смеялись и толкали друг друга, играя в салочки. Замыкали шествие Андрей и Вовка. Остальные молодые люди были слишком пьяны, чтобы куда-то идти, и остались досыпать на квартире.

— Но говорить — это одно, а делать — совсем другое, — стоял на своем Смирнов. Свежий воздух действительно выдул пары алкоголя из его головы, оставив после себя только холодную ярость. На Маргариту, на себя, на Вовку, на весь мир. — Она никогда не говорила, что у нее кто-то есть.

Вовка молчал.

— Почему ты ее защищаешь? — не выдержал Смирнов. — Я что, не прав? Я хотел… думал…

— Думал, что вы поженитесь? — подал голос друг. — Знаю, она мне говорила.

— Но она не могла тебе ничего говорить. Я только собирался…

— Но она же не дурочка. Она понимала, что ты относишься к ней серьезно. Думаю, ее это слегка пугало.

— Почему?

— Она не хотела здесь оставаться, если хочешь знать. На почве Америки мы с ней нашли общий язык.

— Когда это вы успели так сдружиться? — прищурился Андрей. Злость все сильней дурманила его, и все чувства, которые он носил в себе, рвались наружу.

Вовка помолчал. Девочки помахали им рукой, но Смирнов не ответил.

— Наверно, я зря тебе не сказал… Черт, это не так просто сделать… Короче, мы с Марго…

Смирнов только посмотрел на него, но Вовка отпрыгнул подальше.

— Чего смотришь? Это не то, то ты думаешь!

— Так, пара поцелуев. Тем более я к ней не подкатывал, клянусь! Это получилось как-то само собой. Помнишь, ты заболел и не пошел к Мишке на день рождения? Мы просто сидели, говорили. Я ей жаловался на подружек, она мне рассказывала что-то о женской психологии… Еще пошутила, что чувствует в себе задатки султана. Мол, завела бы себе гарем, чтобы не искать одного идеального. А то один умный, другой добрый, третий воспитанный…

Смирнов почувствовал, как у него темнеет в глазах.

— А я какой? Добрый или воспитанный? Она тебе случайно не говорила?

Вовка попытался сгладить его злость:

— Ладно, я согласен, нехорошо вышло. Я не должен был… Черт, но ведь правда ничего не было!

— А что же ты тогда оправдываешься? — Смирнов сжал кулаки и шагнул к нему.

— Сердишься? Твое право. Считаешь меня сволочью? Хорошо, я — сволочь. Предатель? Пожалуйста. Завтра ты остынешь, и мы все обсудим. Я не буду с тобой драться, — пожал плечами Вовка и попытался догнать девушек. — Надя, подождите!

Смирнов схватил его за плечо:

— Это слишком просто! Ты не можешь уйти сейчас!

Вовка напряженно смотрел куда-то вперед.

— Подожди. Там что-то случилось…

… — Очень интересно. — Ирина не отрывала глаз от его лица, — и становится все интереснее…

— Ничего интересного. — Слова давались ему с трудом. — Студенческая молодость. Шли с компанией. Встретили хулиганов…

— Типа, что вы делаете на нашей улице? — подсказала Ирина, чувствуя, что он замолчал надолго.

— Ну да. Пристали к нашим девушкам. Их шестеро, а мы с Вовкой вдвоем. Вовка — человек мирный, начал им зубы заговаривать. «Мы вас не трогали, и вы нас не трогайте», что-то такое он сказал. Зря сказал, потому что ему тут же дали в зубы, а потом по голове, и он отключился.

— И что было дальше?

— В общем, один ножик вынул… И порезал Варе лицо. А остальные смотрели и смеялись, пока она кричала. Мне пришлось… — Он вздохнул. — Пришлось его убить… То есть я не хотел, но так получилось…

У него перед глазами встало окровавленное лицо Вареньки, неподвижный Вовка на асфальте, визжащие девчонки и грубый смех. Он был высокий, плечистый и белобрысый. Потом Андрей узнал, что его звали Шуркой и что у него был старший брат, уже отсидевший срок за разбойные нападения.

Но тогда, он этого не знал. До сих пор этот противный чмокающий звук входящего в тело ножа не изгладился из памяти. Кадры смазанные и замедленные, как плохая фотография. Когда Шурка полоснул его ножом по руке, это было бесшумно и быстро.

— Так получилось, — тихо повторил он.

— Это вместо того чтобы упасть в обморок? — с наигранным возмущением спросила Ирина.

Он обернулся, странно на нее посмотрел.

— Извини, шучу. Просто я подумала, что ты в самом деле кого-то убил. — Ирина подошла к нему, обняла.

— А разве нет?

— Ты защищался. А за самозащиту не наказывают.

Андрей вспомнил пыльный изолятор, в котором просидел неделю, пока все не выяснилось, и судебное заседание. Мать Шурки, старенькая, ссутуленная женщина в черном, не плакала, а только тихо комкала на коленях носовой платок, словно смирившись с тем, что один сын сидит в тюрьме, а второй лежит на кладбище.

— Может быть. Но с тех пор я стараюсь жить аккуратно и осторожно. Не потому, что боюсь влипнуть в историю и в тюрьму сесть. Хотя от этого не застрахуешься. Но больше всего я боюсь самого себя…

— Скажи, эта девушка, которую они порезали… Ты ее любил?

— Нет. Просто знакомая…

Девушка, которую он любил, пришла к нему только один раз. Через неделю после той ночи. К нему никого не пускали, но Марго все-таки прошла. С ее обаянием она могла уговорить кого угодно, даже седоватого следователя, который в людях видел исключительно иллюстрации к Уголовному кодексу.

— Мне очень жаль, что так вышло, — сказала она таким тоном, словно сожалела о пропаже кошелька. — Но следователь сказал, что это была самооборона и тебя выпустят через несколько дней.

Смирнов молчал. Он не знал, что следует говорить женщине, которая предала тебя с улыбкой на лице.