- А что - плохое имя?
- Нет, почему плохое?... Послезавтра пойдет картина "Таир и Зухра"...
- А-а... Вот эту я не видел. Но дастан* знаю наизусть от начала до конца.
______________ * Дастан - народная поэма.
- А есть такой дастан? - с детским любопытством спросила Лятифа.
- Есть. К тому же старинный. Я слышал его от моего покойного деда. Любой ашуг знает его наизусть.
Джамиль слушал этот разговор с тревожным волнением, а Самандар молча ухмылялся. "Позже пришел - раньше успел", - подумал он про Таира и, наблюдая за Джамилем, немного злорадствовал в душе: "Что, голубчик, заедает? То-то же! Теперь ты виден насквозь..."
Дадашлы поднялся.
- Признаюсь, я очень устал. Прямо с ночной вахты.
- Между нами говоря, вы здорово отстаете, - сказал Самандар, намекая на промысел, в котором работал комсорг.
- Моя бригада перевыполняет план.
- Один цветок весны не делает...
- Что же, увидим. Цыплят, говорят, по осени считают. Пошли, Лятифа. Надо побывать и у других товарищей.
Когда они выходили из комнаты, Таир бросил быстрый взгляд на Лятифу. "Хорошая девушка", - мелькнуло у него в голове.
- Пошли и мы, Таир, - сказал Джамиль и тоже направился к двери.
"Прекрасная девушка", - еще раз подумал Таир. Не отрываясь мыслью от Лятифы, он машинально двинулся за Джамилем и вышел вслед за ним в коридор.
- А мы застанем сейчас управляющего?
Таиру ответил шагавший впереди Дадашлы:
- Он только что на машине проехал в трест.
4
В приемной треста, кроме русской девушки, сидевшей за столом и углубившейся в книгу, они не застали никого. Тонкая и стройная голубоглазая девушка с пышными, уложенными валиком белокурыми волосами была секретарем управляющего.
В ответ на вопрос Джамиля она сообщила, что товарищ Кудрат Исмаил-заде только что уехал по неотложным делам, но часа через два вернется в трест непременно. Решив, что Джамиль и Таир зашли по какому-то очень серьезному делу, она взглянула на часы и взяла со стола блокнот.
- Сейчас двенадцать. Вы оставьте свой телефон. Как только управляющий приедет, я позвоню вам.
- Не беспокойтесь, - ответил Джамиль. - Мы пока погуляем, а к двум часам будем здесь.
Они вышли на улицу. Сентябрьское солнце плыло над морем. День выдался жаркий, душный. Только тихий ветерок, дувший с моря, несколько облегчал духоту, и Таир, привыкший к прохладному горному воздуху, с удовольствием ощущал на лице его влажную свежесть.
Гладкая, асфальтированная улица шла в гору, и, по мере того как друзья поднимались все выше, перед ними открывался широкий вид на бухту и прибрежную часть города.
- Вчера вечером ты спрашивал про Черный город и Баилов, - начал Джамиль, когда они достигли самой высокой точки горы. Он обернулся и окинул взглядом широкий полукруг суши, опоясавшей море. У дальней оконечности полукруга виднелись заводские корпуса. Там из густого леса огромных труб космами валил дым, застилая сизой пеленой голубой небосвод.
- Вот это и есть Черный город, - сказал Джамиль. - Заводы не прекращают работы ни на один день. Работают даже в праздники.
- Почему? - заинтересовался Таир.
- Как это почему? Если они остановятся, то не успеют переработать всю нефть, которую дают промысла. Сейчас каждая минута на учете. Иные думают: раз война кончилась, можно положить под бок подушку и отдыхать. Чепуха! Разве труд у нас не является самой здоровой потребностью человека? Недаром даже наш мастер-старик говорит, что настоящий человек знает только один отдых: после хорошего трудового дня...
Таир молча слушал друга, скользя восторженным взглядом по необъятной панораме города, который сейчас, при ярком солнечном свете, казался ему еще наряднее и величественнее, чем накануне вечером.
- А где же Баилов? - спросил он Джамиля, и тот сначала расхохотался, а потом принялся объяснять:
- Смотри, мы находимся в самом центре Баилова. Отсюда начинаются промысла. Высокие здания, которые ты видишь вдали, - тоже на Баилове. А вон то одинокое дерево у подножья холма растет во дворе мастера Рамазана. Это фисташковое дерево. Оно вдвое старше своего хозяина - ему сто двадцать лет. Но фисташек на нем как звезд на небе. Как-то я прихожу к мастеру, чтобы позвать его на буровую. Вижу, все дерево будто увешано пучками коралла. Сейчас, наверное, мастер уже снял урожай. - Джамиль перевел дыхание и продолжал: - Апшерон чудесное место. Правда, влаги маловато, от безводья раскалывается земля, но плоды ее здесь изумительные. Какой тут виноград, инжир!.. Знаешь что, - перебил он себя, - давай-ка сядем в трамвай да прокатимся по городу.
Заметив недовольство на лице Таира, Джамиль спросил:
- Ты что? Или уже наскучил город? Так быстро?
- Нет, почему? Но было бы лучше сначала выяснить, примут меня или нет.
Джамилю было приятно видеть, как жаждет его друг поскорее устроиться на работу.
- Об этом не беспокойся, - сказал он. - Если в тресте откажут, пойдем к мастеру. Мигом устроит, с ним очень считаются.
Однако Таир не мог отделаться от сомнений. Все время, пока они ехали в трамвае к центру, он думал: "Вся деревня знает, что я поехал в Баку. Если не устроюсь, совестно будет смотреть людям в глаза".
В центре города у здания "Азнефти" они сошли с трамвая и, выйдя на старый приморский бульвар, зашагали по широкой аллее.
Беспокойство не покидало Таира: "А что скажет мать? Председатель колхоза?.. Ну, этот уж не упустит случая посмеяться. Скажет: стоющего парня не отпустили бы из Баку!"
Они подошли к самому берегу. Покрытое тонким слоем мазута море слегка волновалось, радужно переливаясь в лучах солнца. Прислонившись к каменному парапету, Таир глядел, как набегали и с журчанием откатывались тяжелые, ленивые волны.
- Сколько раз приходилось читать, - задумчиво проговорил он, - что Каспий - самое синее море, а тут...
- Идем я тебе покажу, какое это море! - сказал Джамиль и направился к пристани, где покачивались на волнах моторные лодки и катера, предназначенные для морских прогулок.
Боясь опоздать в трест к приезду управляющего, Таир испуганно схватил Джамиля за руку и потянул назад:
- Нет, нет, потом. Посмотрим в другой раз. Пойдем лучше обратно!
- Не спеши, друг. Уверяю тебя, что завтра вечером мы с тобой поедем на буровую и будем вместе работать в ночной смене. А пока незачем торопиться. Пошли прокатимся. Через полчаса мы вернемся и попадем в трест как раз к сроку... Смотри, все уже садятся! На лодке есть и музыканты. Будет очень весело.
С одной из лодок доносились звуки тара и бубна. Таир с детства любил музыку и, услышав эти звуки, сдался на уговоры Джамиля.
Взяв билеты на пристани, они вошли в лодку. Почти все места были заняты молодежью. Тарист и кеманчист с увлечением играли, а певец сдержанно покашливал, собираясь петь.
Солнце все чаще выглядывало в просветы между облаков. Становилось жарко, и всем хотелось поскорее выйти в море.
Новая обстановка, в которой Таир очутился впервые, все более увлекала, и на время он забыл обо всем, что так волновало его.
В лодку прыгнул еще один молодой рабочий и уселся на лавочке рядом с Таиром. Увидя перед собой высокого и худощавого парня, сидевшего рядом с девушкой в белом шелковом платке, он громко воскликнул:
- А, Мехман, здорово! Весь Баку, брат, сегодня говорит о тебе! - Он вытащил из кармана последний номер газеты "Коммунист" и развернул его. Видел свой снимок? И тебя хвалят, и твоего мастера. Да после этого к тебе и не подступишься!..
- Ну, что ты? Ведь я... - худощавый парень не договорил и, смутившись, опустил глаза.
Таир взглянул сначала на газетный снимок, потом на худощавого парня, и в нем заговорило чувство зависти. "Не на много и старше меня, - подумал он. - Только бы приняли, уж я покажу, как надо работать! Не я буду, если через месяц в "Коммунисте" не поместят мой портрет, размером вдвое больше!"
