— Тогда выходи за меня. Я тебя любить буду. И жалеть.
— Согласна. — Внутренне зажмурившись, ответила я. — Ты очень хороший человек, я тебя уважаю, мне с тобой легко.
Вот так друг Серёга стал Женихом. Просто, без вывертов и надрывов. Он был бы мне хорошим мужем, а я ему хорошей женой. Мы бы нарожали двоих или троих детей, ходили бы всем табором в бассейн, на выходные ездили за город, в нашей семье никогда не говорили бы на повышенных тонах, мы бы рационально питались, занимались йогой, по вечерам читали бы вслух любимые книги. А я при всём этом счастье время от времени с удивлением натыкалась бы внутри себя на мысли о самоубийстве. Или начала бы потихоньку прикладываться к бутылке.
Сергей после выяснения отношений немедленно обнаружил недюжинный темперамент. Покрывая мелкими поцелуями мои руки, почти хрипел: «Ко мне, едем ко мне, и немедленно!». Не то что бы мне это было неприятно, просто я не воспринимала всё происходящее вполне реальным.
От его кожи исходил незнакомый запах, прикосновение губ было чужим, его страсть не отзывалась во мне никак. «Ничего, привыкну», — стоически думала я и улыбалась Сергею. Но сначала нужно было расставить всё по местам. Что называется не отходя от кассы, из телефона-автомата возле кафе, я позвонила Дидану и договорилась с ним о встрече. Он обещал подъехать через час.
— Тогда через два часа я буду возле твоего дома, — решительно заявил Сергей, — и мы поедем ко мне. Я почти слышала клокотание внутри свежеиспечённого жениха, слегка забавляющее меня: «Эвон, как его колбасит! А шифровался-то, под платонические отношения косил»
Добрый Дядя в ответ на заявление, что пришло для меня время задуматься о создании семьи, что, вот, у него есть же семья, дети, поэтому он должен понять, и далее по тексту, ответил, с грустью глядя на меня:
— Всё правильно, пришла твоя пора. А в качестве друга дома я смогу иногда тебя видеть?
И всё. Никаких «не уходи», и «давай поженимся»
И меня прорвало. Тогда был первый и последний скандал, который я ему закатила.
— ...сливки снял...конечно, девушке двадцать один, она уже выпала из категории нимфеток... пора и пристроить в хорошие руки... пятнадцатилетнюю искать...ты меня неплохо содержал...спасибо, папик, за колечки...вот, подавись ими, и вот ещё подавись, и ещё...вон пошёл, старый козёл...иди к своей козе-дерезе...она такая удобная...муж не ночует по два-три раза в неделю... она же не совсем идиотка...порочная семейка...всех всё устраивает...это же надо, какой цинизм.... — Этих кратких выдержек из моего выступления, думаю, достаточно, чтобы иметь представление о том, что я тогда несла.
Меньше чем через месяц я звонила Дидану из приморского города, в котором мы с Женихом жили на отдыхе в доме его родителей, чтобы сообщить, что у меня будет ребёнок — от него, от Доброго Дяди, и замирала от счастья, услышав в трубке его «я отвечаю».
Как ни старалась, не смогла я полюбить Жениха. В том, что в ПэЧеэЛа я не была влюблена никогда, ничего странного нет: ничего выдающегося в нём не было. Средних внешних данных, среднего роста со средне-русыми волосами, с приятным, но незапоминающимся лицом, средних способностей без каких-либо ярких идей. Он писал стихи и посвящал их мне. Стихи не были глупыми, не были совсем уж бездарными, но я так и не сумела запомнить ни одного четверостишия — они были никакими. Как и он сам. Не ПэЧеэЛ мне нравился, а сама Первая Чистая Любовь, стадию которой я проскочила. Не довелось мне в юности ощутить её трепетности, робости, романтичности, вот и добирала всего этого с Юркой. Мне нравились наши возвышенно-платонические отношения, но стоило расстаться возле метро, я тут же забывала о существовании ПэЧеэЛа.
Другое дело Жених. Сергей был по-настоящему красив, умён, серьёзно относился к науке, которой занимался, был честным и добрым парнем. Как вариант: наша песня не спелась потому, что он меня не любил. Вряд ли смогла бы я не ответить такому замечательному парню, полюби он меня всерьёз. Жених был страстно влюблён в красивую девушку по имени Женя, с которой в критической ситуации его столкнула жизнь, и эта девушка была не совсем мной.
Не так было с Диданом. Если говорить о внешности, то ему нравилось во мне даже то, что, вообще-то, и нравиться бы не должно. Его умиляли мои веснушки на руках, взявшиеся там по какой-то причуде природы: ведь на лице у меня никогда не было ни пятнышка; он любил мои торчащие ключицы, а в них-то уж точно ничего красивого не было. И это грело меня сильнее, чем восхищённые взгляды Дидана, когда я при полном марафете выходила с ним «в люди». Жених любовался картинкой, а я чувствовала себя неловко и одиноко. Возможно, время изменило бы ситуацию, но у нас его не оказалось.
Когда через полгода после моего трусливого бегства Сергей позвонил, я, услышав его голос, схватилась за свой уже большой живот — от неожиданности там что-то неприятно дёрнулось. Мучаясь угрызениями совести, в ответ на вопрос бывшего Жениха, в чём же, собственно, заключалась его вина, заставившая меня вернуться к Дидану, ответила так: «Ты слишком хорош для меня. У тебя хорошая, правильная жизнь, а в моей много исковерканного. Несовпадение по фазе, понимаешь? Резонанса не случилось».
Возможно, этот вариант объяснения ближе к истине. Трудно понять, почему влюблённый молодой мужчина с великолепным телом, нежный и страстный, не вызывал во мне желания близости. Жалея Жениха, в постели я старательно и артистично имитировала наслаждение, чем радовала его необычайно. Кульминация процесса отыгрывалась на таком высоком уровне достоверности, что мне впору было претендовать на «Оскара» в номинации «За достижения в художественном оргазме».
Но усилия Жениха не пропали в тщете: приехав в Москву, я набросилась на Дидана с яростной неутомимостью, будто вернулась не из попытки замужества, не из пропитанного ароматами магнолий и роз южного города, а из заполярного женского лагеря довольно таки строгого режима. Целую ночь тогда соловей нам насвистывал. Ди, помнится, пошутил: «Есть смысл раз в два года отпускать тебя погулять: это вносит оживление в наши ряды».
Но, если я более-менее внятно могу сформулировать то, что развело меня с Женихом, то о том, что свело с ПэЧеэЛом, сколько ни ломаю голову, внятно сказать не сумею. Ну, да, срочно требовался статус замужней дамы, чтобы мои добрые родители могли меня уважать. И не было особенных проблем в том, чтобы подыскать для осуществления моих жизненных планов более приличного человека. Если бы я успела заняться поисками.
С ПэЧеэЛом мы встретились на вечеринке по поводу трёхлетия окончания института; тогда Алёшке шёл уже пятый год.
Всё сошлось, будто выполнялся чей-то спецзаказ: загнать меня в пятый угол.
Я тогда только что вернулась из Новосибирска. Приехала с готовым решением сделать всё возможное и невозможное для того, чтобы дверца, приоткрытая в отчем доме, вновь презрительно не захлопнулась перед моим носом. Вероятно, это выглядит до неприличия инфантильным: двадцатипятилетняя женщина, сама уже мать, дипломированный специалист, а безнадёжно зависит от отношения к себе родителей. Я вот что на это скажу: те, кто так считают, просто не знают, что такое с раннего детства не иметь дома, в котором тебя любят, где чувствуешь себя в безопасности. Они не знают, что это за счастье — обрести, наконец, отчий дом.
Как-то раз Саше удалось затащить меня на лекцию модного психолога. Тему лекции я заранее не знала, но попала именно туда, куда нужно.
Лектор говорил о том, что мне было известно в общих чертах: детские годы являются матрицей, с которой дуплицируются жизненные циклы взрослого человека. При этом он привёл интересный образ: если жизнь человека представить в виде дерева, то крона — это его взрослое состояние. Так вот, если сделать срез кроны перпендикулярно стволу, срезы веток на образовавшейся плоскости можно представить точками. Это жизненные обстоятельства, события, ситуации взрослого человека, не связанные между собой непосредственно, объединенные только тем, что вышли из общего ствола. Люди ищут причинно-следственные отношения между точками своей жизни, а у каждой из них своя ветвь, своя история, своё место выхода из ствола — из детства.
