Глава пятая

Омск — Татарская

Должно казаться странным, что я выбрала в Законные Супруги Юру ПэЧеэЛа. Мне и самой не совсем ясно, как это получилось. Действительно, для того чтобы восстановить отношения с родителями, мне необходим был статус замужней женщины. А Ди, официально признав Алёшку сыном, не сделал мне предложения стать его женой, даже не пообещал, что когда-нибудь узаконит наши отношения. Понять себя той поры я могу, но нельзя не признать, что моё замужество было непродуманным и скоропалительным шагом.

Уж лучше бы я двумя с половиной годами раньше вышла замуж за Жениха.

Мы с Серёжей познакомились в первых числах октября девяносто третьего года. Верховный Совет — так тогда назывался парламент — сидел в осаждённом Белом доме, теперь Доме Правительства. Я, человек от политики далёкий, о тогдашнем президенте знала только, что он пьяница, что в его окружении много людей, работающих на развал страны. О Верховном Совете имела ещё меньше сведений, а общее впечатление было таким: его члены не являются конструктивной оппозицией, там тоже много людей, преследующих скорее личные и корпоративные выгоды, нежели государственные интересы.

Когда началась та заварушка с разгоном парламента, Дидан находился в деловой заграничной поездке, так что мне не у кого было спросить, что на самом деле происходит. По телевизору рассказывали, что Верховный Совет поддерживают пенсионеры-коммунисты, неутомимые сталинисты, алкоголики и психически неадекватные люди. Информация подкреплялась телевизионной картинкой: небольшие группы стариков с искажёнными лицами скандировали: «Ле-нин-Ста-лин-Э-сэ-сэр!».

Зрелище было впечатляющим, тем не менее, я решила поехать на место событий и увидеть всё своими глазами — доверия к средствам массовой информации у меня давно уже не было никакого.

Не помню, каким именно образом я выяснила, что эпицентр событий переместился в тот день от Белого Дома к зданию МИДа. Я с изумлением обнаружила баррикады, сооружаемые из ржавых труб, диванов, досок с торчащими гвоздями, старых велосипедов и прочей рухляди, воздвигаемые поперёк Садового Кольца. Строители баррикад были в основном молодыми и совсем юными, их лица были сосредоточенно-деловыми, но не озлобленными, я бы сказала, приятными; они не походили ни на фанатиков, ни на маргиналов.

Одна девушка с умным и приятным лицом привлекла моё внимание. Одета она была, как и большинство восставших, в джинсы, куртку, на ногах кроссовки, но всё это было отличного качества. Возможно, не всё так просто, как об этом с умным видом толковал представительный дядька в телевизоре; и происходил вовсе не бунт невписавшегося в новые исторические условия, выброшенного за борт жизни ленивого и бездарного элемента.

Когда девушка присела отдохнуть и покурить на сложенные доски, я присоседилась к ней. Курила я редко, в основном «для разговора» — сигарета часто такой же фактор сближения для девушек, как, скажем, бутылка для мужчин. За те пятнадцать минут, что мы проговорили с Мариной — так звали девушку, я узнала многое. Из-за происходящих здесь событий она вместе со своим другом, горячим шведским парнем, специально прилетела в Москву из Великобритании, где училась не где-нибудь, а в Кембриджском университете.

— Ты думаешь, что сможешь на что-то реально повлиять, примчавшись сюда? — Удивлённо спросила я.

— Вот сколько места занимает моё физическое тело, столько и моего влияния на ситуацию. — Она явно не была идеалисткой. — Но это лучше, чем ничего.

На мои сомнения в том, что вряд ли лидеры Верховного Совета стремятся к чему-то иному, кроме передела власти, то есть к более удобному месту у кормушки, Марина возразила, что среди парламентариев есть очень достойные люди. Она, к моему удивлению, продемонстрировала знание российских политических реалий, назвав несколько фамилий, одна из которых оказалась мне знакомой. Я видела выступление этого профессора МГУ по телевизору, и он показался мне честным и умным человеком, понимающим, что нужно делать, чтобы остановить крушение государства.

— Наверняка там есть приличные люди, но их при любой власти не подпустят к принятию серьёзных решений. — Продолжала сомневаться я в нужности баррикад, демонстраций и митингов в поддержку подрубленной президентом ветви власти.

— Пусть и те, и другие знают: мы не быдло, с народом нужно считаться, с нами нужно разговаривать, обсуждать проблемы. Иначе, если мы сейчас промолчим, завтра к нам в дома вломятся и устроят маски-шоу. Например, потому что кому-то понравятся наши квартиры. — Марина говорила устало, но уверенно. Я почувствовала правоту в её словах и робко поинтересовалась, могу ли я чем-то помочь. С усмешкой взглянув на мои сапоги на шпильках, Марина сказала:

— Сбегай за сигаретами, мои уже все искурили, и Серёжка тоже пустой. — Выяснилось, что весьма симпатичный рослый парень (синеглазый и тёмноволосый, что всегда очень обаятельно), подходивший на минуту к нам, был двоюродным братом Марины, физиком, сотрудником какого-то засекреченного московского института.

Я отправилась к метро в табачный киоск, а когда вернулась, моим глазам предстала нереальная, кинематографическая картина: крутые парни в касках и камуфляже, сдвинув щиты, плотными рядами шли, раздвигая толпу, молотя дубинками направо и налево. Доставалось и людям, не участвовавшим в акции, просто стоявшим и наблюдавшим за происходящим на тротуарах. Убежать, спрятаться было невозможно: в этом месте Садового Кольца нет ни подворотен, ни отходящих улиц. Я видела, как под ударами дубинки упал старик, с поблёскивающими из-под распахнутого плаща орденами. Я слышала раздавшийся внезапно детский плач и страшный женский крик, следом саданувший по сердцу.

«Ненавижу! Ненавижу!», — шептала я в оттесняемой от Садового толпе.

На следующий день, экипировавшись, как того требовали обстоятельства: в джинсы, куртку, кроссовки, вложив под шапку поролоновую вкладку — чтобы не так больно было получать палочные удары по голове, я направилась на «Баррикадную», защищать здание Верховного Совета. Защищать мне в тот день никого не пришлось, но я услышала кое-что из объясняющего события последних дней, увидела много хороших умных лиц, заставляющих поверить: есть «мы», и мы не быдло. Ни Марины, ни её шведского бой-френда, ни Сергея в тот день я не нашла, как надеялась. На следующий день я снова была среди митингующих, но на этот раз с самого утра, а не после занятий в институте.

Ближе к вечеру, вспомнив про Володину квартиру неподалёку, я пошла туда, чтобы поесть и погреться. Ключ был на месте, цифры на двери свидетельствовали о том, что на явке «чисто», Володиной жены в Москве нет. Ни хозяина, ни гостей в квартире не было. Перекусив, я прилегла на диване, закрылась курткой, согрелась и задремала — с утра простояла на холодном ветру.

Проснулась от шума и криков на улице. Было уже темно, через окна рассмотреть почти ничего не удалось, я кинулась из квартиры. Выбежав из парадного, я увидела прямо перед собой двоих омоновцев. Один из них закричал в мою сторону: «Назад! Не выходить!» и для убедительности ударил дубинкой по двери, едва не прищемив мне пальцы.

Из окон мне было хорошо видно этих двоих стражей правопорядка, и, когда примерно через час они покинули свой боевой пост, я снова вышла на улицу. Было пусто и тихо. Постояв несколько минут, уже хотела идти в Володину квартиру — было уже поздно возвращаться домой, и я решила заночевать там. Но тут от стены напротив, из какой-то невидимой щели, выявилась группа людей. Мужчина и женщина вели опирающегося на их плечи раненого парня. Это Марина и шведский друг тащили на себе Сергея, у которого в ходе событий того дня было сильно повреждено колено. Разумеется, вскоре мы оказались в Володиной квартире. Такое стечение обстоятельств может показаться неправдоподобным: «Именно в тот момент, когда она вышла из дома, мимо проходили единственные знакомые ей защитники Белого Дома» Понимаю, но таких совпадений в моей жизни было столько, что я уже устала им удивляться.