Чувство мощи "может занимать ум, контролировать мысли и порабощать убеждения"{63}; с другой стороны, приятность сознания силы воли, как частного случая чувства мощи, поддерживает в значительной степени все проявления власти человека над собою. Наконец, внешним образом эта эмоция выражается в прямоте фигуры и в приливе физической энергии, порой сопровождаемых смехом.

Принимая во внимание, что противовесами страха являются физическая бодрость, энергичный темперамент и силы воли и ума, не дающие развиться чувству бессилия и содействующие устранению нерешительности, - необходимо признать, что чувство мощи, усиливая указанные данные или содействуя их работе, является одною из существенных эмоций, могущих успешно бороться со страхом. Но, к сожалению, "мы нелегко воспроизводим это удовольствие в идеальной форме при отсутствии действительного (наличного) стимула"{64}.

Чувство мощи, независимо от удовольствия при преодолении препятствий, т.е. как бы от измерения силы этим путем, в менее активной форме принимает вид уверенности в себе. Конечно, безусловно, полной уверенности никогда не может быть, но путем многих опытов, измеряя нашу силу, мы можем дойти до "практической веры в самих себя, опирающейся лишь на наш опыт и знание нашего характера"{65}. Если всякое сомнение является началом разложения энергии, то, наоборот, действие всегда идет легче, когда есть сильная уверенность в удаче, которая представляет, опять-таки, главным образом, уверенность в собственных силах. Полагаю, что значение уверенности в себе настолько ясно, что не нуждается в иллюстрации примерами. Замечу только, что громадным подспорьем в. приобретении этой уверенности является наличие положительных знаний, последнее вдобавок может иметь и непосредственное влияние на уничтожение чувства страха, как следствия бессилия, поскольку это чувство является от недостатка знаний.

Другим видом соизмерения наших сил является чувство соревнования, которое может явиться весьма энергичным толчком к тому, чтобы мы посредством деятельности, приводящей к сравнению с деятельностью других, пытались доказать свое превосходство над ними и тем могли бы добыть удовольствие от чувства мощи. Военная история изобилует доказательствами значения соревнования как побудителя к самой энергичной работе; чтобы не ходить за ними далеко, вспомним лишь действия генералов Ренненкампфа и Орлова в начале кампании 1900 года.

Чувство мощи как результат измерения (и превосходства) своей силы, тесно соприкасается с другим, с эмоциею преследования цели, достижения успеха. В деятельном стремлении к цели заложено известное удовольствие, которое может стать положительно опьяняющим по мере ее достижения (конная атака, удар в штыки) и даже дойти до экстаза (при победе). Эмоция эта характеризуется, кроме увеличения ее при приближении к цели, сосредоточением какого-либо из внешних чувств на предмете (например, говорят: "я весь обратился в зрение") и состоянием сосредоточения внимания на нем, соединенного с забвением о себе.

Последнее свойство весьма важно в смысле борьбы с личным чувством страха. Замечено, что чем больше имеешь личного дела в бою и чем оно самостоятельнее, ответственнее (преследование цели), тем меньше думаешь об опасности (забвение о себе); и это до такой степени, что в душе временами может как бы вовсе не остаться места для страха. ...>:

Вообще, отвлечение внимания куда-либо на посторонние предметы является существенным подспорьем в борьбе со страхом, хотя и не как мера, направленная против существа его (чувства бессилия), а только против идеи (отвлечение мыслей от причины страха). Так, в 1900 году генерал Анисимов (тогда полковник) при штурме Бейтана рекомендовал шедшему рядом с ним подполковнику "закурить", когда узнал из откровенного признания последнего, что он волнуется под сильным огнем. ...>:

В общем, чувство взаимной выручки, подвигая подчас на тяжелые и мучительные труды с забвением самого себя, даже на смерть за других, может оказать начальнику весьма энергичное содействие в борьбе со страхом и в принятии решения.

В числе эмоций мы не имеем, кажется, других, которые могли бы воздействовать на самое чувство страха по существу; но есть много таких, которые могут в значительной мере помочь бороться косвенно с ним или с его последствиями.

Самоуважение и гордость, заключая в себе постоянную мысль о наших достоинствах, "внушают чувство, как мотив к поведению. Создавши высокое мнение о себе в известных отношениях, мы воздерживаемся от того, чтобы унизить эту оценку посредством несоответственного поведения". Известно, например, что получение Георгиевского креста налагает обязательство быть храбрым. Поэтому чувства эти: а) сильно поддерживают в борьбе с чувством личного страха в бою, не давая ему по возможности ничем высказаться{66}; б) после первого одержанного успеха они заставляют нас напрягать все наши силы, чтобы в следующем деле вновь добиться успеха, поддерживая свою репутацию хорошего начальника и т.п.

В этом гордость близко соприкасается с любовью к одобрению. Одобрение, согласие с нами другого лица, не только поддерживает и укрепляет нас в наших мнениях и чувствах, но может еще и значительно усилить напряженность этих чувств. Вот почему так важно наличие полного согласия между начальником и его начальником штаба. Значение одобрения еще больше сказывается в случае восхваления нас над другими; здесь примешивается также чувство соревнования, которое, как мы видели, может играть весьма важную роль в числе положительных эмоций. Наконец, всякое одобрение усиливается в своих результатах, если оно исходит от любимого начальника. Значение одобрения на войне всегда было известно и практически применялось. Прибавлю только, что если захваливание может иметь отрицательные результаты, когда похвала за всякий ничтожный поступок набивает нравственную оскомину и начинает уже приниматься как своего рода недоверие к возможности совершить что-либо более серьезное, то отсутствие похвалы, когда она действительно заслуженна, тоже не может рекомендоваться; это действует как чувство обиды и может повести к нелюбви подчиненными своего начальника.

Другой вид одобрения - похвала общественного мнения, и желание заслужить ее может стать как бы бичом, понуждающим нас напрячь все силы к борьбе со страхом и к достижению успеха. Но этот вид одобрения имеет тот крупный недостаток, что при сильном опасении не заслужить его может превратиться, как уже замечено раньше, в сковывающее чувство бессилия.

Любовь к одобрению, представляя возвышенную форму самодовольства, может, однако, выродиться в тщеславие. Тем не менее и это чувство может быть использовано с успехом. Установление всюду спокон веков наград и всяких отличий служит тому наглядным доказательством. Замечу при этом, что только награждение за действительные заслуги, поддерживая ценность внешних знаков отличия, может сохранить за последними значение действительного побудителя; в противном же случае ордена постепенно приобретают характер котильонных и является погоня исключительно за этими украшениями, взамен стремления отличиться на самом деле. Большое спасибо в этом отношении Георгиевской думе за то, что она в минувшую войну круто поддерживала ценность белого крестика.