Страх за успех дела, за результат начинаний, как страдание в идее, усиливает продолжительность борьбы мотивов уже потому, что мы невольно припоминаем из нашего опыта отрицательные результаты слишком поспешных действий. Страх неудачи сверх того имеет свои особенности, являясь чувством сложным, слагающимся из ожидания, сомнения, беспокойства и неуверенности в собственных силах.

В ожидании представление будущего успеха ограничивается противоположными представлениями, ослабляющими уверенность в этом успехе. Поэтому ожидание соединено с неприятным ощущением, тем более сильным, чем меньше уверенности в успехе, т.е. чем меньше является мысленных образов, обещающих успех, и чем больше таких, которые ослабляют уверенность. В случае несбывшегося ожидания душа может прийти в волнение настолько сильное, что нужно продолжительное время для ее успокоения. А так как на войне успех не достигается мгновенно, и каждая задержка и частичная неудача являются разочарованиями, то понятно, что волнение от ожидания может быть весьма сильным.

При сомнении мы сопоставляем внутренний ход наших мыслей и желаний с внешними естественными явлениями и поступками других людей, т.е. данными, не зависящими от нашей воли. Противоположные представления, служащие основанием для них, сталкиваясь и взаимно исключая себя в душе, возбуждают в ней чувство колебания, мучительного беспокойства, раздвоенность души, которое называется сомнением. На войне, и в частности в бою, наш внутренний мир сталкивается с такими крупными, независящими от нас факторами, как внутренний мир противника и своих войск; поэтому сомнению предоставляется обширное поле, особенно при обороне, при которой чужая воля (противника) играет такую большую роль.

Сомнение может значительно усилиться при предчувствии несчастий вообще, особой форме страха, свойственной некоторым пессимистически настроенным людям, а также при беспокойстве, как предчувствии безуспешности, являющемся следствием разочарования после ряда предшествовавших неудачных опытов.

Ожидание, сомнение и беспокойство, с близким спутником своим нетерпеливостью, превращаются то в надежду, то в страх и имеют бесчисленные степени и оттенки; чем возможнее кажется достижение цели, тем более надежда превращается в уверенное ожидание, и чем менее цель кажется достижимою, тем более страх приближается к отчаянию.

Но есть и еще составная часть страха неудачи - это чувство неуверенности в себе, недоверия к собственным силам. Уже при всяком решении, когда противоположные мотивы многочисленны и особенно когда в них ярко сказываются чувства, даже для хладнокровного человека правильная оценка их представляет действительную трудность.

Следующею трудностью, влияющею на процесс обдумывания, является неспособность судить о неиспытанных до того положениях; то, "что абсолютно чуждо, требует заботливой построительной операции"; "во всех неиспробованных состояниях, в упражнении несовершенных сил и при начинании предприятий, где мы отчасти только видим нашу дорогу, мы бываем склонны к мучениям страха". "Что-либо новое, недостаточно еще определенное, служит особою причиною страха"{56}. ...>:

Наконец, к этой группе причин страха надо отнести еще общественное мнение; "будучи чем-то неизвестным и изменчивым, оно, столь же сильное как на добро, так и на зло, способствует отягчению суровости этого чувства"{57}. Как разновидностью общественного мнения, хотя и более беспристрастного, следует признать также суд истории, страх которого подчас заставляет принимать решения, иначе трудно объяснимые.

Внимательно вглядываясь в сказанное о разных видах страха, нельзя не заметить, что если, с одной стороны, он вызывает слабость физическую и духовную, то, с другой стороны, представление об опасности или насилии обстоятельств или чужой воли над своею, вызывая сознание бессилия, одновременно вызывает и чувство страха. "Мало того, простое возникновение чувства слабости или бессилия в каком-нибудь отношении, при полном отсутствии всякой опасности, всегда почти сопровождается чувством страха, иногда в очень сильных степенях. Это чувство бессилия весьма часто, можно сказать, во всех сложных случаях, вызывается прямо ослаблением мыслительных операций и простою невозможностью приложить силу ума к оценке окружающих обстоятельств"{58}. "Слабость, - говорит Моссо, - порождает страх, который в свою очередь порождает слабость".

Таким образом, страх уже сам бывает мотивом, для решения (самосохранение, опасение за жизнь подчиненных, подсказывание излишней осторожности из-за сомнения, опасения неиспытанного положения). Затем он является данною, замедляющею борьбу мотивов, которая всегда продолжительнее, когда одно из чувств имеется налицо, реально (страх), а другое идеально должно испытываться в более или менее отдаленном будущем (долг, спокойствие совести){59}. Наконец, страх не только затрудняет созревание решения, влияя на процесс мыслительных способностей, но может и извратить таковое, затрудняя самую оценку мотивов. В результате получается нерешительность; причем при высоких степенях ее душа может или прийти в чрезвычайно бурное состояние, или дойти до начальных фазисов душевной болезни абулии (безволия), во время которой простые действия до бесконечности взвешиваются. ...>:

И физически, и духовно мы можем влиять на страх лишь в крайне малой мере, и все значение здесь принадлежит положительным эмоциям, которые, как и всякие эмоции, могут вытеснять, убивать им противоположные.

Из таких эмоций первое место следует отвести так называемому "мужеству", главную часть которого составляет чувство мощи. Последнее является, когда к приятному возбуждению от самого процесса деятельности присоединяется сознание возможности преодолеть трудности, лежащие на пути к достижению цели; оно как бы обратно страху, который есть следствие сознания нашего бессилия перед этими трудностями. Поэтому одни и те же предметы и явления могут действовать различно на разных людей в зависимости от того, вызывают ли они в них сознание бессилия (страх), или, наоборот, дают сознание и чувство мощи; и точно так же различно может быть их действие на одного и того же человека, но при различных обстоятельствах, внешних и душевных.

Чувство мощи, как справедливо замечает Снегирев{60}, "одно из самых приятных, имеет распространение во всех сферах человеческой жизни и весьма большое влияние, всюду возбуждая и повышая его деятельность и энергию". Часто оно является просто расширением органического чувства силы, ощущения жизненной энергии; но может возникнуть и независимо, обусловливаясь представлением о власти над внешними предметами. "Чувство мощи - это идейное, а не элементарное чувствование"{61}. Засим, "изменение кровообращения, - говорит Моссо{62}, - в мозгу того, кто готовится с твердою волею побороть препятствие, производит такое увеличение энергии нервных центров и в упругости мышц, что они получают большую силу и дают результаты, которых трудно было бы ожидать от трусов, как бы здоровы и сильны они ни были".