На этих словах Фим немного ожил, встал, взял с подноса кусок пирога. – Надо бы осмотреть сцену. – Он думал, что, возможно, что-нибудь со сценой не так, поэтому плохое предчувствие.

– О! Наш «медиум» вернулся из глубин собственной души! – задорно улыбался Павел.

– Значит, допиваем чай и айда смотреть сцену и стадион, – поставил точку Алексей. – На наличие каких-либо необъяснимостей… – добавил шепотом на ухо Андрею.

Друзья спустя какое-то время вышли из комнаты, нашли Джона, и он их отвез на стадион. Это был гигантского размера стадион, а трибуны в нем под открытым небом были стилизованы под римский Колизей – впечатляет. Сцена, тоже немалых размеров, при таком-то стадионе, была шикарной: прочные конструкции, задней стенки не было. Вся площадка была круглой, это значит, музыканты могут стоять лицом в любую сторону и по ходу концерта менять положение, даже платформа барабанщика была вращающейся. Замечательно! Аппаратура у них тоже превосходная, звук мощный будет. Единственное, что пока это все не подключено, а то прямо сейчас бы опробовали, руки же так и чешутся. Но ничего, потерпим до завтра. Подробный осмотр сцены указывал на отсутствие повода для волнения, значит, причина обеспокоенности Фима кроется в чем-то еще.

Вечер неумолимо приближался, становилось все темнее и темнее, даже учитывая разницу в часовых поясах, Люся и Миф должны бы уже прилететь. Алекс попробовал, уже в который раз, набрать телефон Люси, но нет, недоступен. Потом Мифа, аналогично.

Джон вернул их обратно в гостиницу, по дороге все время рассказывая о достопримечательностях, которые попадались по пути, и отправился в аэропорт, встречать следующий рейс из Москвы. Переводчика не было очень долго. Ребята решили, что причиной всему пробки.

– Ну наконец-то, а то уже заждались! – воскликнул Андрей при виде вернувшегося проводника.

Известия, которые принес Джон, никого не обрадовали.

– Говорят, мистика какая-то! Был самолет и исчез. Ни обломков, ничего… Правда, скоро начнутся поиски, в том числе и на дне Атлантического океана, – лепетал похолодевшим от страха голосом переводчик.

– Этого не может быть!!! – влетев в комнату как ошпаренный, орал Алекс. – Куда смотрят авиакомпании?! Как такое можно допустить в наш современный век?! – схватившись за голову, не находил себе места, носился по комнате.

– Вот оно что, вот почему… – совсем безразличным голосом промямлил как в воду опущенный Фим. – Его эмоции уже все выплеснулись, еще в холле, когда они с Андреем услышали эту весть. Так что теперь у него не было сил на возмущения.

Алекс схватил телефон, судорожно набирая номер. Долго ждал ответа, и, когда на том конце все-таки ответили, первое, что он сделал, – это послал туда, откуда быстро не возвращаются. Когда его выслушали, перешел непосредственно к делу: – Мне все равно, как ты это сделаешь, но ты должен быть тут прямо сейчас!!! – орал в трубку. – Я сам своими глазами хочу видеть. Присутствовать при этом! Будет тебе и вызов, и виза, топливо не проблема! – немного успокоившись. – Как можно скорее, тебе два часа хватит на дорогу? – На той стороне что-то ответили. – Замечательно! Жду.

И все же Алекс никак не мог успокоиться, даже осушив бутыль беленькой, которую уже притаранить успели Павел и Андрей. Мало того, он даже ничуть, ни капельки, не захмелел.

– Может, водка некачественная? – предположил Павел, переглядываясь с Андреем.

Андрей открыл вторую бутыль. Налил, попробовал и, сморщившись, констатировал: – Не, хорошая! – Закусив все тем же пирогом: – Это Алекс просто сильно раскипятился.

– Да где тут не раскипятишься. Нам хреново. А ему подавно, – глядя на севшего за столик и сжимавшего руками опущенную голову Алекса: – Считай, что часть себя потерял.

– Эт точно! Как они жили, как близнецы, будто единое целое. И если гибнет один из них, то непременно вскоре погибнет другой, – дополнил его Андрей.

– Она для меня – ВСЕ! Я не смогу жить без нее… – как какое-то заклинание, повторял сидевший за столиком Алексей, не замечая друзей вокруг. Потом потянулся за второй бутылью, не обращая внимания на Андрея, который явно не хотел ее выпускать из своих рук, но пришлось. Выпил прямо из горла, поставил на стол. И только сейчас друзья заметили катящиеся по его щекам крупные слезы. Без малейшей гримасы на лице. Ни один мускул не дергался, лицо было просто каменным, глаза потухшие и безразличные, только слезы, выдавая его состояние души, тихо стекали и капали на скатерть. И кто сказал, что мужчины не плачут – не плачет только камень или сталь, а это все же человек с живым и чувствительным сердцем. Другое дело, что мужчины несколько иначе переносят такие потрясения, возможно, даже они ранимее, нежели женщины, потому что стараются сдерживать свои порывы эмоций и чувств внутри, не дают им прорваться наружу, хотят подавить их, а это очень тяжело вынести.

Тут уже и Фим подполз и присоединился к «залитию» горя…

Алексей, уставившись на ночное море сквозь распахнутые створки окна, о чем-то думал, что-то вспоминал, не замечая разговора постепенно хмелеющих товарищей. Он представлял ее лицо, смеющиеся синие глаза, на которые всегда спадали непослушные пряди серых с серебристым отливом волос – иногда казалось, что ее волосы в ночи светятся призрачно и волшебно, – улыбку. И наконец, в его памяти нарисовался весь ее силуэт. Она была невысокого роста, со стройной, словно выточенной, фигурой. Она сейчас ему представлялась в длинном концертном платье, с нежной кружевной отделкой на шнуровке, в просветах которой немного выглядывала пышная грудь, приподнятая туго затянутым кожаным корсетом.

Как она над ним всегда подшучивала, если он на чем-то настаивал, не признавая свою неправоту, но ей удавалось это ему наглядно доказать. Она заливалась смехом и называла его «Смурфик-Умник» (как известно из мультфильма про смурфиков, Умник не очень-то умом отличался). Причем эти доказательства происходили чаще всего в присутствии всей группы. От чего он пыхтел, злился, только что не синел от злости, а то точно смурфом стал бы, и за это он всегда божился и обещал изловить проказницу и высечь ремнем, да не простым, а своим рокерским, с огромными заклепками-шипами. Иногда даже, в порыве злости, после очередного прилюдного «опускания ниже плинтуса», он срывал с себя шипованный широкий ремень и мчался за уже прочитавшей его мысли в глазах еще до того, как он снял ремень, Люсей. Она с азартным визгом убегала по коридорам здания, в котором находилась их студия, а он ей вслед рычал о ее ближайшем будущем. Которое наступит очень скоро, стоит только догнать. Если это происходило на гастролях, а это случалось, то ей чаще всего удавалось скрыться в снимаемом номере и переждать бурю. Но если он ее все же догонял, то, конечно же, не бил, а вместо этого прижимал к себе и тонул в ее красивейших синих глазах. Практически реально тонул, потому что сразу же забывал о том, что произошло, и зачем, собственно, ее преследовал. Вся ссора ему начинала казаться пустяком, а сам себе он казался невоспитанным зверьем. Потому он ее отпускал, и они возвращались вместе, счастливые и довольные. Да разве он мог ей причинить какой-либо вред или боль? Конечно, нет. У них же все было построено на доверительности. Она ему доверяла, как самой себе, и это было взаимно. И при этом на интим никаких даже намеков не было. Друзья поначалу шутили, что, может, у него в этом плане проблемы, ну или он не мужик. Ведь какой мужик устоит перед такой неземной красотой, которая еще и дразнится. Да к тому же, всюду с ним рядом. И в снимаемых комнатах на гастролях она всегда только с ним, и в отпуск они всегда уезжают вместе отдыхать, правда, попутно всегда договариваются там о предстоящих концертах на будущее. Вот такие у них были отношения. Иногда, заходя в номер отеля, он заставал ее уснувшей с какой-нибудь книгой, она обожала читать. Он аккуратно закрывал книгу, убирал ее на столик, тихонечко поворачивал Люсю на спину и стаскивал с нее джинсы. Расстегивал пуговицы ее рубашки, и она, медленно соскользнув по телу, спадала и отправлялась на табурет к джинсам. Иногда даже, ему это было дозволено, приходилось снимать сильно давящий корсет или бюстгальтер. Так что ее обнаженное тело он имел возможность видеть много раз – и при этом держать себя в руках! Вот это выдержка! Прямо неземная.