- А если ничего нет, - закричал бегущий палач, - если нет ни Бога, ни дьявола, всё выдумки и болтовня, и за порогом смерти каждого ждёт одно, и то же будь то злодей, или праведник. Я надеюсь на несуществование.
- Что ж надейся, только смотри, чтобы отчаяние не стало твоей вечностью, ибо Бог, мир и дух неразделимы. Отвернись от одного из этих ликов бытия человеческое и бессмыслие сгложет жадность пытливого ума. Никакие подвиги, никакие безрассудства не закрасят тень обездоленного мироздания.
Если зажечь свечу закрыть глаза руками, и внушать себе, что свечи нет, то рано или поздно поверишь в это. Мрак слепоты окутает лживое сердце. Свет свечи не виден с закрытыми глазами, но правда в том, что закрыты глаза, а не в том, что света не существует. Невозможно быть вечно закрытым глазам.
Ложь разъедает сердце, ибо глаза сердца распахнуты. Ложь попадает в них, словно мусор, вызывая страдания и слёзы.
Жалок мир плачущих сердцем.
Отрицающие Бога, отрицают вечность, попадая в плен времени. Они стремятся везде успеть и боятся потерять свои ценности, но вечные потери удел таких людей. Вечно бегут они, и остаются на месте, и трясутся перед неумолимостью смерти. Время палач их, хозяин и враг одновременно. Жалкие умы выдумали время для измерения своих потерь и стремлений. Суета и страх за своё бытиё и бытиё тех, кого любят они, овладевают ими и страх этот становится мерилом ценностей. Временем называют люди свой страх перед изгнанной вечностью, ибо она мстит отвергающим её.
Я хочу сказать тебе: убивая себя, ты пытаешься убить время, пустую иллюзию твоего отчаяния. Поверь, она сильнее умерщвления твоей плоти.
- Что же мне тогда делать, по-твоему? - спросил убегающий.
- То, что решишь, то и сделаешь. Твоё отчаяние длится до начала решения. Затем надежда даст тебе силы для борьбы с временем.
Сказав это поднялся Артемий, поклонился человеку и зашагал прочь.
Убегающий же догнал его, схватил за рукав и, заискивающие глядя в глаза, просил взять с собой.
- Пойдём, - ответил Артемий, - но до первого поворота. То, что ты потерял, я оставил, как раз за ним.
.................................................................................................
На одной из самых безлюдных улиц города встретилась Артемию плачущая женщина. Рыдая, причитала и молилась она:
- Господи, помоги своей грешнице. Помоги мне перенести страдание, глодающее сердце, верни потерянную радость. Дети мои бросили меня, ушли вон из моего дома. Муж покончил с собой. Стала я стара и некрасива. Мужчины, которых я прежде ласкала, отвернулись от меня. Одинокая Я, несчастная. Верую в тебя, господи! От чего не поможешь моему горю.
Услышал её причитания Артемий и засмеялся, да так громко, что услышала женщина его бодрый смех.
- Не стыдно ли смеяться молодому и сильному над несчастной стареющей женщиной, молящейся Богу? Подожди, придёт время и постигнет тебя божий гнев, и окажешься на моём месте, будешь молить, и не услышат тебя, как не слышат меня.
Ещё громче рассмеялся Артемий:
- Какому же Богу ты молишься? Неужто он сидит на завалинке рядом с тобой и слушает тебя, твой невидимый Бог. Неужто он так гневлив и слух словом твоим, или так слаб, что не в силах помочь своей поклоннице.
- Уходи богохульник, Сеятель зла! Пожалей хоть святую силу, коли нет в тебе сострадания к бедной женщине, - вскричала плачущая. - Не мешай чистоте молитвы.
- Значит чистота твоих воплей в словах, неимеющих общего с жизнью, сказал Артемий с горечью в голосе. - Пустой звук и всего на всего жажда жалости. Если бы ты захотела, ты смогла бы из собственного бытия сделать молитву и изменить вселенную себе во благо. Ты же, просто ленива крикливая баба. Мне смешны твои причитания. Ты встретилась на моём пути, и я заговорил с тобой. Спасибо за эту встречу.
И Артемий пошёл дальше, прочь от женщины, которая, почему - то перестала молится.
...........................................................................................
У ворот города Артемию встретился оборванный нищий, кашляющий и покрытый язвами, он жаловался на болезни, как водится, на судьбу, и просил денег на лекарство от своего недуга.
Казалось, Артемий не замечал бедного человека, он проходил в двух шагах от просящего, даже не повернув головы, не обращая ни какого внимания на душераздирающие просьбы. Когда же нищий ухватился за край его плаща, Артемий остановился и наклонил лицо навстречу мельтешащим глазам.
На мгновение опешил бедный человек, но вскоре наглость вернулась к нему, и ещё крепче схватился он за плащ Артемия.
- Не проходи мимо добрый человек, - прошипел оборванец, - подари монетку убогому для исцеления... или... клянусь всеми святыми, я облапаю тебя, что не отмыться тебе во веки, и через неделю сядешь напротив пораженный моим недугом.
- Ну вот, - вздохнул Артемий, - два лентяя за один день, и оба чего - то просят, немного ли для такого маленького городка.
Протянул он руку, схватил за шиворот попрошайку, да встряхнул, как следует. Затем расстегнул свой кожаный пояс и принялся пороть убого.
Крики и ругательства привлекали народ. Люди обступили кругом Артемия, избивающего нищего, качали головами, сострадая убогому.
Но Артемий, словно не замечал собравшихся людей, уже готовых вступится за слабую бедность. Поднималась и опускалась его рука, нанося удары по спине и заду задыхающемуся от крика человеку.
- Вот тебе, лентяй, - приговаривал Артемий, - что бы ни сидел на дороге, вот тебе, что бы не хватался за мою одежду, вот тебе, что бы не грозил мне своей нечистью, а вот - за лень, за жалость к себе, вот - за твою болезнь, вот - за грязь твою.
Вышел из толпы дюжий молодец и отвёл избивающую руку.
- Довольно мучить попрошайку, - сказал он. - Ты не судья ему, да не так и повинен он перед тобой, чтобы терпеть столько боли.
- Правда, твоя, благородный заступник, - ответил Артемий. - Сей
человек, не повинен ни в чём.
Но просит он подаяния за жалость к себе, ибо ничего не может он, кроме вымогания с помощью собственного убожества, и стоило его убожество одну монету. Я же сделал его в десять раз более жалким, что бы помочь ему заработать побольше, вот, я даю ему десять монет.
И Артемий протянул нищему деньги.
- А вы, сердобольные, жалостливые люди, - окликнул он собравшихся, - чего же не платите вы ему за свою жалость. Или жалость ваша итак при вас, что не зачем покупать её у богатого жалостью. Если так, то нечего толпится и пожирать глазами останки того, кто давно съел самого себя.
Сказав это, раздвинул толпу Артемий и бодро зашагал вон из города.
IV. Лики надежды.
Печаль опустилась на чело Лирри. Не видела она истока той тайны, что стояла за бегством Артемия. Не радовал её пышный сад, не навевали грез соловьиные трели. Она ждала, и её ожидание было помножено на два. Тяжелело её тело, новая жизнь, зародившись среди ласк и нежности, росла, в её плоти. Её тайна называлась беременностью.
Сколько раз, старый король, проклинал проходимца, бросившего его дочь. Сколько страшных слов слетало с его негодующих уст в предзакатную даль угасающих дней.
- Дочь моя, - говорил он, - этот бродяга недостоин твоей печали, но то, что в тебе живёт, требует радости. Поверь мне, та новая радость гораздо ценнее радости встречи с ним. Тебя предали. Да, верно. Оставайся же сильной и будь выше этого, не предавай сама.
Молча слушала отца принцесса. Она знала наверняка - ей не предать. Она просто ждала и верила: он вернётся, и она будет счастливее прежнего.
.......................................................................................
Осень роняет листья на сокровенные тропинки вёсен.
