(конкурсное)

Первым делом, конечно, следует пояснить, кто такой был господин Кеннаски.

В центре кластера Ландорри где-то между семидесятым и восьмидесятым этажами есть кабинет, попасть в который рядовому ику можно только в двух случаях - если господину Кеннаски что-то от вас надо или если господин Кеннаски лично хочет понаблюдать, как вы сдохнете, брызгая кровью на его светло-серый ковер.

В кабинете нет окон. Стены его отделаны фальшивыми панелями под дерево. За панелями прячутся детекторы, боевые дроны и генераторы искажений. Светло-серый ковер протянулся от дверей до массивного стола с ромбовидным узором на тумбах и матовой электронной столешницей.

Свет приглушен, и пространство кабинета кажется зыбким, слегка вибрирующим.

За столом, под нависающим колпаком нейроконтроллера, находится роскошное кожаное кресло с высокой спинкой. Господин Кеннаски, откинувшись, в белой сорочке и смокинге сидит в нем уже восемь лет. Поза его неизменна с того самого дня, как Линда Бенбауэр разрядила игломет ему в грудь.

Говорят, первый год тонкие графитовые стержни так и торчали из господина Кеннаски - он находил в них мрачную прелесть. Тело его определенно умерло, но сознание, большей частью давно уже размещенное на смарт-хэдах в "Хаплоне" и не одном десятке промежуточных сетевых накопителей, отнеслось к физической смерти как к досадному, но далеко не фатальному недоразумению.

В конце концов, выстроенная им империя не требовала наличия у создателя ни ног, ни задницы, ни сердца.

Тело господина Кеннаски накачали бальзамическими нанитами и слегка модифицировали под удаленный нейроконтроль. Сторонник минимализма, господин Кеннаски смог кивать, открывать мертвые глаза и говорить через встроенный в горло модулятор. Этого хватало, чтобы решать судьбу тех, кого он желал увидеть.

Шмерца взяли прямо в студии.

Он только вошел во вкус, копаясь в психопрофиле недалекой цыпы и мягко подправляя рисунок типических реакций, как сеть пропала начисто. Удивиться он не успел, потому что в течение следующей секунды куда-то пропало и сознание. Парни господина Кеннаски не привыкли заморачиваться и использовали банальный удар дубинкой по стриженному затылку.

Профессионалы.

Шмерц в силу особенностей своей работы мог бы перечислить с десяток более обходительных способов коррекции поведения, но вынужден был признать, что по скорости и эффективности с аккуратно приложенной к черепу пластиковой отливкой не сравнится ничто.

Он очнулся в светлом помещении кремового цвета в глубоком, утилитарной формой похожем на унитаз пластиковом кресле и в той же одежде, в которой проводил сеанс. То есть, в трусах и в майке, захватанной жирными от дешевой искусственной еды пальцами. Честно говоря, Шмерца это несколько нервировало.

Кто-то на мгновение приложил ему лед к затылку, поставил на ноги и смазанным жестом пригласил к высоким двустворчатым дверям.

- Вперед.

- Извините, - обернулся Шмерц, - можно хотя бы узнать...

Добротный пинок придал ему ускорение. В пинке имелась мудрая простота - иди, придурок, и не разговаривай.

Светло-серый ковер за дверью лизнул подошвы. Шмерц замер, лопатками чувствуя, как за спиной сошлись створки.

Где, что он натворил? Нет, он не мог...

- Господин Кеннаски!

Голос Шмерца сорвался.

- Подойди, - произнес сидящий за столом человек в смокинге.

Господина Кеннаски в Ландорри да и в ряде соседних кластеров поминали чаще Тримурти и Христа, поэтому не удивительно, что Шмерца потянуло опуститься на колени. Остановила его трезвая мысль, что охранный интеллект кабинета может расценить всякое нетривиальное действие как попытку нападения на хозяина.

- Я жду, - напомнил о себе человек.

На подгибающихся ногах Шмерца понесло к столу.

- Господин Кеннаски!

- Дальше не надо, - остановил его голос из модулятора, когда до выступающей кромки столешницы оставалось не более двух метров. - Стой.

Шмерц прижал руки к груди.

- Я понимаю, что любого человека можно обвинить в нарушении установленного порядка, - торопливо заговорил он, - но клянусь вам, господин Кеннаски, что если и есть за мной какие грехи, то сделаны они совершенно без умысла навредить вам, вашим далеко идущим планам и вашему успешному бизнесу...

- Заткнись.

- Да-да, - энергично закивал Шмерц.

Мутно-серые, слюдяные глаза господина Кеннаски открылись, всплыли из-под сизых век.

- Заткнись, - повторил он. - Мне не интересны твои грехи. Мне интересны твои умения. Сможешь отловить психовирус?

Вопрос был прост, но все, что смог Шмерц в следующие десять секунд, это не упасть в обморок.

- Вообще-то я не энперфект, - сказал Шмерц, когда его привели в белую, с голубыми переливами овальную комнату. - Вам, скорее всего, нужен энперфект, а я, как ни прискорбно это сознавать, не имею достаточной квалификации...

- Ты подходишь, - оборвал его господин Кеннаски.

Его тяжелый и мрачный голос звучал в звонкой пустоте комнаты и - дублем, через коммуникатор - у гостя под черепом так, что пальцы на ногах поджимались сами собой.

- И все же, - расставшись с трусами и майкой, Шмерц закрутился под вывинтившимися из пола ловкими манипуляторами, - я... ай... только психопаст, мой профиль - маски, коррекции поведения... ой-ей... нейромедиаторные воздействия...

Холодные полоски, облепившие его с головы до щиколоток, щекотно прорастали под кожу.

- Я знаю, - сказал господин Кеннаски. - Ложись.

Тонкостенная кювета с выдавленным на дне углублением в виде человеческой фигуры опустилась с потолка и подмигнула зеленым огоньком.

- Не смею вам перечить, - задрав ногу, Шмерц ловко опрокинулся в углубление. - Просто здесь, в Ландорри, работает энперфект Югир...

- Уже не работает, - сказал господин Кеннаски.

- Почему?

- Умер.

Слова застряли у Шмерца в горле.

Кювета с шипением принялась заполняться желтоватой пеной словно тестом для домашнего пирога. Коммуникатор под черепом пощелкал, от уха до уха прошла сквозь мозг невидимая раскаленная игла.

Шмерц сморщился.

- А что за вирус-то? - спросил он.

Потом была тьма.

Тьма колыхалась, будто штора от сквозняка, и потрескивала. Шмерц считал периоды наполнения среды. Господин Кеннаски вылепился на третьем десятке. Он был в белоснежном костюме с распустившимся розовым бутоном, приколотым к нагрудному кармашку, словно пятном крови в месте выстрела.

Может, питал слабость к эффектам, а, может, напоминал себе о бренности физического бытия.

Выглядел господин Кеннаски гораздо лучше своего тела, в это же время мертво сидящего в кабинетном кресле.

Чуть одуловатое, властное лицо с крупным носом и сросшимися у переносицы бровями надвинулось на Шмерца. Светло-серые глаза заглянули в него, как в бельевой шкаф.

- Поднимайтесь, - сказал господин Кеннаски.

Повинуясь приказу, Шмерц воплотился в среде невысоким человеком, одетым в джинсы и синюю, с узором, рубашку.

- Я, честно говоря, привык обходиться без излишней визуализации, - сказал он, щурясь от нарастающего во тьме света. - И сосредоточиться проще, и доступ, простите, к инструментарию и проблемным участкам происходит на порядок быстрее.

- Требования безопасности, - сказал господин Кеннаски. - Именно из-за простоты доступа. Садитесь.

Свет схлынул, и Шмерц обнаружил себя на берегу. Небо было белесо-голубым. Море - чуть зеленоватым. Солнце висело мутным пятном над головой. Дешевый пластиковый столик под выцветшим зонтом белел на приподнятой смотровой площадке, огороженной гнутыми перилами. Волны с шипением лизали бетонное основание.