- Это Коста-Маратто, - сказал господин Кеннаски, когда Шмерц опасливо угнездился рядом с ним на стуле под зонтом. - Я был там три или четыре раза.

- Пустынный вид.

Господин Кеннаски тяжело двинул челюстью, но ничего не сказал.

Некоторое время они молча созерцали море, гнилой зуб скалы метрах в двухстах от берега и одинокую птицу, парящую в вышине.

На песке лежали водоросли и медуза. Бриз теребил тент.

- Когда-то мне здесь было хорошо, - сказал господин Кеннаски.

- Понимаю, психоактивное воспоминание, - сказал Шмерц.

Господин Кеннаски стукнул пальцем по пластику, словно пригвоздил муху.

- Я держу под собой три кластера, - сквозь зубы произнес он, глядя на психопаста. - Кроме того, мое слово кое-что значит еще в четырех. Это большая игра и большие деньги. Серьезные дела. Люди, которые соперничают со мной, и свора молодых пижонов, которые точат зубы на все, что плохо лежит, должны быть уверены, что я стою твердо...

Щуря глаза, он переждал порыв ветра.

- Но стоит с моей стороны проявиться слабости, пожалеть одного, не достаточно строго наказать второго, отсрочить выплаты долга третьему, как это порождает сомнения в моей способности контролировать жизненное пространство и решать дела. А это чревато проблемами как для меня, так и для любого из ин-комьюнити, потому что я отождествляю собой для них и закон, и порядок, и работодателя, и Господа Бога.

- То есть, вы проявляете слабость? - уточнил Шмерц.

- Спонтанную. И не я.

- А кто?

- Вирус.

- Я не знаю, как он появился во мне, - сказал господин Кеннаски угрюмо.

- Давно?

- Возможно, со дня физической смерти.

- Когда Линда Бенбауэр...

Господин Кеннаски соединил пальцы в щепоть, и Шмерц онемел.

- Это имя здесь не произносится.

Светло-серые глаза посмотрели так, что Шмерц понял: обострять, если он хочет остаться в живых, нельзя.

- Теперь говорите, - разлепил пальцы господин Кеннаски.

- Может так быть, что он был внесен заранее? - осторожно спросил Шмерц.

- Да. Через меня проходят петабайты трафика. Около десяти процентов составляют шпионские, рекламные или деструктивные модули. Еще двадцать процентов могут содержать вредоносные вложения.

- Это именно психовирус?

- Да. Он влияет на принятие решений и сидит глубоко во мне. Ваша задача - найти его ядро и вырезать из меня ко всем чертям.

Несколько секунд Шмерц молчал.

- А энперфект Югир, он занимался вашей проблемой?

Господин Кеннаски кивнул.

- Занимался. А потом почему-то решил, что ему совсем не хочется жить и выпал с сорок третьего этажа.

- Сам?

Господин Кеннаски позволил себе короткую улыбку.

- Конечно, нет. Такие люди, как Югир, почему-то очень часто начинают считать себя умнее других. Видимо, копание в чужих мозгах как-то возвышает собственные.

Он наставил палец на солнце и сдвинул его вниз.

Стало темно. Под зонтом зажглись разноцветные лампочки. Над пляжем поплыла тихая музыка, словно где-то, невидимый, притаился ресторанчик с музыкантами, играющими по вечерам. Две гитары и маракасы.

Что-то испанское, древнее, давно забытое.

- Он пытался утаить информацию? - спросил Шмерц.

- Он пытался ей поделиться, - сказал господин Кеннаски.

- А мое будущее?

- Зависит от твоих успехов. Но память я тебе в любом случае обнулю. Это не обсуждается.

- Энперфект Югир что-то успел выявить?

- Да, он определил несколько эпизодов, где вирус проявил себя явным образом. К сожалению, на этом мы и расстались.

Шмерц вздохнул.

- В сущности, я готов начать.

- Прекрасно, - сказал господин Кеннаски. - Посидим еще чуть-чуть.

Шмерц подумал, что если вирус находится в памяти господина Кеннаски, он мог прорасти глубоко в его прошлое. Странно, что он пробрался на смарт-хэды "Хаплона" незамеченным. Разве что существовал в господине Кеннаски как множество латентных модулей. А инициация и сборка произошли вместе с физической смертью.

Такое вполне возможно.

Солнце упало в море. Погасли лампочки под тентом. Какое-то время господин Кеннаски и Шмерц сидели в темноте, слушая, как затухает перебор гитарных струн.

- Моя память - не самое приятное место, - сказал господин Кеннаски. - А выбранные эпизоды показывают неприглядную сторону моей работы.

- Я - психопаст, - сказал Шмерц. - Мне приходилось править психику разных людей. Хоть я и предпочитаю избегать визуализации, в некоторых случаях это было необходимо. Поверьте, я видел всякое и один раз даже чистился.

- Как это?

- Удалял из памяти то, что увидел.

Господин Кеннаски хмыкнул.

- У меня все проще.

Первый эпизод произошел в обшарпанном гостиничном номере где-то на окраине кластера.

Гостиницы такого типа служили убежищем для разного рода мутных личностей, переселенцев, искателей лучшей жизни, опустившихся иков, фриков-трэшеров, любителей "клубнички" и геномодификантов без работы.

В памяти господина Кеннаски номер был выстроен с изощренной точностью.

Помещение имело размеры три на пять метров, желтоватый пластик формировал пол, стены и потолок, информационный экран занимал часть стены. Три стула, стол, вспененные диван и кресло числились мебелью. Один из дальних углов занимал округлый модуль санузла. В другом белело продавленное ложе для выхода в сеть.

- Пока ничего не вижу, - сказал, оглядевшись, Шмерц.

- Запускаю действие, - сказал господин Кеннаски.

Свет мигнул, и в номере объявились трое.

Один ик, худой, небритый, в черном свитере и узких брюках, видимо, только что получивший чувствительный удар, без движения лежал на полу. Двое других, одетых в комбинезоны, стояли над ним с каменными лицами.

- Я могу? - спросил Шмерц.

Господин Кеннаски кивнул, и психопаст пошел вокруг дивана, разбивая пространство на эмоционально теплые и холодные тона.

Дальняя стена оказалась не интересна, почти стерильный, глубоко-синий окрас. Легкой желтоватой гаммой были тронуты стол и предметы на нем - бутылка дешевой водки, стакан, голорамка и несколько раскинувшихся веером кредитных карточек "чек-линкей".

Самые сильные чувства, как и положено, в памяти господина Кеннаски вызывал человек без сознания. Фон четкий, алый.

- Чуть вперед, если можно, - попросил Шмерц.

- Пожалуйста, - ответил господин Кеннаски.

Один из мордоворотов сгреб в кулак свитер на груди лежащего и без какого-либо усилия придал тому сидячее положение. Второй зарядил кулаком с оббитыми костяшками в подставленную челюсть. Действовали они будто одно целое.

Х-хэк!

Голова ика безвольно мотнулась. Брызнула кровью расплющенная губа.

- Вы контролировали обоих? - спросил Шмерц.

- В какой-то мере, - сказал господин Кеннаски. - Они слышали мои команды. Я видел то, что видели они.

Шмерц остановился напротив дивана, пристально вглядываясь в просветы между спинами и руками.

- Не знаю, - сказал он. - Не чувствую перебоев.

Господин Кеннаски дождался, пока парни в комбинезонах, покачивая плечами и морща низкие лбы, выйдут в двери.

- Тем не менее, - проговорил он, - этого идиота я должен был убить. По своим собственным правилам. Но не убил. Почему-то.

Второй эпизод случился в глухом переулке нижнего яруса.

Шестеро против одного. Тусклый свет лампочки под железной лестницей. Кирпичная стена. Над головами - потрескивающая вывеска: "Королевы звериного эмотанца". Несколько заваренных дверей, мусорный контейнер и арка, забранная решеткой.

Худой парень с тату, превратившим половину его лица в холодный металлический череп, отступил к стене.

- Его тоже должны были убить? - спросил Шмерц.

- Да, - ответил господин Кеннаски.

- Почему?

- Он пошел против своего босса. Босс этот через ряд ступенек, конечно, но подчиняется мне. Как ты понимаешь, урон его имиджу - урон мне.