Иногда он покидал башню -- сердце города -- и незаметной тенью скользил между домов. Лабиринт улиц был хорошо знаком ему. В любой момент времени он легко мог представить себе этот маленький мир, сверху накрытый куполом, как чьей-то холодной жесткой ладонью. Но сегодня он снова сидел наверху, где в каждой детали сквозило обещание ясного неба и солнца -- обещание предательства и смерти. Он уже понял, что заблудился во сне, вспомнил, что чудовище, запертое в лабиринте, -- это он сам. "Идеальный обман, -- с горечью думал он, -- спрятать предательство во сне о предательстве". Истина была одна, как и выход: вспомнить все и проснуться. Путь оставался не известен.

В фальшивом придуманном мире его роль была велика и многогранна: наблюдатель и суфлер, дирижер и рассказчик, бог и чудовище. Рожденный создателем, он не мог не творить. Город -- он назвал его Ромдо -- носил отпечаток его души. Если бы он понял чужой замысел раньше, то попытался бы разрушить свое творение. Но теперь было поздно. Он любил свои несовершенные создания -- и ненавидел, желал уничтожить их -- и спасти.

Замкнутый круг ненависти и любви не давал ему покоя. И еще -- память, отрывочная, нечеткая. И ужасная мысль о том, что его пробуждение убьет оставшихся во сне. Он поклялся разорвать этот круг: найти выход из лабиринта или убить чудовище. Один путь нарушил бы проклятый сон, другой лишил бы его надежды. Он дергал за ниточки, и весь мир казался ему сценой, по которой бродили живые куклы. Сам же он прятался в тени. Представление шло полным ходом.

4. Futu-risk

"В разговорах о свободе на развалинах мира, посреди мусора и отходов, нет никакого смысла", -- думает Винсент, хотя и не против провести вот так целую вечность. Слушать тихую музыку Пино, слушать чужие голоса, не двигаться, забыться, не думать, ни о чем не думать, уснуть навек... По сравнению с ужасом бегства и неопределенностью будущего такая жизнь кажется ему вполне приемлемой -- наверное, секунды четыре. А потом Винсент снова задается вечным с некоторых пор вопросом "Что делать?" и снова не находит ответ.

Люди, выжившие за пределами рая, не могут не знать, как устроен этот мир. Поэтому Винсент ловит каждое их слово, словно божественное откровение. "Прекрасный город", -- говорит ему Худи, и многие определенно с ним согласны. И тем не менее все они бросили Ромдо (или Ромдо бросил их) и теперь сидят на берегу реки в ожидании счастья. Винсент пока не может понять, что ему здесь не нравится.

Как Ромдо оказывается ложным раем, так и это место совсем не похоже на ад. Скучное, серое, застывшее в своей неизменности местечко, где ничего не происходит. Не происходило. "Безопасности нет нигде", -- понимает Винсент, не зная, что чужая чудовищная улыбка на мгновение искривила его рот. Будущее скрыто, словно небо, затянутое серыми облаками. Неизвестность по-прежнему пугает, ведь она не подчиняется ни откровениям на краю мира, ни чужим словам, ни попыткам услышать пророчество от тех, кто даже не властен над собственной судьбой. Винсент чувствует: что-то меняется, в нем самом, вокруг, причины и следствия складываются в головоломку, недостающие детали, будто мусор из Ромдо, свалены в кучу где-то глубоко в сознании или плывут в незримых водах памяти.

Винсенту не очень нравится мир, который он видит, но если он закроет глаза, то рискует оступиться. В конце концов, тот, кто закрывает глаза, прячась от мира, вряд ли достигнет своей цели.

***

В башне, по крайней мере, на самом ее верху всегда царила мертвая тишина. Даже когда он, не в силах вынести одиночество, начинал вслух разговаривать сам с собой, слова словно вязли в густом сонном воздухе, и, в конце концов, он замолкал, засыпая. Сны во сне казались жестокой насмешкой, напоминанием о беспомощности, наказанием за какой-то проступок, о котором он почему-то забыл.

Сны обычно делились на четыре категории: ложные сны о прошлом, полные надежды и страха сны о пробуждении, гневные и горькие сны о мести и сны, которые он не помнил. Иногда бывали и исключения. Недавно ему приснилось, что он заперт в странной пустой комнате, где все стены были исписаны повторяющимися словами "Прокси Первый". "Мое имя", -- подумал он, а когда открыл глаза, его лицо было мокрым от слез. В другой раз ему приснилось, что он -- всего лишь тень, жалкая копия никчемного создателя, который даже не дал ему нормального имени. Ему слышится тихий шепот: "Номера душам -- чтобы не привязываться; номера мирам -- чтобы не потеряться".

5. Tasogare

Винсент и здесь, вне купола Ромдо, чувствует себя чужим, ненужным, мешающимся -- с самого начала чувствовал, только не хотел замечать. Ложь Худи ничего не меняет. Появление Рил ничего не меняет. Это ощущение -- как чей-то пристальный взгляд между лопаток, как собственная рука, опущенная в бездну, -- кто знает, какие там водятся чудовища.

Впрочем, мир все равно меняется. Независимо от чужих стараний, независимо от желаний самого Винсента, словно ему нигде нет места -- под этими серыми облаками. Вечные сумерки везде, вечный сон, благословенный покой совсем рядом -- стоит только вернуться в Ромдо, стоит только закрыть глаза и забыть, забыться... Винсент знает, что это невозможно. Хотя пробовал раньше и продолжает свои бесполезные попытки сейчас. Кажется, что притвориться глухонемым, -- безумно легко: натянуть на лицо ворот, отвернуться, не видеть, не слышать, молчать. Получалось плохо. С тех пор ничего не изменилось.

Внешний мир совсем не такой, как Рил себе представляла, как ей говорили. Она чувствует себя обманутой. Ненужные хлопоты -- вот как теперь называется правда. Ей хочется то ли смеяться, то ли плакать. Еще очень хочется стукнуть мямлю Винсента и стереть с лица земли это нелепое поселение. Может быть, тогда получится сделать вид, что ничего не было, притвориться, что все нормально. Но реальность словно оживляет самые страшные тайные кошмары Рил: озвучивающий ее мысли Винсент, появление Прокси, невозможность связаться с Ромдо и вернуться обратно в привычный и знакомый рай.

В жизни Рауля теперь есть место только чудовищам. Будущее никак не наступает, то будущее, которое он так ждал, уже никогда и не наступит. "Сумерки, -- думает Рауль. -- Эти сумерки предвещают долгую страшную ночь". Зато прошлое словно никуда и не девается. В памяти раз за разом прокручиваются недавние события. Винсент Лоу. Чудовище. Кровь. Кровь. Ничего, кроме смерти и пустоты. Слова оказываются не важны, действия не способны никого спасти. Впрочем, Рауль знает, кто виноват в крушении его мира; нарушивший закон будет наказан. Все просто: причины порождают следствия, следствия становятся причинами. Улыбка на губках Рауля напоминает мертвую улыбку статуи -- или чудовища.

В мире без солнца сумерки укутывают землю. В этих сумерках рождается решение Винсента вернуться -- туда, где все началось. Отравленный грязный воздух проникает в легкие, и Рил теряет сознание. Рауль невидящим взглядом смотрит в глаза своего отражения. Приходит время менять старые иллюзии на новые.