Предупреждение: АУ, кроссовер с Ergo Proxy, смешение времен.

Застывший в бесполезной молитве с поднятыми к вечно хмурому небу руками авторейв вызывает чувство то ли отвращения, то ли недоумения. Однако Рил почти сразу забывает о нем: все ее мысли занимает теперь отпечаток странной угловатой ладони с нечеловечески длинными пальцами. Что-то происходит в Ромдо, в этом сером неизменном раю, где иногда кажется, что нет никакой разницы, жив ты или мертв. Есть и другой вариант: что-то происходит с ней самой (усталость? болезнь? сумасшествие?), все остальное -- лишь следствие. Рил не знает, какой вариант нравится ей больше. Но понимает, что остановиться уже не в силах, -- после того, как на запотевшем стекле в ванной появляется надпись, выведенная чужой рукой.

Вместо памяти -- оглушающая пустота, словно до этого момента ничего не было: ни мира, ни его самого. А вот теперь настало время начала -- чего именно, пока непонятно. Впрочем, он и не задумывается. Лицо напротив не вызывает никаких мыслей, но он вглядывается в него так, будто только-только появившемуся миру придет преждевременный конец, если он отвернется. Это лицо кажется до боли знакомым. В чужих испуганных глазах отражается белая маска. А потом приходит смерть, и мир снова падает в бездну, сжимается в точку, исчезает в пустоте.

2. Confession

Поначалу Рил чувствует только злость. Злость на весь мир вокруг: на Бюро безопасности, пытающееся скрыть правду, на Игги, чьи слова звучат раздражающе разумно, но только если забыть о его стертой памяти, на собственного деда, дергающего, словно незримый кукловод, ниточки у нее за спиной. За этими не слишком достойными для достойного гражданина чувствами скрывается еще одно: злость на саму себя -- за беспомощность, незнание, непонимание, растерянность, страх. Рил больше не верит в этот рай, где разгуливают чудовища. На ее ладони лежит кулон Винсента -- словно ключ, что выпустит ее из тюрьмы, или, по крайней мере, откроет дверь, за которой лежит дорога, ведущая к истине.

Все происходит в одно мгновение: капли крови разлетаются в воздухе, катится вниз коляска, Пино падает на колени. В потоке нахлынувших чувств она впервые осознает себя -- посреди кошмара и смерти -- и это так невыносимо больно и прекрасно, что она замирает и не шевелится, наверное, целую вечность. По крайней мере, так говорят ей чувства. Согласно датчикам времени, проходит ровно полминуты -- и остановившийся (с ее точки зрения) мир приходит в движение.

Рауль неверящим взглядом смотрит на разворачивающуюся перед ним трагедию. Происходящее отражается в его глазах, навсегда застывает в мертвой глубине зрачков -- гибель маленького личного мира опережает гибель мира реального, предваряет ее и, возможно, определяет, как мысль, которая в будущем превратится в действие. Отчаяние порождает внутри него бесконечную все расширяющуюся пустоту. В ней исчезают вопросы Кристевы, и сначала Рауль не понимает, что она говорит, -- не понимает, как вообще кто-то может говорить, дышать, продолжать существовать в подобном мире. Ему требуется совсем немного времени, чтобы взять себя в руки, оценить обстановку и начать отдавать приказы, не замечая, как чудовище в его сердце, -- которое скрывается в каждом человеке -- поднимает голову.

3. Mazecity

Они все блуждают в потемках. Город-лабиринт -- снаружи, запутанный лабиринт мыслей, воспоминаний и чувств -- внутри. И все они ищут одно и то же, только называют это по-разному: правдой, собой, выходом, правильным путем, ответами на вопросы -- бесконечная игра в слова не меняет истинный смысл.

Ромдо кажется Винсенту живым. Этот город не хочет ни принять его, ни отпустить. Только сжимает вокруг свои стены, словно бы намекая, что выхода нет. Поэтому, когда ветер бьет в лицо и треплет волосы, по сравнению с унылым серым существованием, чужим неприятием, недавней погоней и ощущением потерянности даже свое падение Винсент готов назвать свободой.

Пино боится. Новое чувство непривычно, странно, и от него как будто ноет где-то внутри. Оно заставляет бежать все дальше и, наверное, ведет к спасению. Ромдо не нужны зараженные авторейвы. Зараженным авторейвам не нужен Ромдо. Пино думает, что Винсент тоже заразился, когда встречает его, -- достойные граждане не сбегают из рая вместе с инфицированными Когито. Но она этому рада, без Винсента было бы слишком одиноко. Пино боится одиночества.

Рауль с размаху ударяет пальцами по клавишам пианино. Ни музыка, ни эти резкие звуки, похожие на стоны, не спасают от оглушающей пустоты внутри. Раулю кажется, что он стал камнем, застыл, превратился в авторейва, подхватив вирус, противоположный по своему действию Когито. Но чувства исчезли не до конца, Рауль знает, что стоит задуматься о случившемся, как... Поэтому он не думает, не вспоминает; делает только то, что должен. И все-таки не может сдержать дрожь в голосе, когда Винсент Лоу ускользает из его рук: слишком велико нахлынувшее на него разочарование.

Все мысли Дедала заняты Рил. Всегда. Это такое же абсолютное правило, как то, что город Ромдо -- рай. Даже во сне ничего не меняется. Дедалу снится высокая башня и Рил внутри, под защитой надежных стен, в полной безопасности, вдали от опасного мира, окружающего лабиринт. А лабиринт в свою очередь окружает башню, и никакие чудовища никогда не смогут пробраться туда и похитить принцессу. Дедал морщится, но не просыпается. Он пока еще помнит, что в центре лабиринта обязательно должно быть чудовище. Вот только город Ромдо -- его город, город-во-сне -- неправильный лабиринт, в сердце которого прячется отчаянная фантазия ребенка, мечтающего о любви, искаженное, чудовищное представление об исполнении желаний.

Рил снова злится, на этот раз на пропавшего куда-то Винсента. Ей кажется, что стоит его найти, -- и правда о Ромдо раскроется во всем своем ужасном великолепии. В ладонь врезается цепочка от кулона Винсента. Почему-то Рил успокаивает это прикосновение, и ожидание становится не таким невыносимым. А потом она наконец находит Винсента -- и опять теряет, теперь уже навсегда. Рил хотела бы забыть его голос, полный боли и отчаяния, но знает, что этому желанию не суждено сбыться. Последнее, что она видит, -- широко открытые глаза Винсента.

Людям свойственно блуждать в потемках, не видя путь, людям свойственно забывать то, что кажется им ненужным, странным, не вписывающимся в их картину мира -- так разум пытается защититься от безумия и сохранить целостность. Винсент и Рил, Пино и Рауль, Дедал и многие другие, жители Ромдо и остальных городов, беглецы, изгнанники и не совсем люди -- все они не помнят, забыли или считают неважным, одно и то же: если дороги расходятся, это еще не значит, что они не могут снова пересечься однажды в будущем. Незримые связи накрепко соединяют этот мир.

***