Он обнял меня, я почувствовала забытый и такой родной вкус его губ.

А потом всё исчезло. И в этом безвременье и безместье, бились в унисон два сердца, смешалось дыхание, и ночь уносила эхом в открытое окно:

- Я люблю тебя...

- Я люблю тебя.

Глава 14

Уже побритый и одетый, Зураб разбудил меня лёгким поцелуем.

- Асенька, я ухожу на работу, поспи ещё, я скоро приду.

Я обняла его:

- А не пойти никак нельзя? - Он уткнулся носом мне в шею. От него приятно пахло его любимым одеколоном.

- Ася, отпусти меня, а то я нарушу клятву Гиппократа, и мои больные останутся без помощи.

- А можно я к тебе потом приду?

- Угу, и позавтракай, ты худющая, вернёшься домой, твои скажут, не кормил девушку.

Вот так! Один всё стремился с меня вес согнать, второй желает, чтобы я поправилась.

Тётя Лена позвала меня пить чай. Только сначала она подала картошечку с маслицем, укропом и свежими, с огорода, огурчиками. На закуску - блинчики с творогом и сметаной. А к обеду обещала сварить борщик со свининкой. Да, так я быстро наберу вес. Я предложила ей свою помощь, но она отправила меня погулять.

Вытащив из сумки новый сарафан и белые босоножки, отправилась по пыльной дорожке инспектировать своего любимого, сопровождаемая дружным лаем собак. Я несла себя, как сосуд, переполненный любовью и нежностью. Каждая клеточка моего тела пела, наполненная его поцелуями и прикосновениями.

В поликлинике было пусто, у двери сидела молодая симпатичная беременная женщина. Я присела рядом.

- Вы приезжая? - спросила она. - На приём к Зурабу Фёдоровичу?

Я кивнула. Дверь открылась, вышел невысокий мужчина, и Зураб позвал из кабинета:

- Тамарочка, заходи.

Ишь, Тамарочка она ему! Я заглянула в открытую дверь:

- Можно мне тоже?

Он кивнул:

- Заходи, на двери висит халат, надень.

Зураб измерил ей давление, послушал, заверил, что всё у неё протекает нормально и, выписав направление на анализы, велел явиться через месяц. Он ей улыбнулся, она улыбнулась ему в ответ и вышла.

Нацепив очки, он стал заполнять больничную карту. Усевшись перед ним, спрятала под стол пыльные ноги:

- Зураб, ты с ней спал?

Отложив ручку и сняв очки, он поднял на меня глаза:

- Спал, Анастасия. С ней спал, с её мужем и с их котом. Это наша учительница младших классов, семь лет не могла забеременеть.

Глупо ревновать, но я ничего не могла с собой поделать. Я ревновала его к этой беременной училке, к нашей хозяйке, к восьмидесятилетней соседке, приносящей нам молоко и к её семилетней правнучке.

В дверь постучали. Вошла квадратная тётенька с упитанной малышкой лет пяти. Ещё одна явилась! Увидев, что я сижу за столом, повернулась к двери, но Зураб её остановил:

- Заходи, Татьяна Кирилловна. Это моя коллега.

Коллега я ему! Ну, ладно. Я внимательно посмотрела на девочку, и она мне не очень понравилась.

- Так что у нас приключилось? Детского врача сегодня нет, я пришла к Вам, Зураб Фёдорович.

- Вот жалуется, головка болит, вырвала вчера, совсем не хочет кушать.

- Температура была? Ну-ка, красавица, иди ко мне, открой горлышко.

Он поставил ей градусник.

- Была вчера, но невысокая.

- Горлышко красное, вот и температурка у нас 38.6. Полежим, попьём таблеточки, всё пройдёт.

Я взяла листок бумаги и, написав на нём "У неё глазки жёлтые. Это гепатит. Пошли её на анализы немедленно", подвинула записку через стол Зурабу. Он посмотрел на меня внимательно. Я понимала, что Зураб благодарен мне, что не стала вмешиваться вслух при больной.

- Давайте-ка, Татьяна Кирилловна, мы ей кровь посмотрим, мочу и кал. Она в садик ходит?

- Нет, этот месяц дома с бабушкой.

Он облегчённо вздохнул. Это освобождало садик от карантина, дезинфекции и прочей головной боли.

Мы вскоре вместе отправились домой. Зураб сгрёб меня в охапку и притворно возмущался, что у всех девушки, как девушки, а ему отличница досталась. Тётя Лены возилась на огороде, и мы тихонько пробрались в комнату, как воришки, единодушно рассудив, что борщ подождёт...

Всё было прекрасно, только время неумолимо бежало. Вот осталось лишь десять дней, восемь, неделя.

У сельского врача, как и у прочих советских тружеников, наступает когда-нибудь выходной. В четверг, явившись домой после работы, Зураб, довольно потирая ладони, заявил:

- Завтра с утра уезжаем отдыхать, ловить рыбку. Сейчас начнём готовиться.

Мы с тётей Леной только успели закончить генеральную стирку и сидели в тенёчке под яблоней, отдыхая от трудов праведных. Судя по сумасшедшему блеску в глазах моего любимого, это самое "ГОТОВИТЬСЯ" лёгкой жизни нам не сулило. Тяжело вздохнув, тётя Лена поднялась, держась за бок:

- Так, я пойду варить картошку в мундирах.

Я потянула её за рукав:

- Сидите, сидите, отдыхайте. Мы всё сделаем сами. Пошли. - И потянула Зураба за рукав.

Мы вошли на свою половину.

- Ах ты, эксплуататор бессовестный. Ты что, сам не можешь картошку сварить? Избаловали тут тебя, я посмотрю. Давай выкладывай, что там тебе нужно для этой рыбалки.

Целый вечер, в придачу к картошке, варили кукурузную кашу, заправляя её ароматным подсолнечным маслом, разрезали на кусочки макуху*, насаживая её на крючки, выкапывали в огороде жирных скользких червей.

Я уже ушла спать, а он ещё складывал спиннинги и удочки, проверял катушки и весь свой рыбацкий инвентарь. Так я и уснула, не дождавшись его. Сквозь сон ощутив, как скрипнула кровать и провалилась по соседству перина под его весом, тут же прижалась к нему, отыскивая губами его губы. Я не собиралась пропустить ни одной ночи...

Мы выехали очень рано, путь был не близкий. Отвёз нас всё тот же рыжий Семён. В соседнем районе на берегу Днепра была база отдыха, с небольшими домиками, разделёнными на две половины, столовой, в которой кормили три раза в день, лодками и чистым зелёным пляжем. Сначала мы ехали по трассе, потом свернули на просёлочную дорогу и вскоре оказались у закрытых ворот территории, окружённой высоким забором. "Сюда кого попало не пускают, - шепнул мне Зураб, - всё областное начальство здесь отдыхает". Уловив мой вопросительный взгляд, добавил: "Благодарный больной мне устроил, тут его кум директор". Кум, так кум, хотя я не очень разбиралась во всех этих степенях родства.