– Я буду нема как могила, – поклялась я, но Жюли почему-то испугалась.

– Не говорите такие вещи, умоляю! – воскликнула она и суеверно сплюнула через плечо. – Я не перенесу, если с вами что-то случится. Ах, если бы был жив добрый герр Кёне! Он бы ни за что не благословил этот брак! О!

Жюли явно разнервничалась, ее личико раскраснелось, она подпрыгивала на лавке, как испуганный воробышек.

– Но почему, моя хорошая? – Я взяла ее мокрые ладони в свои, несильно сжала, заглядывая в глаза, снова наполнившиеся слезами.

– Потому что фон Мейердорф проклят с рождения! – выдохнула Жюли. – Об этом знают все в Фессалии, от Теплых островов до снежного Тиррса. Он страшный человек, правда-правда! – Она снова начала задыхаться, сглатывая слова. – Не погрешу против истины и бога, добрая госпожа, но, чтобы принять титул, он откусил голову собственному брату, истинному наследнику рода фон Мейердорф!

– То есть как… – начала я и умолкла, не в силах продолжить.

Перед глазами встала картинка: зубастая пасть, перекусывающая сухожилия, как щепки. Фонтаном брызнувшая кровь окатила портрет и потекла по холеному лицу. Я икнула и замотала головой, прогоняя наваждение.

– Ему никто не смеет перечить, – не унималась Жюли. – Все, на кого упадет его взгляд, обращаются в камень. Вы видели его портрет? Художник, что рисовал его, теперь выставлен на аллее перед дворцом его сиятельства. А еще генерал в одиночку разгромил отряд степных кочевников и первым приручил двенадцатиголовых болотных гидр. Теперь эти чудовища наравне с вивернами обитают в королевском зверинце.

Я никогда не видели ни гидр, ни виверн. Если это действительно сон, было бы интересно поглядеть на тех и на других.

– А как попасть в королевский зверинец? – спросила я с нескрываемым любопытством.

Жюли открыла рот, чтобы ответить, как вдруг подскочила и присела в почтительном реверансе:

– Ах, герр Кёне! Простите, не заметила вас, молодой хозяин!

Я выпрямилась и обернулась. У входа, небрежно привалившись плечом к выбеленным резным перильцам, стоял худощавый парень в сюртуке горчичного цвета. Он неприятно ухмылялся, не сводя с меня взгляда водянистых глаз, под которым стало крайне неуютно.

– Где еще я мог встретить любезную сестренку, как не в ее любимой беседке? – вкрадчиво проговорил молодой человек и лениво отлепился от перилец.

– Герр доктор велел… – начала Жюли, но парень взмахнул рукой, приказывая ей замолчать.

– Герр доктор велел то, герр доктор велел се, – передразнил он. – А я велю убираться сейчас же! Ну? Чего уставилась, дрянь! – Молодой человек хлопнул в ладоши, и Жюли подпрыгнула, стреляя глазами то в меня, то в него. – Пошла, пошла!

– Жюли… – Я протянула руку, поднимаясь.

– Я приказал оставить нас! – взревел незваный визитер, хватаясь за кнут, висевший на его поясе. – Считаю до одного! Раз!

Жюли беспомощно глянула на меня, словно прощаясь, и метнулась вон из беседки. Я возмущенно вскинула голову:

– По какому праву…

Молодой человек вошел внутрь и сжал ладонями мои обнаженные плечи. Его руки были влажными и грубыми. Я задохнулась от конского пота, смешанного с резким запахом туалетной воды.

– По такому, что я твой сводный брат Якоб, моя дорогая, – щерясь в неприятной ухмылке, ответил он. – Как же я соскучился!

Тут Якоб притянул меня к себе и впился слюнявым поцелуем в шею. Я вскрикнула и ударила его кулачками в грудь. Якоб хохотнул и прикусил зубами мою нежную кожу.

– Не спрячешься, малышка! – промурчал он, облизывая ключицу языком. – Ух, какая сладкая! Погоди-ка, дай поцеловать, пока твой бутон не смяли когти этого фессалийского чудовища!

И впился мокрыми губами в мой рот, пытаясь просунуть язык и по-собачьи жарко дыша в лицо. Я задохнулась от омерзения, забилась в его объятиях, мотая головой и приказывая себе: «Проснись, проснись, проснись!» Но мерзавец все продолжал слюнявить мои губы, бесстыдно шаря ладонями по спине, приподнимая платье и лапая ягодицы. Подонок! Не ты герой моего романа!

Кровь прилила к голове, щеки вспыхнули от гнева. Я улучила момент, когда Якоб ослабил объятия, пытаясь распустить мой корсет, и со всей силы вдавила каблук в его ступню. Братец ахнул и дернулся, я подхватила юбки и ударила коленом в пах.

Получай!

Якоб взвыл и сложился вдвое. Я отскочила, тяжело дыша и поправляя платье. Сердце колотилось как сумасшедшее, голова гудела. Толкнув подонка плечом, прошмыгнула мимо и припустила по аллее, щипая себя за руку и повторяя как заклинание:

– Маша, просыпайся… Маша, просыпайся!

А в спину летело лающее:

– Тварь! Чертовка! Беги-беги! Все равно не скроешься! Сдохнешь! Как и все жены Дитера! Га-а!

Я вылетела к клумбе с цветущими ирисами и едва не толкнула лакея. Он подхватил меня, встревоженно выспрашивая:

– Что случилось, фройлен? Нужна помощь, да? Может, позвать герра доктора?

– Позовите лучше полицию, – зло выпалила я, отдуваясь и тыча пальцем назад. – Эта скотина… он…

Я не договорила: где-то далеко-далеко за воротами протяжно и жутко взвыли трубы.

Из дома выбежала мачеха и всплеснула руками:

– Фройлен Мэрион! Вот вы где прохлаждаетесь! Скорее, скорее!

Жесткими пальцами, напоминающими когти хищной птицы, она схватила меня за руку и потащила за собой, обратно в холл. Я едва успевала, платье путалось в ногах.

– Приведите себя в божеский вид! – срывающимся от волнения голосом прокаркала фрау Кёне, подтянула мне шнуровку корсета, отряхнула запыленную юбку, ладонями пригладила локоны, убирая их за уши, потом ущипнула за щеку.

– Ай! – вскрикнула я и закрылась ладонью.

Щека зарделась, но я почему-то все равно не просыпалась. В чем дело? Давай же, Маша! Я больше не хочу находиться здесь!

– Терпи, дрянь! – прошипела мачеха, сужая в щелки черные глаза, и ущипнула за другую щеку. – Ужас какая вы бледная! Его сиятельство любит порумянее, посочнее. Еще не хватало, чтобы вы загнулись до первой брачной ночи!

– Я в невесты не набивалась, – пробормотала вслух.

Тонкие, выщипанные в нитку брови фрау Кёне поползли вверх, как живые змейки.

– Что-что-что? – задыхаясь от гнева, завопила она. – Огрызаться? Ах вы неблагодарная мерзавка!

Она подняла руку, чтобы отвесить мне оплеуху, как трубы взревели снова. Фрау Кёне побелела, заюлила глазами и закричала в глубину дома:

– Жюли! Жюли! Где ты бегаешь, несносная девчонка?

Служанка вынырнула из-под лестницы, дрожа как осиновый лист.

– Приготовь фройлен Мэрион к встрече с женихом! Ах нет, не успеем, придется в таком виде… – Фрау Кёне дернула меня за мочку уха, погрозила пальцем. – Ведите себя прилично, как подобает невесте, молодая особа! Что с ужином, Жюли? Все ли готово?

– Не совсем, фрау Кёне, – почтительно присела служанка. – Его сиятельство слишком рано.

– Рано… Не твоего ума дело! Где Якоб?

– Только что я видела герра Кёне в беседке, – ответила Жюли.

Я хотела добавить, что там же герр Кёне пытался облапить меня, пока не поставила его на место, но массивные двери на противоположной стороне холла раскрылись, и пожилой дворецкий, облаченный в черный длиннополый сюртук, торжественно, на одном дыхании возвестил:

– Его сиятельство герцог Мейердорфский, верховный главнокомандующий Фессалии генерал Дитер фон Мейердорф прибыли!

– Ах! – воскликнула фрау Кёне.

– Ах! – повторила служанка.

Я прижала ладонь к груди, успокаивая несущееся в галопе сердце. Фрау Кёне потащила меня к выходу, Жюли тенью метнулась следом, и все вместе мы шагнули на широкую мраморную лестницу, опускающуюся с другой стороны сада в широкий двор, со всех сторон окруженный витой оградой.

Только не лестница и не ограда приковали мой взгляд.

Виверны!

Теперь и мне захотелось ахнуть, но я только прижала ладонь к губам и едва слышно выдохнула через ноздри.

Два огромных ящера с массивными лапами тянули вверх змеиные шеи. Чудовища, переминаясь, нешироко раскрывали рты, стянутые уздой, пытались перекусить удила, и я видела, как поблескивают в пастях игольчатые зубы – такими запросто можно перекусить запястье. На всякий случай я спрятала руки за спиной. Кожистые крылья были сложены вдоль хребта и перетянуты ремнями. Пытаясь освободиться, виверны дергали ими и в ярости взбивали гравий тугими, свернутыми кольцами хвостами. От чудовищ несло тяжелым звериным духом, солнце жарило с высоты, постепенно опускаясь к западу, и чешуя виверн отливала то в медь, то в золото. Одна из них вытянула шею, приоткрыла пасть и издала тоскливый, скрежещущий вой. Я прижала ладони к ушам и вот теперь поняла окончательно, что это не сон.