– Немного, – осторожно подыграла я. – А какая она была?

– Разве вы не помните? – удивленно приподняла брови служанка.

Я вздохнула. Когда не знаешь, что сказать, приходится выворачиваться.

– После болезни все как в тумане.

– Понимаю. – В голосе Жюли послышалось сочувствие. – Фрау Адлер была очень красива, мне так жаль, что она умерла в столь молодом возрасте. Ее портрет до сих пор висит в кабинете вашего покойного отца, хотя фрау Кёне давно завесила его портьерой. Когда вы были моложе, то часто бегали туда без спроса, и вам сильно доставалось от фрау. Но пока был жив герр Адлер-Кёне, он защищал вас.

– Папа тоже умер?

– Всего два года назад, – вздохнула Жюли. – Вы и это не помните?

– Немного, – туманно ответила я и заработала полный жалости взгляд.

– Ах, бедная госпожа! – Жюли всплеснула руками. – Если бы добрый хозяин был жив, он никогда не сосватал бы вас за его сиятельство! – Тут она опомнилась и потянула меня за локоть. – Но пойдемте же в сад! К ужину вы должны цвести!

Кому должна? Уж точно не фрау Кёне, пообещавшей переломать мне пальцы, если я не понравлюсь жениху. Я снова покрутила тугое колечко, оно оказалось по размеру и совершенно не мешало, но для меня было подобно кандалам. Я не готова замуж! Я не хочу! Тем более за неведомого мужчину, которого и в глаза никогда не видела.

Я позволила Жюли увлечь себя из комнаты, и мы спустились по широкой лестнице с перилами из красного дерева, также украшенными не то ангелочками, не то ящерками. Натертый паркет скользил под каблуками новых туфелек, подобранных в тон платью. С непривычки я ощущала себя коровой на льду и шла, придерживая подол и ловя на себе тревожные взгляды служанки. Она семенила рядом, как верная болонка, и я поняла, что девушка никогда не оставит меня одну, значит, и мысли о возможном побеге лучше отложить до поры до времени. Да и куда бежать? Это всего лишь странный сон. Скорее бы он закончился!

Широкий холл украшала резьба: цветы и стебли переплетались в удивительно изящном узоре, над головой позвякивали хрустальные подвески на люстре, и я остановилась, невольно приоткрыв рот, – во всю стену мозаикой было выложено панно, изображающее дракона. Каждая чешуйка сверкала белизной, клыки в ощеренной пасти отливали перламутром, а в глаза были вставлены топазы.

– Как красиво, Жюли! – восхищенно выдохнула я.

Девушка поклонилась, сложив на груди ладони, и ответила:

– Белый Дракон, хранитель вашего рода, моя госпожа. Я счастлива служить дому Кёне и вам.

Потом на ее лицо набежала тень. Не глядя на меня, Жюли поджимала губы, теребила фартук и все порывалась о чем-то спросить, но никак не решалась. Наконец мне стало жаль девушку, я взяла ее под руку и проговорила:

– Не бойся, Жюли. Если ты хочешь что-то мне сказать, самое время сделать это.

Она испуганно кивнула и вся зарделась, а потом тихонько ответила:

– Я бы хотела просить вас, госпожа Мэрион… когда вы выйдете замуж и уедете во дворец его сиятельства, вы могли бы взять с собой свою верную наперсницу Жюли? – она подняла на меня умоляющий взгляд.

Опять эти разговоры про замужество. Ну сколько можно! Я нахмурилась, а девушка неправильно поняла меня, распахнула от испуга глаза и залепетала быстро-быстро, путаясь в словах:

– Простите меня за дерзость, госпожа! Но я так волнуюсь… так волнуюсь за вас. Я росла рядом с вами и не мыслю жизни без вас. Может, со мной вы не будете чувствовать себя одиноко… там, на чужбине. Я знаю, вам будет страшно в этом проклятом логове василисков… а я здесь умру, умру… фрау Кёне забьет меня плетьми или отдаст молодому господину, и он… Нет-нет! Я лучше брошусь в пруд с камнем на шее, чем останусь здесь одна, без вас!

Тут ее голос дрогнул, со стороны потянуло сквозняком, и я поежилась и дернула плечами:

– Да что ты такое говоришь.

Девушка, всхлипывая, схватила меня за руки и продолжила, сбиваясь:

– Если вам суждено покинуть отчий дом, я покину его с вами! И если суждено… суждено погибнуть на чужбине, – теперь слезы ручьями полились из ее глаз, – я склоню свою голову рядом с вами и вместе с вами отправлюсь на погребальный костер!

Вот теперь мне стало по-настоящему жутко. Я вспомнила портрет мужчины в темных очках, угрозу фрау Кёне скормить меня… кому? Вивернам, это я хорошо запомнила. А лучше бы не запоминала, потому что поселившийся в животе страх приподнял свою змеиную голову и приоткрыл зубастую пасть, из которой закапал яд сомнений, разъедающий изнутри. В холле потемнело, золотой дракон притаился в тени, и я в панике потянула девушку за собой:

– Пойдем, Жюли. Конечно, я возьму тебя.

Она бросилась на колени, осыпая поцелуями мою руку и повторяя слова благодарности. У меня внутри все дрожало от плохого предчувствия, корсет нещадно давил на ребра, и в глазах помутилось. Очевидно, чуткая Жюли уловила мое состояние – она тут же поднялась с колен и распахнула двери:

– Выйдем в сад, моя госпожа. На воздухе вам будет лучше.

Такие сады я видела только на картинках. Изумрудные аллеи лучами разбегались от крыльца, у лестницы высились вазоны с нежными розами и гибискусами, белоголовая акация клонила к тропинке кудряшки. Садовник, подравнивающий кусты, остановил работу и замер в поклоне, прижимая к комбинезону большие ножницы. Я неловко помахала ему рукой и заработала встревоженный взгляд служанки. Наверное, не пристало наследнице рода Белого Дракона махать слугам, да?

– Красиво, Жюли, – улыбнулась я.

Девушка расцвела и потянула меня вдоль аллеи.

– До болезни вы здесь любили проводить время. – Она указала на увитую глицинией беседку. – Хотите, я принесу вам незаконченное рукоделие?

Рукоделие? Я вскинула брови. Да я и пуговицу пришиваю, исколов все пальцы в кровь, но теперь получила новый мир, новую семью и новые увлечения. Ничего, со временем во всем разберусь. Узнать бы, что действительно меня ожидает.

Я едва не рассмеялась: да брось, Маш! Это ведь сон, так? Расслабься и получай удовольствие, завтра посмеешься над этим с Юлькой и Артемом.

– Жюли, расскажи мне о его сиятельстве, – осторожно попросила я.

Кажется, девушка уже привыкла к моим бестолковым расспросам, поэтому почти не удивилась, только пугливо обернулась вправо, влево – никого. Она длинно выдохнула, обеими ладонями пригладила темные локоны и робко ответила, глядя в сторону:

– Что же вы хотите узнать, моя госпожа?

Действительно, что? Кто он такой? Почему меня выдают за него? Что здесь вообще происходит? Не годился ни один из этих вопросов, поэтому я задала совершенно новый, первым прыгнувший на язык:

– Почему на портрете он в темных очках?

Видимо, тут я не угадала, потому что Жюли вздрогнула, испуганно стрельнула на меня взглядом и только тогда совсем тихо проговорила:

– Потому что он василиск, моя госпожа. Разве вы не помните?

– Конечно, помню, – соврала я.

Любопытный получается мир: драконы, василиски, виверны. Немудрено, что здешние херувимы напоминают ящерок. Я вдруг вспомнила, как вслед мне злобно шипела тетка возле подъезда: «Змеища!» Что, если она меня прокляла?!

Я застыла как вкопанная, бездумно глядя перед собой. Снова как наяву почувствовала удар, затылок заныл от тупой боли, и я дотронулась дрожащими пальцами до прически.

– Вам опять плохо? – всполошилась Жюли и, подхватив меня под локоть, увела в беседку.

Здесь сновали вертлявые тени – солнце сочилось сквозь заросли глицинии, как сквозь золотое ситечко. Я прикрыла глаза ладонью и слабым голосом спросила:

– А почему… почему он… такой?

Жюли присела рядом, погладила меня по руке:

– Ах, бедная моя госпожа! В голове у вас действительно все перепуталось от удара. Зачем фрау Кёне затеяла званый ужин, вам еще нужен отдых.

– И все же?

Служанка вздохнула и опустила глаза.

– Генерал фон Мейердорф – бастард, незаконнорожденный сын герцога Мейердорфского, – пояснила она. – Только мне непозволительно судачить об этом.