А напоследок вновь застыл перед панорамой, открывающейся из пентхауза. Красивый пейзаж наблюдал этот чмошник день за днем своей никчемной жизни, завораживающий, блядь! Подо мной лежал целый город. Освещенный заходящим солнцем, словно облитый свежей кровью. Или это у меня в глазах краснело от кровопотери? Рану-то я перетянул, но недостаточно, чувствовал уже, как пропитывается повязка под новой рубашкой из чужого шкафа горячим и мокрым, но не мог отвести глаз от загорающихся багровым отсветом крыш. Город, в котором до меня наверняка не было никому дела, что бы я там не придумывал. Целый город Одиночества. Спалить бы его дотла, как эту квартиру. Или самому остаться здесь? Позволить себе упасть, задохнуться в дыму и сгореть потом вместе с этими недочеловеками.
Не жить, не вспоминать, не бороться. Так просто.
Но, что я там говорил? Надежда умирает последней? Я уже дышать не буду, а буду надеяться, что задышу…
Нет, я не сдамся, хуй им всем, а не признаю себя побежденным. У меня еще была надежда. Был Кирилл.
С трудом отлепившись от стекла, на котором остался размытый грязно-бурый след от окровавленной ладони, прошел мимо маленького локального костерка, подбирающегося уже к письменному столу и дивану, скоро и до мертвых тел дело дойдет. Горите в аду, суки.
Я буду жить. Назло всем. Самому себе назло.
А, может, кому на радость? Вряд ли. Но запретить себе надеяться я не мог. Как и любить перестать.
========== Часть 23 ==========
Я чего-то не понимаю
Скорее всего, не понимаю всего
Но то, что мы до сих пор не убили друг друга
Похоже на доброе волшебство
Вчера мы припасли друг для друга гранаты
И завтра могли уже просто не встать
Но сегодня такой светлый день
Давай все начнем с пустого листа… (с)
***
Я был растерян больше, чем в какой-либо другой момент в жизни. Сейчас я даже не представлял, что делать дальше.
Нет, ну а что? Жить, как раньше, до того, как встретил Костю. Проститься навсегда с воспоминаниями. Устроиться в офис или в салон мобильной связи, которых сейчас навалом, ведь работал уже. Почти два года пахал на дядю, перед тем, как сесть на иглу. Всё на автомате было – работа, дом – конура, купленная на оставшиеся от прошлой жизни деньги. И бухло было. И друзья – алкашня и наркоманы, среди которых я – постепенно скатывающийся до их уровня и после – дающий всем без разбору за дозу.
Героин, как падение в пропасть, потом – резкий скачок вверх – на Костином члене практически, хех…
Теперь от прежней жизни не осталось даже той халупы. По собственной воле я стал бомжом, шлюхой, наркоманом со слабо тлеющей надеждой на что-то.
Может, стоило вчера обдолбаться? Зря отказался, наверное…
Солнце клонилось к закату, а я всё слонялся по дому, пытаясь отыскать хоть какие-то намёки на то, что Костя мог появиться здесь. Но нет – ничего не было, только пара шмоток, которые явно были ему не так уж и нужны. И зубная щётка в стаканчике в ванной, зеленая с белой полоской. И моя рядом – он купил её, чтобы я не забывал чистить свою поганую пасть. Сколько гадостей я сказал ему, боже! И ведь возможности извиниться не было – хоть ори, хоть об стену бейся головой – Костя с небес ко мне не явится.
Вышел на улицу, сел на ступени перед домом и уставился на пустую дорогу, петляющую, уходящую вглубь леса.
Как бы изменить всё, что случилось? Никак. Но, если бы мог, я бы сказал ему всё – все свои мысли рассказал, все свои страхи вылил бы на него. Сказал бы, что не хочу больше быть здесь, быть где-то ещё один, без него.
Свойственные мне ирония и пафос – всё растворялось, медленно, но верно, всё это уходило с солнечным светом куда-то за деревья, за горизонт вместе с потускневшим солнцем. Я понимал, что вряд ли теперь смогу смеяться даже над обычной шуткой и вообще вряд ли в жизни искренне улыбнусь. А впрочем, может, это к лучшему? Что я мог дать Косте? Ещё одну порцию нытья или соплей? Ага…
Услышав тихий звук двигателя, я чуть не сорвался с места – сразу стало ясно, что машина едет в сторону дома, потому что ближайшие соседи находились не менее, чем в полукилометре отсюда. Через несколько секунд показалась и сама тачка, чёрная, тонированная; из-под колёс во все стороны летел гравий. Затаив дыхание, я поднялся и прошёл к дороге. Если это хозяин дома, скажу, что заблудился и насрать, если моё оправдание не устроит его.
Водитель затормозил резко, словно из сил выбился, и вокруг дома повисла тишина. Только пыль над дорогой стояла, да птички чирикали. Я приблизился к машине, желая узнать, кто в ней. Я надеялся, верил, чувствовал, что там Он, но…
Не успел ничего сделать – дверь распахнулась резко и через мгновение из салона на землю вывалился Костя, а я заулыбался, как дурак.
– Ты как тут… – хотел задать вопрос, дурацкий, дебильный совершенно, ненужный, блин, но заткнулся, увидев кровь на рубашке. Огромное пятно, расплывающееся, а потом – второе. – Блядь, Кость… – он хотел что-то сказать, но лишь улыбнулся мне. Черт! Как он доехал вообще? Пошарил по карманам и достал его мобильный. – Сейчас позвоню… сейчас…
Куда звонить? Такси? Скорая? Ага, судя по его состоянию и пистолету, валяющемуся на сидении, можно было сразу звонить ментам – тогда приняли бы его снова.
– Звоню врачу. Заплатим ему, чтобы молчал, или… – я нёс какую-то херню, даже не понимал, что говорил, а он продолжал улыбаться. Рукой ко мне потянулся, обхватил моё запястье и помотал головой.
– Вызовешь скорую – тогда и сам попадёшь, – прохрипел он и через секунду прикрыл глаза.
Что значит “тогда попаду сам”?
– Эй-эй-эй! Смотри на меня, слышишь?! Костя! Костя-я!..
***
Несколько дней в коматозном состоянии пребывали мы оба: Костя валялся с температурой и дикими болями в животе, а я не знал, куда себя деть. Ненадолго, но мы поменялись ролями, и я в некоторой степени смог прочувствовать всё то, что чувствовал он, когда выхаживал меня. Ранения не были смертельными, заражения крови удалось избежать, а всё благодаря телефонной книге контактов. В ней и было-то всего пять номеров – на все случаи жизни, среди которых нашёлся и врач, явившийся через час после того, как я позвонил ему. Костя тогда просто кивнул, вроде как “да, этому позвонить можно”.
Время тянулось бесконечно, настолько медленно, что в какой-то момент стало казаться – лучше Косте уже не станет и он так и будет мучиться. Поверхностный сон, тихие стоны, от которых сжималось сердце; хотелось сигануть с окна, чтобы не слышать, не видеть этих мучений, но я оставался рядом. Я не мог уйти, но помощь моя казалась абсолютно никчёмной. И ощущение такое, что я болел вместе с ним. Лежал рядом, боясь прикоснуться к его горячему телу, боясь того, что Костя вдруг исчезнет. Где-то в глубине души я даже радовался его состоянию – он действительно был здесь, со мной, сейчас. А что мне мог обещать завтрашний день? Еще одну порцию одиночества? Я этого не хотел.
Но потом все прошло, быстро, мгновенно практически, словно и не было ничего. Костя будто переболел простудой и резко пришел в себя, смахнув всю заразу.
Он открыл глаза и сразу зажмурился – я наблюдал за ним, сидя в кресле, напротив. Просто смотрел на его реакцию, на первые эмоции, проступившие на лице спустя несколько суток горячечной спячки; я был рад, но в то же время меня грызло что-то неопределённое. Может, ответы на вопросы, на слова, которых я так сказать и не смог? Я не знал, именно сейчас, не знал – стоило ли говорить что-либо. Нужно ли это ему, мне самому?
Может, нужно было просто что-то сделать – показать свои чувства? – да, я отчаянно хотел этого. Но ссал, как школьница.
