Только мужчины… в костюмах.
Это просто костюмы. Костюмы.
Знаешь же, что нет. Этта попыталась сглотнуть, воспоминание о концерте рвалось из нее, раздирая сердце, легкие. Элис мертва. Я… Метрополитен… девушка…
Пожилой рыжеволосый мужчина распихал остальных, двигаясь размашистым шагом.
– Она в порядке, а работу никто не отменял, – сказал он экипажу, кивнув двум здоровякам впереди. Оба потеряли клочки бород и волос, словно бы спекшихся в комки, и оба были обнажены до пояса. Впечатляющие мускулы портило то, что Этта чуяла их за добрые десять метров.
– Мистер Фелпс, мистер Биллсуорт, пожалуйста, проводите экипаж этого корабля в трюм. И проследите, чтобы плотники начали свою работу немедленно.
– Есть, капитан.
Эти люди… они дрались, не так ли? Не просто дрались – убивали друг друга.
«Он сказал спустить их в трюм, – подумала Этта. – Запереть». Потому что… они враги? Где она, черт возьми? Как, черт возьми, она попала из Метрополитена на корабль на полпути в никуда.
– Так, милая, идите сюда, – сказал рыжеволосый – капитан, – поманив ее рукой с двумя недостающими пальцами. Этта не была уверена, что в тот момент доверяла инстинктам; от взгляда на него, окровавленного и огромного, сжималась грудь. Но в том, как он подходил к ней, не было ничего угрожающего, а слова не веяли опасностью. Девушка потрясла головой, чтобы избавиться от последней мысли, прежде чем та заставит ее сделать что-нибудь безрассудное, вроде дать ему свести себя вниз. Если он думает, что схватит ее, то получит каждую последнюю унцию Нью-Йорка, что в ней осталась. Этта завертела головой, ища что-нибудь острое.
– Не бойтесь, милая, – твердо сказал он, по-прежнему протягивая руку. Мягкие глаза. Мягкий голос. Идеально для заманивания доверчивых инженю на преждевременную смерть.
– Я вам не милая! – прорычала она.
Мужчина закашлялся, неумело маскируя смех.
– Мы не какие-нибудь прохвосты. Любой, кто попытается навредить вам, кто бросит хоть один лишний взгляд в вашу сторону, наестся ракушек с киля.
Почему-то она ему поверила. Если бы они хотели ее смерти, то вряд ли стали бы вылавливать из океана и приводить в чувство.
Забавно, но от этого она не стала чувствовать себя безопаснее.
Эти люди были незнакомцами и, судя по их лицам, при виде ее так же удивились, как и она, увидев их. Если кто-то действительно знал, что происходит и где она, так это та девушка на нижней палубе – та, что толкнула ее в музее сквозь странную дверь, мерцавшую в воздухе.
– Прохвосты? – в недоумении повторила Этта. – Вы, должно быть… пираты?
Юноша, казалось, оскорбился, а рыжеволосый мужчина только пожал плечами:
– Да, пираты. В законе, хотя, полагаю, Его Величество с этим не согласится. Тот корабль… – он указал на соседнее судно. Бесчисленные линии веревок и крючья связывали корабли друг с другом. – Капер, снаряженный в Нью-Лондоне, в Коннектикуте. «Челленджер». А этот мы захватили, – продолжил мужчина.
Точно. Этта заставила себя кивнуть. Конечно.
Матросы, которых не отправили в трюм, теперь работали, снуя по палубе, как муравьи, восстанавливающие разрушенный муравейник. С другого корабля снизу вверх потек ручеек из досок и бруса. Истекающие кровью раненые исчезали в трюме и снова появлялись на поверхности, уже в бинтах.
Желудок Этты крутило, переворачивало и скручивало, и она подумала, что вот-вот начнет рвать сюртук по швам просто, чтобы сделать хоть что-то. Все лучше, чем сидеть и чувствовать себя беспомощной.
Ты не беспомощна. Находиться внизу – не то же самое, что выбраться наружу. Ей просто нужно… найти свой азимут. Отрастить «морские ноги». Или как там говорят пираты.
А теперь они расчищали палубу от…
Трупов. Скажи это, Этта. От трупов.
Элис. У них было что-то, чтобы причинить ей боль?
Убить ее, поправил голос у девушки в голове.
Она снова уставилась в воду, чтобы не видеть мрачной оперативности матросов, с каменными лицами запихивавших скрюченные вытянутые тела – их части – в полотняные мешки. На далеком горизонте не виднелось ни пятнышка. Ни земли. Ни кораблей. Только сверкающая синева, темнеющая вместе с небом. Только она, корабль, моряки и эти тела. Вода и пена, плещущиеся на палубе, приобрели отвратительный розовый оттенок.
Этта едва успела доковылять до фальшборта, перегнуться через него, увидеть темную воду и опорожнить желудок. Она закрыла глаза, пытаясь избавиться от образов, цепляющихся за ее сознание, словно канифоль за смычок. К тому времени, как она закончила, девушку трясло от усталости и крайней растерянности.
Но чувствовала она себя лучше. Чище.
– Мэм…
Туфли давно пропали… а были ли они на ней вообще? Пятка скользнула по краю заостренного металла, и она мгновенно ухватилась за идею наконец-то завладеть оружием. Этта нагнулась, чтобы его поднять. Зазубренный крюк оказался размером почти с ее голову, а весил в два раза больше – Этта еле-еле его подняла и чуть не выронила из рук.
– Мэм, ради бога, – протянул рыжеволосый, возводя глаза к небу. – Если позволите, я бы предпочел умереть от гарпуна, нежели от абордажного крюка. Меньше грязи тем, кому придется за мной убирать, вы уж поверьте.
– Возможно, вам следует остановиться на мгновение, чтобы продумать ход своих действий. – Юноша не двинулся с места, снова скрестив руки на широкой груди. Он говорил с нею?
Только теперь Этта заметила, что он такой же мокрый, как и она.
Идиотка! Ты же не сама поднялась обратно на палубу.
– Я не… Это вы… спасли меня? – спросила она.
– Полагаю, это очевидно, – многозначительно изрек он.
Старший пират повернулся к нему, не дав Этте увидеть выражение лица юноши. Снова взглянув на нее, он подмигнул:
– Не обращайте на него внимание. Он бывает добродушен раз в году, и этот день уже прошел.
Юноша коротко кивнул и сказал:
– Николас Картер. К вашим услугам, мэм. Это капитан Натаниэль Холл. Не откажите в удовольствии узнать и ваше имя.
Этта замялась, снова переводя взгляд от одного к другому. Капитан Холл сложил руки за спиной, ни на секунду не переставая улыбаться.
Положение находилось далеко за отметкой «странно», и Этту, все еще не уверенную, не сон ли это или галлюцинация, вызванная нервным срывом, этот простой вопрос привел в замешательство.
Возможно, вам следует остановиться на мгновение, чтобы продумать ход своих действий. Вспомнив слова Николаса, она снова вцепилась в сюртук. Потом слегка распрямилась, принимая решение.
Что бы ни происходило, ей нужно остаться в живых; а в данный миг лучший способ добиться этого – сотрудничать.
– Меня зовут…
– Генриетта! – раздался голос. – Где ты? Генриетта?
– Генриетта? – переспросил капитан Холл.
– Этта, – поправила она, ища источник крика. – Этта Спенсер.
Девушка появилась в облаке шелестящей зеленой ткани и темных волос. И без того бледное лицо стало мелово-белым, потом зеленым, когда она собралась с духом и огляделась. Она медленно шагала по запекшейся крови, еще не смытой мальчиками с ведрами.
Она! Значит, она ей тоже не приглючилась.
– Мадам, – произнес юноша в очках. – Ваш желудок окончательно успокоился?
Этта почувствовала запах рвоты, стерла рукой бисеринки пота, покрывающие ее лоб и верхнюю губу. Налитые кровью глаза девушки остановились на Этте.
– А ты заставила меня поволноваться! – выдохнула она.
Этта вскинула руки, чтобы удержать их обеих – и не дать ей подойти слишком близко. Девушка оказалась ниже ее, но выглядела выше из-за вьющихся волос, собранных на макушке, теперь свисавших набок. Ее широкая юбка окутала мокрую юбку Этты, а зеленый оттенок только усугубил больной цвет лица.
Не думаю. Этта изо всех сил вырывалась из рук девушки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Над карими глазами нависали густые темные брови, губы вытянулись в тонкую линию – улыбку, настолько же издевательскую, насколько и беспощадную.