– Ты нарушаешь законы жанра, Шварц, – ожидая, пока его враг поднимется на ноги, рыча от злости и сорванных планов, закрыл собой аристократа Дител. – Ведь только добро может победить зло, – решительно сузил взгляд детектив, готовясь к битве, где только один выйдет победителем.

Так какова же будет эта битва? Будущее может быть изменчиво, а, может быть, и нет... Всё решает наш выбор и наши поступки.

Наше будущее впереди, наша судьба неизвестна. (с) Рен Тао

====== 171. Сила собственной души. ======

Это произошло в один из немногих спокойных вечеров в Добби Вилладж. В такие тяжёлые и напряжённые времена турнира умиротворённых и не испорченных чьим-либо коварством дней и правда можно было по пальцам пересчитать. Здесь, в месте, где собрались самые сильные и порой безбашенные шаманы, и часу не проходило без драк или словесных стычек, обусловленных желанием показать себя и тем самым порисоваться. Однако сегодня шаманам выдалась такая редкая возможность отринуть всю гнетущую и давящую тяжёлым грузом на плечи атмосферу турнира и предаться любимым занятиям.

Кто-то предпочёл провести вечер у телевизора, который из-за весьма маленького бюджета деревни был чёрно-белым и больше расценивался как экспонат вне музея, кто-то решил насладиться прогулкой по красивейшим местам Добби Вилладж, которых у неё было не отнять, а кто-то и вовсе ушёл с головой в мир фантазий и чувств, раскрывая собственную сущность.

Таким мечтателем с весьма неподходящей внешностью к его ранимой и чуткой душе был Рио Умемия, решивший провести этот тихий вечер в кругу командной комнаты, своего футона и гитары, на которой он весело натренькивал какую-то мелодию. Стихи, положенные на музыку собственного сочинения, были необычными, простыми – в общем, как всегда, глупыми.

– И нет мне места на земле, коль нет тебя со мной.

Мой милый Лайсерг, возвратись, и пой же, друг, со мной.

Ушёл ты к судьям навсегда, но я не сдамся. Нет...

Я буду драться за тебя и через сотню лет.

Милая баллада, посвящённая Дителу, покинувшему их на полпути в деревню, шла из самого сердца байкера, который был очень привязан к своему протеже. На его лице было отражение глубокой скорби и отчаяния, которое так ярко выражало печаль его души, однако стихи говорили о том, что в нём ещё есть силы сражаться за ошибающегося во многих вещах друга.

– Фауст, как думаешь: Лайсергу понравится эта песня? – выйдя из образа страдальца, поинтересовался семнадцатилетний юноша, который выглядел значительно старше: то ли из-за роста, то ли из-за нелепого, но обожаемого имиджа.

В комнате, которая была выделена на время турнира команде под громким названием «Асакура», находился ещё один человек, хотя на самом деле объектов было двое. В каждом из них была лишь половина человечности, поэтому в сумме можно сказать, что в комнате присутствовал, исключая Рио, только один человек.

Некромант, балансирующий между миром живых и миром мёртвых, со своей мертвенной бледностью нарушал все законы логики и привычности. Глядя на него, можно было бы с лёгкостью сказать, что он опасный и страшный недочеловек, однако Фауст был настолько увлечён своей единственной и лишь наполовину живой любимой девушкой, что даже не задумывался о том, какое впечатление он производил.

Держа за руки красавицу Элизу, которую он нежно называл Лизи, шаман-некромант не мог оторвать взгляда от своей возлюбленной, тем самым объясняя, откуда у него круги под глазами, и практически не слышал того, о чём его спросил напарник по команде.

– Да-да, конечно, – проявил Фауст своё участие в односторонней беседе байкера, который лишь коротко улыбнулся и глубоко выдохнул, откладывая в сторону инструмент и заслышав звук открывшейся двери.

– Господин Йо?! – то ли не поверив своим глазам, то ли не сумев совладать со своим голосом из-за чрезмерного удивления, воскликнул чуть ли не писком Умемия, но тут же откашлялся, восстанавливая свой довольно низкий тон, и подбежал к учителю, которого он ещё ни разу не видел в таком, в прямом смысле слова, раздавленном состоянии.

Асакура выглядел в тот вечер подобно толстой гусенице, которой для того, чтобы передвигаться, нужно выгибать спину и толкать себя вперёд. Вот так и Йо, скуля от боли в каждой мышце своего тела, вполз в комнату, сумев сделать невозможное: оторвать внимание Фауста от своей возлюбленной.

– Йо, ты в порядке? – подбежав к откинувшемуся на спину лидеру команды и просто хорошему другу, задал совершенно стандартный и меж тем нелепый вопрос, ведь было очевидным, что с Асакурой не всё в порядке.

– Господин, кто Вас так? – увидев на руках и ногах учителя ссадины и уже давнейшие синяки, задал свой вопрос Рио, хотя заведомо догадывался о том, кто постарался вымотать бедного Йо так, чтобы он и двух слов промямлить не мог.

– Даже не вздумай жаловаться, Асакура! – послышался за дверью грозный голос проходящей мимо Анны, не имевшей к своему жениху даже капельки сострадания и милосердия. – Завтра тренировки будут ещё более серьёзные.

И Йо так и не сумев объяснить, что с ним случилось, да в принципе это было уже и не нужно, проскулив, снова откинулся на спину, не в силах даже голову держать в вертикальном положении.

– Фауст, ты же врач. Сделай что-нибудь, чтобы облегчить страдания господина Йо, – как бы невзначай напомнил Умемия о клятве Гиппократа, в то время как некромант и сам уже осматривал Асакуру, который, заслышав в голосе байкера беспокойство, взял себя в руки и, оперевшись на трясущиеся руки, поднял корпус.

– Не беспокойтесь, со мной всё более или менее в порядке, – сквозь боль и смертельную усталость улыбнулся Йо. – Вы ещё не видели Трея. Его Пилика загоняла так, что он даже до комнаты добраться не смог: так и заснул на скамейке, а мне пришлось нести его на себе.

– Что ж Вы нас не позвали, господин Йо, – с ужасом представляя, что пришлось испытать его учителю, уселся Рио на край футона, где Асакура мечтал остаться на всю жизнь вот в таком положении морской звезды.

– Анна сказала, что это тоже своего рода тренировка, – но даже в такой ситуации, когда ноги дёргало от жуткой усталости, Асакура нашёл в себе силы улыбнуться и посмотреть на всё с юмором, что и делало его тем самым Йо, которого любили всего его друзья и тайно ненавидели завистники. – Ш, ой, – внезапно после своего оптимизма дёрнулся шаман, почувствовав резкую и ноющую боль в правом предплечье. – Но кажется, я всё-таки что-то себе сломал.

– А ну-ка, давай я посмотрю, – без возражений со стороны Асакуры присел Фауст с другой стороны от Умемии и, закатав рукав Йо, начал осмотр. – Скорее всего, просто растяжение, – исключил вероятность перелома некромант, и в следующее мгновение совершил то, что заставило и шамана, и байкера пораскрывать рты, смотря на невероятно загадочное явление.

Положив свою бледную ладонь на повреждённое плечо Асакуры, Фауст закрыл глаза и сконцентрировался. Невиданная ранее шаманами сила пробежала по всему телу некроманта, собираясь в области сердца, как в главном штабе, а после перенаправляясь к слегка прохладной ладони, которая была как бы каналом между двумя шаманами. И в тот миг, когда светящаяся серебристым цветом энергия, протекающая медленным потоками по венам, начала передаваться от Фауста к Йо, Асакура почувствовал постепенное облегчение от мягко отступающей боли.

– Полегче? – открыв глаза, как только процедура восстановления была завершена, а мистический серебристый свет исчез, нарушил Фауст затянувшуюся паузу, ведь Йо и Рио так и не смогли выговорить ни слова, будучи парализованными такой и красивой, и таинственной, и немного пугающей силой некроманта. У него в прямом и в переносном смысле было много припасено скелетов в шкафу.

– Что... Что это было? – смотря на то, как учитель делает плечом круговые движения и поражается тому, что он теперь совершенно не чувствует боли, не смог сдержать восторга Рио.

– Спасибо, Фауст, но и правда, как ты это сделал? – ошеломлённо смотря на своё плечо, поинтересовался Йо, хлопая ресницами и не понимая, что произошло.