Она вышла из палаты, не остановленная даже голосом подруги, которая снова её окликнула тревожным тоном. Она просто сейчас ничего не слышала – не видела тех посторонних факторов, которые встречались ей на пути.
Она даже не остановилась, когда на неё чуть не налетел спешивший Лайсерг, который тоже что-то вроде спросил и который тоже не получил от неё ответа, довольствуясь лишь её молчанием и стеклянным, как у куклы, взглядом. Он лишь смотрел ей вслед, будто громом поражённый, пока она ни скрылась за поворотом коридора.
А Юи шла... она просто шла как будто запрограммированная, и ничто не могло помешать ей добраться до своей цели.
Двое врачей обсуждали в какую палату перевести Рена, чтобы его друзья могли приходить к нему и разговаривать с ним – всё же дружеские узы были настолько сильны, что этого даже невозможно было отрицать, и именно они могли помочь Тао победить свою летавшую где-то поблизости смерть.
В операционной, помимо них, находился ещё один человек – шаман, имеющий тёмные, как сегодняшняя ночь, глаза и говоривший сейчас по телефону со своим старым другом, который оказал им такую большую помощь, несмотря на расстояние, что сейчас Асакура уже раз сорок сказал это маленькое, но такое искренне слово «спасибо».
– Йо, прошу: держи меня в курсе дела, – послышался на ухо Асакуре голос Фауста, который там, в своей далёкой Германии, переживал не менее самих ребят.
– Разумеется, Фауст, – покосившись на Тао, который ни на секунду не приходил в себя, сказал Йо. – Ещё раз спасибо.
Кажется, Фауст что-то ещё ответил Асакуре, однако тот отвлёкся от этого настолько, что не услышал этого. Его взгляд замер, когда дверь операционной открылась и через неё зашла, будто заплыла по воздуху, Юи, которая двигалась целенаправленно к операционному столу, на котором лежал неподвижный Рен.
Ни Йо, ни врачи не смогли сказать ни слова при виде той глубокой пустоты в её глазах, будто от неё самой ничего не осталось, кроме оболочки. Они лишь смотрели на то, как девушка подошла к Тао, взглянув на его умиротворённое лицо, у губ которого всё ещё была кровь, после чего все даже перестали дышать, видя, как губы девушки начали подрагивать, желая что-то сказать, но в лёгкий явно не хватало воздуха для слов.
Громких или хотя бы внятных слов от Юи невозможно было сейчас услышать, однако даже её едва слышный шёпот был отчётливо понят присутствующими и, в частности, Асакурой, который не поверил своим ушам.
– Я... тебя... не люблю.
Казалось, это полный абсурд, говорить такое человеку, который стоит на пороге смерти и который должен сейчас чувствовать поддержку своих друзей и тем более любимой девушки, однако потом произошло то, что и вовсе могло заставит Асакуру осесть, если бы он не опирался на металлический стол.
Девушка упала на колени, оказавшись на уровне свисающей со стола руки Рена, и, взяв его кисть своими холодными, как у покойника пальцами, прижалась к его ладони горячими губами, чувствуя, что больше она никогда не сможет сказать тех лживых слов, которые она произнесла сейчас в последний раз.
Последний раз, когда она соврала ему, свидетельством чему были её слёзы, оставляющие мокрые дорожки на лице и говорящие об обратном. Последний раз, когда она воспротивилась рабству своей души перед ним. Последний раз... когда запретила себе любить его.
====== 115. Дружба на Земле сильней всего. ======
Может ли быть в жизни человека так, что ценность одного друга станет превыше другого? Хм... разумеется, нет. Мы можем бесконечно искать друг в друге недостатки, постоянно ругаться из-за несовпадении наших вкусов или взглядов, однако если наступит момент выбирать между двумя равными перед вашей душой друзьями, то вы не сможете этого сделать. Ваш разум может бесконечно искать и анализировать предпочтения, однако до тех пор, пока ваше сердце говорит о том, что эти люди ваши друзья, они все останутся равными и никем не заменимыми. Никем.
В палату под номером сорок три, которая была на четвёртом этаже больницы, вошёл молодой парень, имеющий такие красивые и в то же время немного пугающие зелёные глаза, как у дикой кошки. Только вот сейчас дикость и неприрученность, вся несгибаемая воля, некогда томившая в этом человеке и в этом взоре, начали потихоньку угасать, словно больше не было сил бороться.
Малахитовый принц, утративший своё бывшее великолепие, сейчас остановился в дверях, обведя взглядом всех присутствующих, которые не смогли ответить ему тем же по той причине, что все просто остались без сил за прошедшие сутки.
Да, с того момента, как Йо, Рио, Трей и врачи сделали всё, что было возможно для спасения жизни Тао, прошли целые сутки, именно этим объясняется то, что за окном снова был угрюмый вечер, подготавливающий деревню к ночи. Рен так и не очнулся ни на минуту, и даже ни на секунду, однако его всё же перевели в палату, где сейчас и спали уставшие (более эмоционально, чем физически) ребята.
Имея небольшой балкон, палата представляла собой абсолютно обычную для больницы комнатку со стоявшей посередине противоположной стены кроватью, где сейчас и лежал Тао, ставший объектом всеобщего беспокойства. Прямо за открывшейся вправо дверью стоял небольшой бежевый диванчик, и на нём сейчас скромно расположилась семья Юсуи. Сели, поджав колени к себе из-за небольшой длинны дивана, лежала головой на коленях мужа, который тоже умиротворённо спал в положении сидя.
Да. На голову Трея выпало в последнее время немало забот, причём преследовавших его в порядке живой очереди. Не успели уйти одни неприятности, как возникали другие. Собственно поэтому из всех присутствующих самым крепким сном спал именно северянин, даже на пороге жуткой усталости не забывая держать руку на талии жены, чтобы её вдруг кто-нибудь не украл.
Переведя взгляд влево, где было небольшое кресло и рядом стоящая кушетка, Лайсерг заметил то, что и Йо, заснувший чутким сном в кресле, и Рио, растянувшийся на небольшом предмете медицинского интерьера, не смогли противостоять сну, как будто бы составляя компанию Рену. И правда... А вдруг они во сне встретятся.
Всем спящим даже не мешал кардиомонитор, который безостановочно пикал с определённым интервалом, тем самым давая ребятам надежду на то, что сердце их друга бьётся.
И вот, когда даузер перевёл свой сожалеющий взгляд в центр на противоположную двери стену, он увидел то, что не все сейчас были в фазе глубокого сна.
Одна девушка, чьи волосы были словно спелый каштан, в тени и вовсе отливаясь благородно тёмно-красным цветом, сейчас, да и в принципе уже целые сутки, сидела, не двигаясь со своего места, на краю постели, где лежал Рен. Шатенка ни на секунду не отпускала руку парня, словно через прикосновение говоря с ним и заставляя жить.
Однако, когда детектив подошёл медленным шагом ближе и, зайдя с другой стороны койки, посмотрел на девушку, то ему показалось, будто бы Юи не просто умоляет Тао не умирать, а сама отдаёт ему всю свою жизненную энергию. Она не делала ничего, просто сидела, глядя на его умиротворённо закрытые глаза, но в её взгляде не было ничего, словно из неё вытащили душу.
Лайсерг уже видел этот взгляд в своих кошмарах, однако увидеть его в жизни было совершенно иначе. Это действительно пугало.
– Юи, – тихонечко окликнул её своим полушёпотом Дител, дабы не разбудить ребят, однако шатенка не реагировала, даже бровью не дёрнула. Она и правда остановилась во времени своей жизни – в ожидании либо смерти, либо воскрешении своей души, и до тех пор, пока Рен и звука не произнесёт, Вэй не скажет никому ни слова. Нет. Не потому что она актриса драмы, а потому что она любящая девушка, которая сейчас живёт лишь одной мыслью – лишь одной мечтой.
Выдохнув полной грудью, Лайсерг решил не трогать девушку, которая будто бы, а возможно и правда, его не слышала. Он лишь присел на край кровати и очень аккуратно, с долей нерешительности взглянул на Тао, который был неподвижен. Даже дыхание Рена было настолько слабым, что его грудь поднималась лишь слегка и не чаще, чем в семь секунд.
