Шварц шествовал со всей своей королевской грацией по парадному холлу, который был в высоту пару этажей, подошёл к двери, ведущей на улицу, и вышел за её приделы, почувствовав такой свежий, немного прохладный вечерний воздух.
Лёгкие наполнились чистейшим кислородом, а непонимающий, сбитый с толку взгляд голубых омутов сразу же устремился на горящий вдалеке, на юго-востоке деревни, красный крест больницы, которую он мог спокойно видеть со своего западного холма, немного возвышавшегося над деревней.
Ветер легонько касался его своим дуновением, будто бы подталкивая немца уйти обратно в особняк, однако он просто стоял и смотрел на здание, где должен был быть сейчас даузер, а также чувствовал, что его сердце начало как-то противно поскрипывать, меняя его выражение лица на злость.
– Сэр, что с Вами? – раздался позади всё тот же гремящий голос Вальдемара, который, снова не услышав ответа, подошёл ближе к Шварцу и встал плечом к плечу с лидером.
– Он не бросил их, Вальдемар, – нервно издав смешок сарказма, не смог сдержать своей потрясённости Генрих. – Почему?
– Возможно, он догадался, – пожал плечами Вольф, хотя в его глазах прозвучала совершенно другая версия. Он, в отличие от Шварца, мог предполагать то, что Дител превыше всего ценит своих друзей, однако говорить об этом почему-то не стал. Он хотел, чтобы этот слепой от ненависти к правосудию «котёнок» так и оставался слепым.
– Возможно... – не сводя взгляда с больницы, протянул задумчиво Генрих, который был отнюдь не слеп. Он всё прекрасно понимал и чувствовал, однако принять эту правду он не мог, потому что ненависть к людям, такого рода профессии, всё равно была непреодолима.
И Генрих, и Вальдемар ещё несколько минут испытывали прекрасный вечер своим присутствием, причём Вольф постоянно поглядывал на Шварца, который с каждой новой минутой уходил всё дальше и дальше в опасные для ордена мысли.
Брюнет даже начал подумывать о том, как же освободить мысли лидера от ненужной ему информации, из-за чего немного отвёл взгляд в сторону, однако когда он возвратился, то увидел протянутую ему маленькую, тонкую ампулу с немного розоватой жидкостью. Сдвинув брови на переносице, Вальдемар тут же захотел спросить, что это, но по взгляду лидера, который неотрывно смотрел на больницу, стало понятно, о чём он думает.
– Сэр, это лишнее, – возразил Вольф, не беря из рук парня стеклянную ампулу, которая содержала в себе противоядие.
– Парня ведь ещё можно спасти? – медленно оторвав в процессе вопроса взгляд от больницы, спросил Генрих, снова сумев вернуть себе на лицо маску безразличия к этому миру, однако сохранив своё врождённое величие.
– Да, сэр, – отведя взгляд в сторону, с неохотой ответил Вальдемар, который не любил испытывать на себе такой суженный взгляд Шварца.
– Я тебе уже говорил: я не хочу лить кровь понапрасну, – с гордым видом произнёс Шварц, вложив в руку Вольфа ампулу с противоядием. – Мы знаем теперь, где Хао, так что смысла в его смерти нет, – Вольф ничего не отвечал, даже взгляда не поднимал, из-за чего Генрих понял, что мужчине такой план не по душе. – Это приказ, – парень сказал это очень спокойно, будто говоря о прекрасном вечере, однако Вальдемар знал, что скрывалось за этими словами.
Больше аристократ не сказал ни слова, потому что его приказы не поддавались обсуждению, и просто зашёл обратно в дом, оставляя Вольфа с его заданием.
Высокий мужчина, который всегда отличался некой загадочностью, чему способствовала его нередкая молчаливость, недолго простоял на пороге особняка, вдыхая похолодевший от его настроения воздух. Он медленным шагом, словно копируя своего лидера, спустился по порожкам, вышел за пределы особняка и начал свой путь по дороге, ведущей в деревню Добби.
Но путь его не был долгим, так как уже на первом повороте он остановился и оглянулся назад, убеждаясь в том, что за ним никто не следит. Разжав кулак, в котором была спасительная для Рена ампула, он минуты две просто смотрел на неё своим пронзительным взглядом, от которого, казалось, могло разбиться стекло пробирки. И только когда его мысли дошли до своей конечной точки, когда глаза наполнились чем-то чёрным и своевольным, его тонкие, как конечности у паука, пальцы вытащили изящную стеклянную пробку, после чего он медленно стал выливать то ничтожно малое количество сыворотки, которая в ту же секунду впиталась в землю.
Сколько времени прошло с того момента, как Трей, Рио, Йо и двое врачей приступили к своеобразной операции по спасению Рена, никто из присутствующих не знал. Лишь подозревали, что уже больше трёх часов точно. На часах в коридоре больницы было около девяти часов вечера, а сколько на жизненных часах Тао никто не знал.
Никто из присутствующих старался не думать о том, что вся их затея может потерпеть неудачу. Наоборот, все безгранично верили в то, что они смогут преодолеть все трудности и спасти другу жизнь.
То, что предложил Фауст, было весьма и весьма трудным для воплощения в жизнь, ведь метод основывался на совершенно ином уровне владения фурьёку, которая могла при определённом использовании повлиять на физическое состояние человека. И подтверждение тому, можно было увидеть в том, как Лайсерг пострадал, когда пытался без подготовки использовать технику Юи во время боя. Да, фурьёку ещё далеко неизведанная сила, грани которой даже сами шаманы не до конца знают, но каждое новое открытие даёт тот или иной полезный эффект, например, как сейчас.
Все пятеро должны были одновременно «бомбардировать» тело Рена с абсолютно одинаковой отдачей фурёку, поэтому каждый взял на себя участок тела парня, на котором и происходила вся работа. Как объяснил Фауст: когда во время контакта фурьёку с телом Рена ребята начнут чувствовать вибрации, они должны незамедлительно и очень сильно увеличить свою силу отдачи фурьёку, как бы «выжигая» заражённые клетки. Работа была очень кропотливая и требующая беспрерывного контроля, но также она была и ужасно опасной. Конечно, Рио, Трей и Йо не до конца понимали, как всё это происходит, что фурьёку влияет на физическое тело, но задаваться вопросами не стали и делали лишь то, что им говорили Фауст и согласившиеся с такой методикой врачи – им виднее.
Но, как уже было сказано, время шло, а силы были не бесконечными, чему свидетельствовало то, что Трей уже начал чувствовать то, что его ноги подкашиваются от бессилия, а в глазах начали плясать озорные огоньки усталости. Северянин никак не мог нормально отдохнуть от липнувших к нему в последнее время проблем, требующих отчаянной борьбы и затраты усилий, поэтому не удивительно, что именно он первый начал сдавать позиции.
– Трей? – подняв взгляд, но не оторвав руки от головы Рена, заметил Йо, как Трей начал слегка покачиваться.
– Всё в порядке, – сказал, как отрезал северянин, который занимался левой нижней частью тела Тао.
– Фауст, сколько нам ещё так стоять? – покосившись на ни на секунду не отключённую трубку телефона, находящуюся на недалеко стоящем столе, спросил Йо, чувствуя, что ещё чуть-чуть и не только северянин, но и врачи, которые в принципе не обладают большим запасом фурьёку, останутся без сил.
– Когда в последний раз вы улавливали вибрацию? – разнёсся голос Фауста по всей операционной.
– Я уже минут пять ничего не ощущаю, – сказал Рио, который отвечал за грудную часть Тао.
– У меня то же самое, – ответил главный врач, взявший на себя брюшную полость.
– Ещё минут десять продержитесь? – с надеждой спросил Фауст, на что Йо обвёл всех быстрым взглядом и сделал выводы.
– Постараемся. А что дальше? – замер в ожидании Асакура, услышав сначала тихое, но задумчивое сопение Фауста, а потом тяжёлый выдох и не обнадёживающий ответ.
– Если Рен сильный, он справится, а если...
– Он справится, – спокойно перебил его Асакура, посмотрев на лицо друга, который всё также был бел, как мел. – Он обязан, – а вот эти слова он сказал именно Тао, который должен был услышать его.