Лео опустился на колени и помог ей стянуть модельные сапожки на каблуках. И как она водит-то в них? Неудивительно, что косячит направо и налево!

— Решила переставить на парковке на место поближе, и нечаянно крылом столбик задела. Его не видно под снегом-то… да еще в сумерках… Там помято так, немного. Почти незаметно.

— Так это ты с турбазы прискакала? — кажется, он начал понимать, в чём дело. — А этот где?

— Алексей? Ну, он там остался…

— Поссорились, что ли? — почти не сомневаясь в ответе, протянул Лео.

Мать попыталась подавить вздох. Она никогда не разговаривала с Лео на тему их с отчимом отношений, всегда предпочитая отшучиваться и сглаживать углы, но видимо тут усталость и свежая обида сделали своё дело.

— Да как… поссорились… он на меня наорал и свалил. Ну, а я психанула и уехала. Да ну нафиг. Давай, чайник поставь, я полтора часа ехала, устала как собака.

Лео подорвался и, кипя в душе не хуже чайника, зажег газ и стал выставлять чашки на стол. Мать между тем скрылась в ванной. Плачет? Лео насторожился. Да нет вроде, нет. Душ включила, греется.

— Он козёл, мам, я тебе давно это говорил, — горячо доказывал он уже на кухне, четверть часа спустя, когда мама сидела румяная, в халате, и уже не такая напряжённая, как ранее.

«Козел и пидор, — вставил свои пять копеек внутренний голос. — Скажи, скажи! Пусть знает!»

«Цыц! — цыкнул на него Лео, — я сам знаю, говорить или нет».

— Лень, — мать устало вытянула ноги под столом, — ну вот чего ты добиваешься? М? Чтобы я его послала подальше и развелась?

Лео молчал. Ну, в идеале, он как бы так это себе и представлял. Мечтал даже, можно сказать.

— А дальше? — выдернул его из мечтаний голос мамы.

— Что дальше?

— Ну дальше-то что? М? Вот ты уедешь. В Москву.

— В Питер.

— Без разницы. В Питер. А я? Работа у меня здесь. Друзья. Связи. Я останусь тут. Одна в квартире. День и ночь. Праздники и выходные. Что дальше, Лёнь?

Лео сглотнул. Этот разговор застал его врасплох. Он не знал, что ответить.

— Ну… я звонить буду… приезжать…

— Угу. И часто ты мне звонил, когда в интернате был? Два раза в неделю? А то и один?

Лео понурился.

— Ты пойми, я не в претензии. Я же понимаю — масса дел, тренировки, новые друзья… (в этом месте Лео криво усмехнулся, непроизвольно). Просто жизнь — не такая простая штука, как хотелось бы. Ты не представляешь, насколько тяжело в ней одной…

Лео, если честно, ничего такого ужасного в этом не видел. Ему даже нравилось. Но мама — это же не он. Может быть, для неё это и в самом деле важно… Однако просто так он тоже сдаваться не собирался.

— Уж лучше быть одной, чем вместе с этим козлом! — запальчиво воскликнул он.

— Лёнь. Ну с чего ты взял, что всё так ужасно? — мама уже взяла себя в руки и рассеянно потягивала чай из своей белой чешской чашки с кружевным рисунком и золотым ободком. — У нас все отлично, просто у него временные сложности. Вот он и нервничает.

— Угу. Уже два года у него сложности.

— Он на работу устроился.

— Ну заебись теперь!

— Леонид! — строго.

— Мам!

— Лёнь, ну ты к нему необъективно относишься. — уже мягче.

«А уж он-то ко мне как необъективно, ты бы знала…»

— С ним что-то неладно в последние две недели. Может, просто плохо себя чувствует?

«Это потому что я приехал… Бля… неужели снова крышак уехал у козла этого?»

— Так-то он ласковый, заботливый, старается меня разгрузить, да и работает теперь как сволочь…

«Вот приставка «как» тут явно лишняя».

— Мам. — Лео взял её руку себе в ладони. И вдруг понял, какая она маленькая. Никогда не замечал раньше. А вот теперь заметил. Сердце сжалось из-за того, как всё это неправильно. Блин, как было бы здорово, если бы маме удалось тоже поехать с ним! — Любишь его? — упавшим голосом спросил Лео.

Если откровенно, больше всего на свете ему хотелось, чтобы мама любила только его одного. Вот как так? И вместе с тем с беспощадной ясностью он понял, что за всю свою жизнь в интернате он сам о матери вспоминал не так уж и часто. И звонил, если честно, больше из чувства долга. Ну или когда сам по ней скучал, не чаще пару раз в неделю. Да и то, чем дальше — тем реже.

Мама растерянно пожала плечами в ответ на этот простой вопрос. «Люблю…»

Ему вдруг стало так горько. Оттого, что их жизни постепенно, почти незаметно, но расходятся всё дальше и дальше. Прямые, раньше бывшие параллельными, теперь удалялись друг от друга, не быстро, но неумолимо. День за днём. Шаг за шагом.

От тяжёлых размышлений его отвлёк сигнал мобилы. Мамин телефон, со Стасом Михайловым в роли звонка.

«Фууу, мам! — смеялся он, когда в первый раз услышал, — меня сейчас стошнит!»

«Слышал поговорку? — мама, подняв брови, старалась сохранять серьёзный вид, — «Если хочешь возненавидеть песню, поставь её себе на мобилу?»

«И?»

«Дак я его и так и так ненавижу, а мои любимые мелодии мне ставить жалко!» — мама тогда расхохоталась, и Лео вслед за ней. Вот… женщина! И ведь логично же, но логика эта выносит мозги просто!

Мать между тем нажала значок приёма. И тут же вышла в комнату. Лео собрал посуду в мойку и включил воду. Он не хотел слушать ни одного слова из этого гнилого разговора. Кто ещё может звонить в два ночи? Конечно же ублюдок! Через две минуты мама вернулась.

— Козёл звонил? — равнодушно поинтересовался Лео.

— Алексей, — поправила мама.

— И чего ему, козлу, не спится? — настырно не сворачивал с темы сын.

— Волнуется. Переживает, — мать развела руками. — А чего ты чай мой убрал?

— Я думал… ты долго будешь… — Лео быстро поставил чашку и налил свежего, — ну че, простила, что ли?

— Ну, знаешь, вопрос сложный, — протянула мать. — Так-то я не злюсь, но надо его потаскать за шкиряк, чтобы неповадно было.

— Вот как? — удивился Лин. Вот ведь! Ему бы и в голову не пришло!

— Конечно, — кивнула головой мать, — сложная система сдержек и противовесов. С вами иначе нельзя.

Она уже, кажется, окончательно пришла в себя, и настроение у неё снова вернулось в обычную бодрую колею. Или, может быть, это звонок повлиял? Во всяком случае, Лео тоже стало спокойнее.

— У меня ещё один ход есть, запасной. Конём. Ну, это уж завтра, — зевнула мама. — Давай спать ложиться.

— Угу, — Лео кинулся раскладывать кресло на кухне. Голова его была полна мыслей, и он чувствовал, что сегодня ему заснуть так просто вряд ли удастся. Неясные, пока что неоформленные, отрывки бродили у него в голове, и пока не хотели выстраиваться по росту. Ну, ничего. Утром он обо всём ещё как следует подумает. Он непроизвольно зевнул, заразившись вирусом зевания.

— А что за ход-то? — напоследок спросил он у матери, перед тем, как чмокнуть её на ночь и разойтись.

— Мееесть! Смееерть! И преисподняя! — полузевнула — полупромяукала мама, прикрыв рот ладошкой, цитату из мультфильма, который они обожали смотреть в детстве. — Завтра, Лёнь, всё завтра.

— Не расскажешь? — попытался он раскрутить её ещё раз, сгорая от любопытства.

— Тебе понравится, — ещё раз зевнула мать и прикрыла дверь.

====== Глава 4. Инсомния, мать её... ======

…она только называется красиво. Словно женское имя. И образ сразу рисуется такой… загадочный. За вуалью. Дыша духами и туманами, короче. Инсомния. Да их, этих красивых женских имён, вообще-то хоть лопатой греби. Абстиненция… Паранойя… бля, о чем только он думает? В сонную голову лезет всякое дерьмо, и заснуть толком не дает, и проснуться окончательно сил нет.

Лео извертелся, словно веретено, на своём верном раскладном кресле, которое было вовсе не в восторге от того, что хозяин прибавил полдюжины килограммов с лета, и жалобно поскуливало при малейшем движении. Сегодняшний день, вернее, его вечер, выбил его из сонной колеи ничегонеделания двойным ударом — встречей с Артемьевой и ночным разговором с матерью.

Ближайшее будущее рисовалось ему в самом неприятном свете. Еще неделя — и ему предстоит окунуться в беспросветный пиздец, без начала и конца. Утром гимназия, мать ее за ногу, с Артемьевой в качестве приправы, а если сказать вернее, то даже не приправы, а основного блюда. (От слова блюэ…)