- Санса, Санса, ты меня слышишь? Куда ты смотришь?
- Я опять задремала, Мирцелла. Это все погода. Я, наверное, метеочувствительная…
- Ааа. А я говорила Томмену, что эта серия песен у Джоффа даже ничего. Но музыка все равно лучше этих слащавых текстов…
- Мне вообще все это не нравится. И эти дурехи тоже. Посмотри, как они извиваются… Лучше бы я остался дома. Там хоть можно было бы из лука пострелять по мишеням, пока мамы нет… И вообще, мне нравится иностранная музыка…
- Это потому, что ты не понимаешь ни слова.
- Ну да, а тут чего хорошего? Одна любовь-морковь… Фигня.
- Томмен, я маме скажу, что ты говоришь пакости.
- Ну и говори, ябеда. Вон она идет как раз. Иди, жалуйся.
- Вот нарочно не буду.
- Ну и молчи тогда. Слушай про свою “морковь”…
- Санса, а тебе нравится?
Санса очнулась от раздумий и взглянула на болтающих между собой брата и сестру. Их разговор напомнил ее былые времена и собственных братьев. Было страшно тяжело об этом думать, особенно теперь. Ее прежняя жизнь, казалось, отодвинулась еще дальше
- Что, музыка? Не совсем мой жанр. Я люблю потяжелее…
- Это где лохматые мужики рычат всякие странные вещи и ломают об коленку гитары?
- Ага, Мирцелла, такие, вроде нашего Пса. Смотрите, а вот он сидит. На колонке… И непохоже, чтобы ему нравилась эта ваша морковь. Потом спрошу, какая музыка ему по душе. Уж Сандор-то знает, что надо слушать… А не глупые девчонки…
- Томмен, ты такой дурак. Он же телохранитель. А телохранители не слушают музыку.
- Почему? Что у них, ушей нет?
- У Пса и так одного уха толком нет. Но не поэтому. А просто у них времени нет. Они же должны охранять…
- Тогда нашему Псу повезло. Он же сторожит певца! И музыку может сколько угодно слушать…
Рядом с Сансой раздражённо уселась Серсея.
- Сил нет с этим фотографом. И еще вдобавок организаторы все напутали со списком и очерёдностью песен. Словно и не говорили об этот только вчера вечером. Ослы. Как же тяжело, когда тебя окружают дураки… Ну, как вы тут? Все хорошо? Томмен, вытащи ногу из-под задницы, это неприлично. И сядь прямо.
- Мама, мне скучно. И Джоффри фальшивит…
- Что? Ах ты, негодяй! Ради всего святого, говори тише…
- А я и так тихо. Но это правда. Даже отсюда слышно. Когда он подпевает в микрофон своему собственному голосу, что записан – ему же и врет. Вот особенно справа из колонки слышно. Ну, мам! Я же правду говорю.
- Ты лучше свою правду молчи. А то я с тобой дома по-другому поговорю…
- Тетя, можно выйти? Очень нужно в туалет. Где он тут?
- Если бы сказала чуть раньше, голубка, я бы отвела тебя в гримёрку Джоффри, там есть нормальный санузел. А тут – только уличный. Кажется, где-то там, возле беседки… Ну, или подожди до антракта.
- Нет, мне нужно сейчас. Уличный отлично подойдёт
- Ну, как знаешь…
Когда она дошла до беседки, то он уже был там. Мрачный, настороженный, глядящий мимо нее.
- Ты что?
- Ничего. Как ты?
- Неплохо, только спать все время хочется. Как здесь гадко.
- Да уж, это тебе не морской пляж… Крабов нет, лифчиков тоже – одни окурки и гондоны. Он тебя трогал?
- Кто?
- Не придуривайся со мной. Я и так на взводе. Не надо было мне садиться спереди, о чём я только думал… Но ты не ответила. Итак?
- Что?
- Трогал?
- Ну да. Руку положил на талию. Ненадолго. А потом не знаю – я заснула.
- Руку… Мерзость такая. И как тебе?
- Отлично. Вспомнила, как на курорте в детстве на меня села сороконожка…
Сандор не выдержал и расхохотался.
- Вот это моя девочка. Иди сюда.
- Ты же говорил, «не подходи, не висни, не дыши в мою сторону…»
- Мало ли что я говорил. То было давно. И неправда. Смотреть на тебя и не прикасаться - невыносимо. Особенно при мысли, что кто-то другой…
- Никто. Никого никогда нет. Только ты. Я всё смотрела, как ты сидел на колонке и думала: может, лес - и не такая плохая идея…
- А как же твоя старуха?
- Мне больнее от того, что ты меня не трогаешь…
Когда Санса вернулась, Серсея недовольно на нее покосилась.
- Ты что, голубка, и вправду куришь? О тебя пахнет табаком.
- Нет, тетя, около уборной была очередь, и девочки там курили. А ветер дул на меня…
- Ну-ну… Не хотелось бы, чтобы твоя мама мне потом предъявила претензии на тему твоего морального облика.
- Моего – чего?
- Если тебе хочется курить - кури себе - только домой сперва вернись. Тут – не смей…
Когда концерт наконец-то кончился, они поехали на званый обед с импресарио в город N. От бесконечной дороги Сансу помучивало, поэтому обед она не запомнила. Был какой-то нелепый суп из акульих плавников, плавающих, как куски жира, в белом бульоне. От этого вида ее замутило еще сильнее. Сандора и шофера оставили в лимузине. Вкусным было только абрикосовое со взбитыми сливками мороженое, поданное в мельхиоровом блюдце на тонкой ножке. Джоффри уже разрешалось пить вино за обедом, и он порядочно наклюкался, восхищенный собственным успехом. Серсея с улыбкой смотрела на него и покачивала головой, пропуская мимо ушей дифирамбы импресарио.
Можно было уйти в машину раньше, но там был шофер. Может, пойти пройтись? Позвонить ему по телефону? Ах да, она не знает его номера. Пойти в машину, вызвать его наружу, сказать, что у нее срочные покупки (гель для потрескавшихся от поцелуев губ, ага).
Нет, все это был бред. Серсея то и дело глядит на нее. Да и обед подходил к концу…
Санса вышла и направилась в туалет – хоть умыться, чтобы так не клонило в сон. Когда она выходила из уборной, ее отловил Джоффри. Прижал к стене, дыша в лицо кислым винным духом.
- Ну что, влюбленная, давай посмотрим, на что у тебя хватит духу. Что у нас здесь?
- Не смей! Как ты можешь? Тут же люди…
- Ну, а мне насрать. И тебе должно. Это просто мусор под ногами. А ты принадлежишь мне. Значит, я тебя возьму. Когда захочу. Даже здесь, если мне понадобится.
- Лучше все же не здесь. Тут грязно.
- А ты права. Нет, в грязи я не хочу кувыркаться. Я же не какой-то там… пес… Мы подождем. До спальни. Я зайду к тебе вечером… Что скажешь?
- Приходи. Но только у меня… я…
- Ну что еще?
- Месячные. Лунная кровь.
- Фу. Нет, тогда теки себе. Потом. Еще не хватало пачкаться. И так-то придется…
- Прости.
- Хорошо. Но заканчивай быстрее свои гадости. Я не люблю ждать.
И он отодвинулся, убрал руку из-под ее юбки, демонстративно помыл руки в маленькой раковине напротив гардеробной. Пронесло… Сансу начало тошнить еще больше. Добраться бы до туалета…
В машину она села бледная, едва держась на ногах. Сандор, что стоял рядом – на этот раз Серсея села впереди – беззвучно спросил у нее: «Как ты?»
- Все хорошо. Поспать бы…
Через минуту она, прижавшись к нему плечом и чувствуя знакомый запах, отключилась.
========== V ==========
Украденное время
Радость моя, небрежно
Солнце зашло за лес
Что нам до жизни прежней -
С верой наперевес?
Дрогнут во сне ресницы, -
Где ты, в какой дали?
Мне бы тебе присниться,
Жажды не утолив.
Радость моя, не нами
Будет решаться день
Бьется судьба волнами,
Нас загоняя в тень.
Память сожмется в точку
Родинкой у виска.
И не хватает строчки
Уха коснуться мочки
Найденным возле кочки
Перышком колоска…
Пташка спала. По своему обыкновению, пытаясь подтянуть коленки к груди – ей мешало слишком узкое платье, и она беспокойно крутилась, скованная ремнём безопасности. Сандор уже начал понимать ее особенности – похоже, этот странный коматоз наползал в качестве защитной реакции на стресс. Хорошо, тогда в лесу – все понятно. Ну, а сегодня-то что? Или какая-то мерзость произошла, пока он, как сардина, был заперт в этой Серсеиной словно растянутой на дыбе консервной банке? Джоффри? Мальчишка нажрался вина за обедом – и его, как обычно, разбирало на всяческие пакости. По крайней мере, можно было предположить. В лимузине он лениво отфыркивался от матери, которая нежно пеняла ему за «несдержанность». Что это значило, Сандор понятия не имел… А Пташка – сказала, что все хорошо, но ведь могла и солгать… Чтобы его, Сандора защитить от правды. Боги – его! Женщины все поголовно безнадёжно храбры, если речь заходит о близких. Или безнадежно глупы. Память услужливо подсунула картинку – Ленор, которой еще не было и 13, загораживает собой маленького Сандора от хватившего лишку старшего брата – еще до шашлычницы: ему шесть. Поднимается с земли в их маленьком саду, вытирает с разбитых губ кровь. Сандор уже попался, как щенок, в руки брата – и тот старательно накручивает ему ухо – то, что впоследствии исчезнет от ожога. Сандор всего-то играл в коридоре с машинкой – пока Григор дрых на диване в гостиной – и чересчур громко изобразил, как тачка врезалась в косяк входной двери. Ухо проходило еще неделю. Ленор не ходила в школу три дня – пока не зажила губа. Сандор, пока она прикладывала ему лед к уху, одновременно держа тающий кусочек у своего разбитого рта, злился и плакал, говоря ей беспрестанно – «Ты не должна была… это я – мужчина, я обязан тебя защищать! Вот я вырасту – и покажу ему!»
