Санса сидела, ни жива, ни мертва — в голове у нее была полнейшая сумятица, а по щекам катились нескончаемым потоком слезы.
— Не смей меня жалеть! Не смей, Иные бы тебя побрали, меня жалеть! Я никому больше не разрешаю себя жалеть — после того, как Григор за своего старого солдатика, вернее говоря, рыцаря, спалил мне рожу об шашлычницу, на которой мой отец собирался жарить треклятые сосиски! Я разрешал жалеть себя только сестре — но Григор отнял у меня и ее! С тех пор такая привилегия есть только у меня самого! Вот сейчас напьюсь — и займусь этим неблагодарным занятием!
Санса, сама не понимая толком, что делает, поставила свой бокал вина на столик, встала и подошла к Сандору, который стоял в паре футов от нее вполоборота, наливая себе очередной стакан вина. Она взяла его за плечо.
— Посмотри на меня.
— Оставь меня в покое. Я достаточно тебя поразвлек на сегодня. А теперь я устал и хочу тишины. И, как я уже сказал — не надо меня жалеть.
— Я тебя не жалею. Я тебя люблю.
Их первый поцелуй был самым горьким на свете. Сансе казалось, что весь мир сократился до размеров крошечного пятачка, на котором они стояли. Он обнимал ее за плечи — всю, потому что, по сравнению с ней, он был огромен. А она — дрожала, как от ветра, в его руках, и все же, не нашлось бы на свете силы, которая смогла бы вырвать Сансу из этих вымученных, выстраданных, восхитительных объятий.
Его губы были нежны и теплы. И когда их дыхание смешалось и вошло в один и тот же ритм, Санса почувствовала, что нет больше ни барьеров, ни правил, что возраст уже ничего не значил — перед этой ночью они были равны, потому что для обоих это чудо происходило впервые.
Даже время перестало иметь значение. Устало скрипнув своей стрелкой, оно остановилось, оставив их — на краткий миг вечности — в покое, не прикрытыми друг от друга ни условностями, ни болью. Тут больше ни для чего не было места — только они, друг напротив друга — они не смели идти дальше, но и оторваться друг от друга не могли.
И когда этот первый, самый горький, самый сокровенный поцелуй все же закончился, и Санса опустилась на землю (до этого она стояла на цыпочках, почти отрываясь от земли, как пламень отрывается от фитиля, что держит его и не дает улететь и раствориться в ночи), она спрятала лицо у Сандора на груди — и это тоже было так естественно и легко, без надрыва, угрызений совести, терзаний, так, что Санса почувствовала: она — дома. И даже если бы сейчас земля пошатнулась, разверзлась, и небо, сошедши вниз, соединившись в экстазе со штормовым морем, поглотило бы их вместе со всей тоскующей вечерней землей, она бы помнила это ощущение до конца своих дней, до последнего вздоха, до последнего мига!
Сандор зарылся носом в ее волосы.
— Пташка, ты отвратительно пахнешь. Сигаретами. Я подозревал, что это не ты.
—Не смейся надо мной! Я так ждала тебя!
— Это было заметно. Ты была крайне гостеприимна. Я даже опешил.
— Тогда или сейчас?
— Тогда. А сейчас…
— Да?
— Ты меня ошеломляешь, опьяняешь. Как немыслимая стихия. И, вместе с тем, я спокоен. Как будто все пришло в норму. Все правильно. А еще я хочу спать.
— И я хочу. Мы будем спать вместе?
— Вот это уже неправильно. Не сегодня.
— Почему?
— Потому что, как бы мало у нас ни было времени, не стоит все валить в одну кучу. Будет время и для этого. Но не сегодня.
— Грустно.
— Какая нетерпеливая Пташка! Дай мне свыкнуться с мыслью. И себе заодно.
— Я уже свыклась. Я всегда знала, что так будет. Рано или поздно.
— А у нас вышло «рано» или «поздно»?
— Время покажет…
— Время… Пожалуй. Но вот что я тебе хочу сказать… — Он взял ее лицо в ладони и заставил посмотреть на себя. Санса опять поднялась на цыпочки. — Независимо от постели, времени, и прочей хрени — спим ли мы вместе, или порознь, или вообще, по разные стороны земли — одно я знаю наверняка: ты - моя, а я - твой. И этого уже не изменить. Пока ты этого хочешь…
— Я хочу всегда.
— Храбрая моя Пташка! А вот это покажет время. А теперь иди спать. А не то я спать расхочу…
— Ты меня не будешь больше целовать?
— Боги, я разбудил монстра! В лобик.
— Тьфу на тебя!
— Я тоже тебя люблю…
Конец второй части.
========== Часть третья - I ==========
La canzone di Marinella
Fabrizio De André
Questa di Marinella è la storia vera
che scivolò nel fiume a primavera
ma il vento che la vide così bella
dal fiume la portò sopra una stella
Sola senza il ricordo di un dolore
vivevi senza il sogno di un amore
ma un re senza corona e senza scorta
bussò tre volte un giorno alla tua porta
Bianco come la luna il suo cappello
come lʼamore rosso il suo mantello
tu lo seguisti senza una ragione
come un ragazzo segue un aquilone
E cʼera il sole e avevi gli occhi belli
lui ti baciò le labbra ed i capelli
cʼera la luna e avevi gli occhi stanchi
lui pose le sue mani suoi tuoi fianchi
Furono baci e furono sorrisi
poi furono soltanto i fiordalisi
che videro con gli occhi delle stelle
fremere al vento e ai baci la tua pelle
Dicono poi che mentre ritornavi
nel fiume chissà come scivolavi
e lui che non ti volle creder morta
bussò centʼanni ancora alla tua porta
Questa è la tua canzone Marinella
che sei volata in cielo su una stella
e come tutte le più belle cose
vivesti solo un giorno, come le rose
E come tutte le più belle cose
vivesti solo un giorno, come le rose.
Когда Сандор проснулся, было без пяти семь или что-то около того. В комнате уже было светло, и свежий ветерок из раскрытого окна парусом раздувал полупрозрачную занавеску. Похоже, и сегодня день обещал быть погожим. Для верности Сандор глянул на часы в телефоне — было без трех семь.
В усадьбе надо было быть к восьми, а идти здесь было не больше десяти минут. Когда он один… Если он один… Очень хотелось привстать и посмотреть на Пташку, тихо сопящую на кровати за аркой, но он заставил себя этого не делать. Оттянуть удовольствие, в каком-то смысле. Или собраться с мыслями.
Когда он смотрел на нее, бодрствующую или, как сейчас, мирно спящую, любые рассуждения как-то совершенно незаметно покидали его голову, растворяясь в небытии, даже самые неприятные. Как, например, о работе. Или о Серсее. Или о том, что через полторы недели Пташка полетит на север, в объятья холода и своей матери. Ее ждет школа, глупые сочинения и зубрежка — боги, как эти проблемы были от него далеки! — одноклассники…
От мысли об сокурсниках Пташки у Сандора внутри зашевелилось непривычное чувство бессилия и раздражения. Какие-то сопливые безмозглые юнцы будут каждый день иметь возможность глядеть на его девочку, сидеть с ней рядом, говорить с ней… Тогда как он будет таращиться на надутую физиономию Джоффри в школьной форме по утрам, таскаться с Серсеей по магазинам и всяким бабьим клубам в течение дня, а потом, в ночи, запивать всю эту гремучую смесь вином в кабаках в обществе Роберта и его шлюх. Отличная альтернатива! Нельзя сказать, что жизнь до этого момента приводила Сандора в бешеный восторг, но теперь она казалась безнадежной и невыносимой.
«Чего ж ты хотел? — горько спросил Сандор сам себя — Ты - телохранитель, а она — школьница». И с самого начала было ясно, что ничего хорошего из этого не получится. Стоило оно того? Тысячу раз — да. За вчерашний вечер (конечно, Сандор предпочёл бы обойтись без истерики и затрещин, хотя подозревал, что они входили в цену купленных билетов) он отдал бы все, что успел прожить до того, и, не особо колеблясь, то, что было впереди, до последнего дня.
