Они с Робертом никогда не праздновали годовщин. Это было бы все равно, что радоваться смерти любимого друга. В их случае, это был крах всех надежд на счастье в семейном гнезде. Впрочем, Серсею такая ситуация устраивала. Ей было комфортно, она брала от жизни что хотела и когда хотела, не раздумывая лишний раз, не заморачивая себя рассуждениями о морали: если уж ей выпало пить из этой чаши — она выпьет, но вино в ней будет самое дорогое и вкусное. Роберт и сам подобным образом подходил к вопросу, но, в отличие от нее, чем больше он лез во всевозможные рода удовольствия, сомнительные и не очень — тем больше уходил в грусть-тоску — не по ней, нет, — но по своей молодости, своим треклятым друзьям, своим похождениям — это все была непрекращающаяся ностальгия по несбывшемуся.
Глупая сестра Старка, которая вышла замуж за другого, была центром его страданий, а вокруг закручивались спирали жалости к себе — годы, скука, работа, дела, Серсея, Серсея, дети… Из детей он любил только Мирцеллу, а Джоффри от него вечно доставалось больше всего. Возможно, именно поэтому Серсея подсознательно тянулась именно к старшему сыну. Он был полной противоположностью Роберта во всем — как внешне, так и внутренне. И Серсея, не покладая рук, ваяла сына, как старательный скульптор беспрестанно трудится лишь над одной своей работой — главной работой, любуясь ею в минуты краткого отдыха, полируя каждую неровность, вглядываясь в мельчайшую шероховатость, наслаждаясь неожиданно выявившейся новой линией, новой игрой светотени, не замеченной раньше.
Джофф был для Серсеи венцом ее трудов — он был красив, он был талантлив, энергичен, обаятелен. Он был — ее… Впервые Серсея ощутила это счастье абсолютного обладания другой человеческой сущностью, обладания, накрепко переплетенного с желанием отдать себя за это существо, готовностью пожертвовать собой на благо ему в любой момент, когда она впервые взяла первенца в руки. Он был маленький, жалкий, странного красного цвета, весь покрытый пушком, тихонько мяукающий — и все же, он был совершенством. И это она, Серсея, дала ему жизнь — она создала его! С этого момента — и навсегда — Джоффри стал ее приоритетом, ее гордостью, ее целью. Все остальное могло быть приятным, забавным, могло раздражать или, наоборот, радовать. Глядя на сына, Серсея испытывала всегда лишь чувство незапятнанной ничем чистой эйфории — это ее творение, самое совершенное на свете существо — ее сын… С младшими детьми было похожее чувство, но не в том масштабе. Для первенца в сердце матери всегда отведено особое место, и ни годы, ни приходящие после него братья и сестры не способны хоть сколько-нибудь разрушить или даже ослабить эту связь. Для Джоффри Серсея хотела всего — и самого лучшего.
И теперь, глядя на эту маленькую дрянь, которая стучала зубами возле ее же машины, Серсея ощутила легкое беспокойство за свой выбор. Родство, конечно, было исключительно удачным — но, с другой стороны, где-то поодаль болталась ненавистная сестра покойного Неда, которая, даже став почетной матроной с тремя детьми, неизменно вызывала самые тяжелые из вздохов Роберта. Чтобы их обоих Иные утащили! Впрочем, казалось, что эта рыжуха больше пошла в мать… Еще не хватало, чтобы Роберт обнаружил в невестке черты своей вечной любви…
Она взглянула на Бейлиша, который сидел рядом и с этой вечной своей двусмысленной улыбочкой таращился на нее саму. Когда Серсея повернула к нему голову, он тотчас же отвернулся и уставился на Сансу.
— Послушайте, Бейлиш, вы и вправду думаете, что Санса пошла в мать? Насколько я помню Кет по своей юности, она была куда живее, естественнее. Эта их девчонка такая ломака и плакса… Да и внешне…
— Помилосердствуйте, Серсея, куда уж больше! Девочка — совершенная копия матери. Да и характер — она мягка, вежлива, уступчива — неужели вы не видите? Какие там Старки! Ими в этой смеси и не пахнет. Разве что рост — Кет была миниатюрнее, круглее. Зато Санса стройнее, осанка у нее, как у принцессы. Смотрите — она даже на холоде, дрожа, как олененок, умудряется стоять ровно, как статуя. Ее бы куда-нибудь в сад, к фонтану — вечной плачущей нимфой…
— Как вы, однако, романтичны, друг мой! Вот именно, вечно плачущей — глаза у нее, что ли, на мокром месте? Вечно хлюпит, вечно этот покрасневший нос… Она зарыдает Джоффа до смерти. Он через месяц сбежит к другой. Или взбунтуется и разведется — и плакали наши планы…
— Это был ваш выбор, Серсея. Я уже вам говорил, и неоднократно, что пока еще — «пока», которое, продлится недолго, заметьте, — можно все переиграть. Есть и другие варианты. И про них вам известно. А девочка пусть едет домой, к маме… Долго она не залежится… На вкус и цвет, как известно… Но придется вам, моя дорогая, обойтись без Старковских активов. Или еще вариант — подождите пару годов и начните окучивать младшую, Арью, выдайте ее замуж за Томмена. Хотя, боюсь, там вам повезет меньше. Вот уж та — настоящая Старк, по моим сведениям. Да еще и упрямая и вздорная. Это мне уже Кет говорила когда-то. Она это посчитала хорошей чертой. Да еще она, говорят, похожа на свою тетку. На Лианну.
Серсею передернуло. Она отвернулась от Бейлиша. Тот знает, проклятый. Все они знают, знают — и втайне смеются над ней! Роберт в пьяном виде готов рыдать на плече у любого кретина, что подвернулся ему под его жирную руку. Ну погодите, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
— Нет, все останется, как есть. Она выйдет за Джоффа, нравится ей это или нет. План — само совершенство. Все пройдет гладко, как по маслу. И как же удачно Старк перекинулся на этом переходе! Лучше и быть не могло. Сама жизнь и смерть играет на нашей стороне.
— Смерть — она всегда на своей собственной стороне, моя любезная Серсея. Ее нельзя нанять, как телохранителя, и заставить делать за себя грязную работу. Но можно ее направить — ей, в сущности, все равно, кого косить. Кстати, о телохранителях — зачем вы устраиваете этот фарс с Псом-нянькой? Вам не кажется, что все это переходит грани разумного? И допустимого… Он же может и сорваться…
— Что, вот на эту глисту в скафандре? Да не смешите меня! Он что-то такое себе втемяшил в свою уродливую голову — тоже мне, защитник! Рыцарствует. Защищает слабых… Это у него, видимо, комплексы детские: убитая сестричка и подобного рода сопли. Джофф над девчонкой взялся подтрунивать, так, по-доброму, слегка — а она тут же в слезы, боится его, честное слово! Вот курица! Куда ей с ним справиться… Джоффри нужна твердая рука и ясный ум — а не этот слезливый кисель… Из-за насмешек Джоффри Пес и озверел. Ему тоже вечно кажется, что его дразнят. Это у них общее. Нет, ну вы, конечно, правы, Бейлиш, девчонка начала расти, тоже заметно — вот у него слюни-то и потекли… Она же у него все время перед глазами, с этими ее провожаниями… Еще бунтует, зараза! Не надо было с ней цацкаться с самого начала, а настоять, чтобы жила у нас. Тогда бы они лучше познакомились с Джоффри, а Пес…
— Что?
— Да ничего. Так. Пускай помучается. На них так весело смотреть. Она его боится — а он хочет ее сожрать. Или разорвать. Или разорвать и потом уже сожрать. Экая зверюга…
— Вам, я чувствую, он этим и импонирует, не так ли?
— Что вы имеете в виду? На что намекаете?
— Да ни на что. Клиган — отличное приобретение, в определенном смысле. Но не идеал. В нем слишком много человечности, слишком. То ли дело его братец. Вот это — настоящая сила природы. И никаких соплей, никогда. Когда-нибудь я переманю его к себе. Пока ему комфортно в полиции — там он может развлекаться, как ему угодно. Но у всего есть своя цена… А младший, при общих равных — слаб. Если вы на него слишком нажмете — он сбежит, глазом моргнуть не успеете. Так что, Серсея, играйте, но не заигрывайтесь. Вы недооцениваете, боюсь, его отношения к Старк. Вот, смотрите — типичный тому пример…
Серсея взглянула на то, на что показывал Петир. Пес красивым жестом накинул на Сансу свою кожаную куртку. Вот гадина, ему ее Джоффри подарил, между прочим! А маленькая поганка и довольна, ишь, как вцепилась в куртку!
