Она докурила, аккуратно затушила сигарету в сетчатом поддоне, прикрывающем край урны — окурков тут почти не было, что было показательно: либо жители города больше стали следить за здоровьем, либо стыдятся плохих привычек и дымят дома.
Санса поднялась, подтянула на спине лямки рюкзака и, не спеша, направилась к лавке, бросающей на влажный асфальт неяркое золотистое пятно. Если все пойдет хорошо, и хозяин лавки захочет с ней разговаривать, всегда можно будет приобрести пару бутылок вина: одну для Джона, одну для Змеек.
Сарелла туманно намекала на то, что этот день рождения можно и отпраздновать — все же не каждый день исполняется двадцать один. Санса тогда от нее отмахнулась, а сейчас начинала думать, что, пожалуй, подруга и была права. Действительно, не каждый день. Иногда можно. По старой памяти, возможно, старик закроет один глаз на то, что до легального возраста осталась одна неделя — и продаст ей спиртное. Не ждать же ей тут только для того, чтобы купить две баклажки с вином? Ну, как пойдет. Санса дернула неподатливую деревянную разбухшую от дождя дверь и вошла внутрь.
========== IV ==========
Мне этой ночью так длинно снился Ваш дом
Был страшный ливень я дверь толкнула зонтом.
Как много кукол, аптечный запах и груды книг.
Я в белом платье вхожу и вижу, что Вы – старик…
Так сколько ж лет я жила на свете без Вас?
Захлопнув книгу, легла устало рука
И абажур над столом качнулся слегка
И стало в доме немножко больше огня
И Вы узнали в дверном проеме меня.
Я сяду у Вашей правой руки
И выпью тепло ладони до дна
О, Боже, как белы Ваши виски.
Как много я Вам доверить должна.
Мне снился сегодня ночью Ваш дом,
В котором я никогда не была.
Я часто бываю в доме другом,
А Вас я наверное выдумала.
Белая Гвардия. Вы там
Санса IV
1.
В лавке все было, как прежде — недоставало только запаха трубочного табака. За прилавком никого не было, и Санса, подумав, что, вероятно, припозднилась, и хозяин просто задремал где-то в задних комнатах, уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг услышала шаги и задержалась. Глаза, еще не привыкшие к свету после темной улицы, с трудом различали силуэт человека, показавшегося из мглы предбанника. Что-то было страшно знакомое в этой фигуре. Где-то внутри неприятно защемило осознанием того, что не надо ей было сюда заходить — совсем не надо. Переступив этот порог, она шагнула в прошлое: на четыре года назад. Санса развернулась, чтобы уйти — может, ее все-таки не заметили? Тщетная надежда.
— Какие люди к нам пожаловали! Раз уж пришла, имей смелость хотя бы показать лицо. Не обольщайся, я тебя узнал.
Поворот от двери — пронизанная бледными пятнами фонарей тьма снаружи манила таким близким спасением — занял, казалось, целую вечность. От хваленой выдержки остались одни лохмотья — идиотские обрывки самообмана. Сердце колотилось так, словно она пробежала с этим рюкзаком от лавки до усадьбы. Оставалась последняя надежда, что хоть внешне ее смятение никак не проявится. Санса обернулась к прилавку и, нацепив на себя самую бесстрастную свою личину — ту, что приберегала обычно для тетки или Арьи, уставилась, не моргая и не опуская глаз, на мужчину, стоящего перед ней. Тот смотрел на нее так же бесстрастно, только рука бессознательно потянулась к опаленной брови.
Сансу захлестнуло острейшее ощущение дежа-вю. Доигралась со своими экспериментами. И почему она сразу не пошла домой? Вот тебе и учебный бой! Тут предстояло генеральное сражение — надо было поднимать всю тяжелую артиллерию, вытаскивать из закоулков души все те аргументы, что она ночами бесконечно прокручивала в воспаленном от бессонницы мозгу. Восстанавливать в памяти события, старательно ей затертые. Просить прощения. Тут Санса понимала, что есть такие вещи, за которые извиняться излишне и неуместно. Как не говорят спасибо за любовь, так и не просят прощения за нелюбовь. Или за месть. В какую категорию попадал ее поступок тем весенним пряным утром, Санса пока еще для себя не определилась. Этому не было названия на известном ей языке — или их было очень много. Слишком много, и ни одно не было исчерпывающим. Слова варьировались от использования до предательства — но все они, в большинстве своем, несли в себе смысл, который подразумевал ответную ненависть, злобу, отвращение.
Ничего этого она не наблюдала сейчас в глазах человека, стоящего за деревянным, покрытым коричневым лаком прилавком и пристально на нее смотрящего. Но не было в них и того, что она привыкла там видеть. Ни тепла, ни восхищения, ни преданности. Только холод и отстраненность. Санса повидала множество глаз за эти четыре года, ответила на нескончаемое количество взглядов, несших в себе самые разнообразные эмоции, и точно знала, что Сандор Клиган ее больше не любил и не желал. Все было проще, чем она ожидала, чем рисовала себе смутными ночами. Все кончилось, как должно было кончиться, и ее оправдания совершенно ни к чему.
Санса сама не отдавала себе отчета, что именно она испытывает по этому поводу — ее переполняла такая гамма эмоций, что вычленить из этого спектра какой-то отдельный оттенок она не была сейчас в состоянии. Она разберется с этим потом. Спрятавшись в усадьбе, за плотно закрытой дверью, снявши все маски. Тогда будет легче отдать себе во всем отчет и взглянуть правде в глаза. Санса давно перестала себе врать — во всем, кроме этой запретной темы, на которую в ее мозгу было наложено жесточайшее табу. Однако, до двери усадьбы еще предстояло добраться, а теперь надо было играть роль и отвечать за свой выбор. Пауза затягивалась, а Клиган явно не намеревался помогать ей в этой неловкой для обоих ситуации.
— Привет, — неуклюже сказала Санса.
«Тут чего не скажи, все будет неуклюже». А он все стоит и буравит ее взглядом. Сансе стало совсем не по себе, и она приступила к попытке номер два.
— Я бы хотела купить вина.
Это сработало.
— Что, решила отпраздновать свое возвращение? Променад по местам былой славы?
— Мне бы хотелось купить вина, если тебя не затруднит.
— Затруднит. Ты несовершеннолетняя. Всё еще. Я не имею права продавать спиртное людям, не достигшим легального возраста.
Это было уже даже не смешно. Нелепость и бессмыслица. Санса почувствовала, как закипает в ней раздражение по поводу этого тупого разговора. Это, как говорила одна из старших Змеек, ее слабая сторона. Эмоции — от них никуда не денешься. С другой стороны, гнев отчасти помог ей выйти из состояния ступора, в котором она пребывала с момента, когда узнала в человеке за стойкой Клигана.
— Двадцать один мне исполнится меньше чем через две недели.
Он недобро усмехнулся, и в первый раз Санса не заметила, а скорее почувствовала в собеседнике что-то человеческое. Отдачу. Досаду и то же раздражение, что терзало и ее. Это было странно.
— Вот через две недели и приходи. Была охота из-за тебя влезать в неприятности.