А всем остальным плохо. Тебе плохо, потому что ты врешь. Джону — по той же причине. Брану плохо, потому что всем остальным плохо — а он у нас чувствительный. Мелким плохо, потому что в доме несколько месяцев в воздухе висел топор — а теперь он повиснет снова. Даже собакам плохо — потому что хозяева несчастны. И что — нужно оно было? Стоила ли игра свеч?
— Я не разрешаю тебе судить твоего дядю, который, между прочим, заботится о тебе, как о родной дочери, и вообще не может быть судим девчонками!
— Нет, тетя. Мой отец бы не стал так делать. Наш с Сансой отец. Не верю я в это. А о неподсудности— все мы люди. И всех нас судят за поступки, а не за статус и не за возраст. И любому из нас завтра может ветка на башку свалиться — и куку. Ветке поди докажи, что это был уважаемый человек и отец семейства. Мы все ровня — все смертны. Поэтому и за определенные гадкие поступки, что разрушают жизнь других, нас измеряют одной мерой. Когда я на фехтовании — неважно, кто там передо мной под маской. Важно, как он двигается и что делает. В любом случае — уже поздно. Мы с Рейегаром уже поговорили — и мою позицию он знает. И я ее не изменю, что бы вы там ни говорили. А если Санса захочет правды — я ее скажу, хотя не уверена, что ей эта правда понравится. А ты уж сама разбирайся — где ты и где вы, как «ячейка общества». Я — сама по себе. От моей семьи уже давно ничего не осталось. Все, кто имеется — те и есть мой приоритет. Санса, Бран, Рикон. Даже Ним и Лохматик. А если у вас свое мнение на этот счет — ну что же — как есть. В конце концов, никто не обязан во всем соглашаться с другим… Смотри, вон идет дядя и мелкие. Пора нам заканчивать, похоже…
Лианна глянула в окно на приближающегося мужа, что вел за руку Рейеллу и норовящего ускользнуть Рикона. Арья смотрела на тетку — та закусила губу, мучительно размышляя. Было ее жаль — так ей с очевидностью не хотелось ругаться с супругом — даже из-за любимых племянниц.
— Тетя, не заморачивайся — ты всегда можешь промолчать и свалить все на Сансу. И на то, что та взяла Джона в оборот. Ну, или вали все на меня — я известная язва. Если не хочешь — можешь с ним не ссориться, — весело прошептала Арья прямо Лианне в ухо, отстегнулась и вышла из машины.
Рюкзак можно было забрать потом — лишь бы не забыть побыстрее сунуть барахло в стирку. И поставить телефон на зарядку — когда Санса доберется до той тетки в столице и узнает всю последовательность событий, долго ждать ее звонка не придется… Может, позвонить самой?
Арья зашагала к дому, не оглядываясь.
Нет, не станет она сама звонить. Охота была! Хорошего ей сказать все равно нечего — а плохое всегда вылезает само. Санса очень хочет знать правду — а правда размажет ее по мостовой еще сильнее, чем неведение. Она сильнее, чем думает — но, как ни крути, этот дурак Клиган — равно как и она для него — то самое уязвимое место: дырка в панцире. Ткни туда — и все. Как просто, как банально. Людей всегда ловят на слабостях. Чтобы на них не ловили — надо их не иметь. Чем больше близких — тем больше слабостей…. Уже хватает братьев-сестер — еще не хватало обзаводиться любовником…
Арья покачала головой. Нет, оно того не стоит. Да и что она нашла в этом Клигане? За три дня, что Арья провела в Лебяжьем Заливе, она так и не смогла этого понять — а ведь это было, пожалуй, основной причиной, что привела ее в этот мерзкий городишко. Понять собственную сестру — ее мотивы, выбор, ее прошлое…
Арья сцапала на кухне большое яблоко, воткнула в сотовый шнур для зарядки, что, на всякий случай, всегда торчал из-под маленького столика у стены, прошла насквозь через черный ход на кухне на нижнюю веранду, уселась там на Сансин пуф, который сестра вытащила себе для занятий на улице и задумалась.
От посещения прибрежного городка личность Сансы не стала ей понятнее — даже наоборот. Видимо, чтобы разгадать эту головоломку, надо было видеть этих двоих вместе. Потому что трудно было представить себе что-то менее подходящее в качестве партнера для Сансы Старк, чем этот замороченный, потрёпанный жизнью, вымотанный бесконечной борьбой с алкоголем и самим собой тип.
2.
Арья приехала в Лебяжий Залив к вечеру. Два дня она провела в дороге: добиралась автостопом, лишь на одном отрезке пути сев на междугородный автобус. Заморачиваться с общественным транспортом она не хотела: даже допуская мысль о том, что она выглядит старше своих лет, Арья могла рассчитывать только на то, что ее примут за шестнадцатилетнюю — от чего ей было ни горячо, ни холодно — и точно также противозаконно, с точки зрения правил о путешествиях несовершеннолетних. Поэтому оставалось либо идти пешком, либо «голосовать» на дорогах, заранее забив на скорость передвижения на трассах — туда нельзя было толком пробраться пешком, да и подбирать попутчиков, насколько ей было известно, на хайвеях запрещалось.
В основном, с автостопом ей везло: первые два водителя вообще приняли ее за пацана. Один дальнобойщик провез ее почти до половины пути и полночи травил байки про дороги и про города-призраки, что порой попадались на пути каждого бывалого шофера. С утра они отлично позавтракали на бензоколонке, и оттуда Арье уже было ближе до побережья, чем до гор. Второй тип, которого она подцепила тем же утром чуть западнее по второстепенному шоссе, где она неплохо размялась, прогулявшись пару миль по утреннему холодку, был менее разговорчив — но и машина его ехала быстрее. К вечеру он высадил ее на развилке и свернул к собственному, где-то неподалеку находящемуся дому.
Дальше было сложнее. Уже в темноте, она, валящаяся с ног от недосыпа, почти шлепнулась под колеса новенького компактного Шевви, за рулём которого обнаружился высоченный — ему явно было неудобно в «бабьей тачке» — старикан. Он, как выяснилось, перегонял автомобиль дочери в городок, где та училась в колледже, и никаким образом не повелся на попытки Арьи прикинуться мальчиком. Сообщил ей, что у него дома три дочери, если не считать той, что уехала учиться, и что его не проведешь «на этих уловках» Спросил, почему родители Арьи за ней так дурно смотрят и, в ответ получив мрачную фразу о том, что она круглая сирота, так усовестился, что даже поделился с попутчицей бутербродами с яйцом и яблочным домашним пирогом, заботливо завернутым в клетчатые салфетки.
В его машине Арья провела вторую ночь — большую часть из которой она проспала, свернувшись клубочком на заднем сиденье под курткой добродушного пожилого фермера, что все время пути мурлыкал одну и ту же песню про лошадей — что вгоняло Арью в дремоту. На рассвете они расстались — многодетный папаша дочерей всучил ей карту западного побережья и велел держаться подальше от «маньяков на байках» Арья усмехнулась про себя, подумав, что глупо было бы давать такое обещание, учитывая, что она как раз и едет вот к такому «маньяку на байке».
К тому времени она уже оголодала и изрядно устала, так что, видимо, и ее актерская игра начала падать в качестве. Следующий дальнобойщик не стал с ей спорить на предмет ее принадлежности к сильному полу, но, искоса ее изучив, пока они сидели бок о бок в кабине, уже через пару десятков миль попытался ее облапать, за что получил кастетом по жирной руке. После чего Арья была безжалостно выкинута на обочину пути в никуда, и ей пришлось тащиться с десяток миль пешком по солнцепёку — днем апрель не шутил — солнце грело вполне по-летнему и лишь на ночь пряталось в ледяные пещеры, уступая свое место зимней луне и вполне еще кусачему морозу.
Когда Арья добралась до чего-то похожего на поселок, она купила себе билет на рейсовый туристический автобус, который должен был довезти ее как раз до Лебяжьего Залива. По побережью курсировали вот такие экскурсионные виды транспорта: для досужих туристов, что любят пялиться на морские дали и делать селфи возле ржавых маяков, загаженных чайками. В автобусе она села на заднее сидение, прикрылась курткой и продрыхла всю дорогу до гадкого городка. Лебедями в этом городе и не пахло. Зато здорово воняло мочой, доками, раскаленным железом и протухшим на солнцепеке мусором, что высился пестрыми горами над размалёванными граффити линялыми мусорными баками. Вокруг этих аккумуляций помойки важно бродили жирные чайки. Более отвратительное место трудно было себе представить.
