— Проходите.
— Спасибо, сэр.
Вот и началась новая фаза в его жизни. Закрылась одна дверь, открылась другая. В конце концов, все люди должны работать. Да и Серсеины деньги не бесконечны. В любом случае, дальше ехать не имело смысла. Если останавливаться — почему бы и не тут? Вонючие баки, грязные улицы. Все, как полагается такому, как он. А еще в качестве бонуса — зубастый маяк, к которому он будет каждый день гулять, проверяя новые наросты. Море… Интересно, когда оно замерзнет? И замерзнет ли…
========== XV ==========
Тогда было время, что времени не было,
Тогда было слово, но не было слов.
Тогда небылицы не были небылью,
А лицами неба являлась любовь.
Там пела Анжела
И ангелы пели с ней,
О небесах там ангелы пели с ней,
И песня летела.
Тогда было место, где не было местностей,
В них не было верха и не было дна,
Носилась над бездной, безвидной и девственной,
Прекрасная птица — певица одна.
Там пела Анжела
И ангелы пели с ней,
О небесах там ангелы пели с ней,
И песня летела.
Ольга Арефьева и «Ковчег» — Анжела
1.
Санса проснулась от того, что кто-то провел ей по лицу холодной мокрой тряпкой. Она открыла глаза — прямо над ней зависла Нимерия, что, свесив вниз морду, требовательно тыкала ее в щеку влажным носом. Санса, вытащив руку из по одеяла, с трудом дотянулась до пушистой морды хаски и рассеяно потрепала собаку между ушами. Ним повиляла хвостом и легла в изножье кровати, беспокойно взирая то на дверь, то на хозяйку, безнадёжно утерянную в недрах спального мешка.
Санса приподнялась на локте и взглянула на сестру: как та умудрилась перевернуться, знали только Семеро, но факт остается фактом — Арья лежала наружу ногами, торчащими из того места, где полагалось быть голове, а своей лохматой башкой запихнулась в самую глубину своей импровизированной постели. Немыслимое дело! Санса перевела взгляд на часы: было уже десять утра. Можно и нужно было вставать. Она стащила с кровати одну из мелких декоративных подушечек и довольно метко кинула в то место, где, предположительно, находилась буйная голова Арьи.
Спальный мешок заворочался и даже замычал, — это было очень смешно. Санса фыркнула. Вот сейчас бы видел ее Джон — это вам не вечернее платье!
Сестра червяком вылезла из своей норы и села, скрестив ноги на ковре. Ним тут же спрыгнула с кровати и проделала с Арьей ту же процедуру, которой до этого разбудила Сансу. Девочка лениво гладила псину, прижимаясь лохматой головой к густой шерсти на боку. Потом потерлась лицом о шею Ним и, наконец, открыла глаза.
— Привет! Сколько времени?
— Уже десять. Тетя нас убьёт.
— Не убьет, авось. Там же Джон есть. И вообще, сегодня воскресенье! Это ты можешь дрыхнуть допоздна хоть каждый день, а нам, простым смертным приходится топать по морозцу — грызть гранит науки.
— Знаем мы твой гранит! Прогульщица. И потом, я встаю вместе с тобой — по привычке.
— Ну и дура. Я бы спала и спала. А занималась бы вечером. У меня после шести пополудни голова словно включается.
— А я уже даже не знаю. Раньше я любила вставать по утрам и просыпалась до будильника — сама. А теперь и не понимаю толком. После этого лета все сбилось.
— Да помню я твои штучки. Человек-будильник. Этот вот твой хрыч очень правильно тебя прозвал. Пташка и есть Пташка.
— Арья!
— Прости. Забыла. Имен называть нельзя, а то ты расплачешься. Можно, я дам ему какое-нибудь кодовое название? Как насчет « змей подколодный»? Нет, это твой первый муж. Шакал? Это больше подходит Джоффри. О, придумала! Я буду звать его «Шавкой». Потому что он уполз, как шавка…
— Не надо его никак звать. Вообще не говори о нем.
— Ага. Я — не говори, а сама ты в рубашке чьей щеголяешь?
— Я не щеголяю. И ты права — зря. Просто иной раз…
— Что?
— Ничего. Ты все равно не поймешь. Давай уже вставать.
— А я уже встала. Ты пойдешь мыться?
— Умываться. А тебе как раз помыться не помешало бы. Вчера-то вечером не стала — я слышала.
— Тоже мне. Ладно. Умойся, я потом.
Санса пошла в ванную, наскоро побрызгала в лицо водой. Волосами можно было теперь не заморачиваться — даже причесываться не надо, хорошо! Надо лбом кудлы подросли и стали торчать вверх непослушными рожками. Санса кое-как пригладила их. Сюда бы такую щетку, какими собак чешут. Разве что у Ним одолжить? Санса хихикнула и поморщилась. В дверь раздраженно постучали:
— Давай быстрее. Тетя приходила узнать, живы ли мы. И говорит, если не спустимся через десять минут, она завтрак вообще уберет.
— Ммм. Иду. Извини.
Санса еще раз посмотрелась в зеркало и вышла. Арья тут же, пихнув сестру локтем, зашла внутрь и захлопнула за собой дверь. Санса недовольно покрутила головой — зачем же так громко? — и пошла одеваться.
Через пять минут сердитая и какая-то красная младшая сестра вышла из ванной.
— Это ты слила всю воду? Я залезла в душ — все было нормально, но, когда начала смывать мыло, вода довольно быстро стала ледяной… Пришлось мыться так — но холодно же, седьмое пекло!
Санса вздрогнула от последних слов Арьи. Как давно она их не слышала! Тут же одернула себя. Подумаешь! Самое обычное ругательство, куча людей его употребляет. И все же, как и многие другие вещи, эта фраза уже закрепилась в ее мозгу, как эксклюзив, и теперь бессознательно вызывала массу ненужных и неуместных эмоций — до дрожи в коленях.
Санса привычным жестом попыталась откинуть волосы от щеки — и обнаружила, что надоедливых прядей давно уже нет — рука цапнула воздух. Отсутствие привычных вещей, знакомые слова, услышанные не из тех уст, бесконечные несовпадающие, словно чужие, дежа-вю: все это смутностью и несостоятельностью сводило с ума.
— Ну так что — мне тебя бить за холодный душ?
— Арья, я же сказала — я не мылась. Только умывалась, — машинально ответила Санса, рассеянно ковыряя заусенец на безымянном пальце.
— Оставь эти свои ногти! — прикрикнула на нее младшая сестра. Санса даже не стала возмущаться наглостью и отсутствием субординации. Права — значит, права. Она нервно запихнула руки в задние карманы узких джинсов.
— Ладно. Кто бы ни был — убью!
— А если Джон? — вырвалось у Сансы.
Арья взглянула на нее с изумлением.
— Ну и что, что Джон? И его тоже… Чем он лучше других?
— Ничем, ты права, — выдавила из себя старшая сестра, криво улыбаясь. Все же, похоже, искать там было нечего.
